А там уже идёт веселье. Вход в типографию есть со стороны улицы, а есть с заднего двора. Там половина забора имеется. Когда-то были ворота, но толи упали, то ли мешали, но их убрали и теперь в заборе просто дыра метров в пять. Столбы есть, на которых створки висели, а самих створок немае. Сашка отправляя товарищей вперёд сказал Улану, чтобы отпустили пролётку чуть раньше, а сами, чтобы не отсвечивать у типографии привлекая прохожих и полицейских своим праздным видом, зашли за забор и там их ждали. Они с Ильёй подъехали к самой типографии, благо от дома Ильи отошли уже прилично и даже если полиция потом найдёт этого кучера, то он ничего определённого сказать не сможет. Подобрал на улице. Довёз, слезли, полтинник дали.
Сашка подождал пока пролётка отъедет подальше, всё же чуть перестраховаться решил и остановил метром на пятьдесят раньше, огляделся, ничего подозрительного не заметил и дёрнул за рукав оглядывающегося Илью.
— Пошли. Нам туда.
Еще вчера они с Ванькой примерно в это же время, вернувшись от Илья и заехав по дороге в кузню, забрали там заказанные ломик, монтировку или гвоздодёр, точнее, и кувалдочку на пару кило. Зубило ещё. Подъехали зашли за забор, отделяющий двор от улицы, и припрятали там в поленнице инструменты. Сейчас, отправляя Ваньку и Улана, Сашка калмыку сказал, чтобы проверили на месте ли инструмент, и если рядом никого нет, и в самом здании тишина, и замок висит, то можно, в принципе, замок и сбить или петли вырвать, уж что получится, потому весь инструмент и заказали.
Зашли они с пролетарием за забор, а там картина маслом. Ванька и Улан Бьют мужика. Приличного такого в шубу одетого.
— Эй! — окликнул физкультурников Кох.
Боксёры оглянулись, узрели своих и продолжили. Бывает. Сашка Илью к поленнице толкнул и к этим самоуправщикам бросился, но пока подбежал, всё закончилось.
— Что это? Кто это?
— Да Улан замок сорвал, а там мужик этот к нам идёт. Здоровый гад. Еле успокоили.
— Кто это.
— Этот главный у них, — пояснил Ванька.
— Затаскивайте внутрь. Чёрт. Здоровый битюг. Ванька метнись за Ильёй, если он не сбежал. Тащи сюда. Улан, берем этого за руки за ноги и заносим, быстрее.
Оказалось всё ещё хуже. Затащили, а из-за одной из дверей женский голос:
— Ванюша, скоро ты там, я уже разделась?
— Ванька тебя зовут, — мотнул головой на дверь Сашка. Веселуха получилась. Сейчас ещё чего-то нужно с голой девицей делать. Откладывать миссию нельзя. Теперь после нападения на главнюка он и охрану может нанять с огнестрелом, а то и полицию пойдёт, а там не пошлют его, а засаду посадят. В общем, Сашка решил плана не менять. Может и хорошо для хозяина типографии, что его найдут связанным и побитым. Так-то мужик честно работает, пытается свести концы с концами, новости в массы серые несёт. А если по листовкам его типографию вычислят, то могут и жёстко обойтись в самопроизвольное печатание не поверив. А тут штамп есть теперь. Прямо на физии и не один.
— Че, Ванька⁈
— Не дрейфь. Верёвку готовь. Взял?
— Туточки.
— Пошли, не жмурься. Варежку ей в рот сразу.
Ну, справились, хоть Ваньку за палец, а Коха за ухо девица пышненькая цапнула. Голодная, наверное. А ещё говорят, что толстенькие они добрые. Эта была и толстенькой, и злобной.
— Кровь идёт! — показал палец пацан.
— Хреново. А вон бутылка с водкой на столе, залей обязательно и прополощи.
Вот же гадкая девка. Нужно было с хука знакомство начинать, не дай бог какой гепатит у неё или чего здесь в Питере? Сифилис, Туберкулёз. Вот сволочь! А они начали ей руки заламывать, чтобы связать. Ванька за титьку схватился и выпустил стерву с испугу. Тут она и начала кусаться.
Положили прелюбодеев рядышком на полу связанными и с кляпами в нужных местах. Девицу Сашка прикрыл её же пальто, хоть и кусучая, а не звери же, ещё простынет. Доктора потом оплачивай.
Пока они с Ванькой щупали девицу и перетаскивали тела, Илья, надо отдать ему должное, не вуайеризмом занимался, а оборудование за стенкой рассматривал и даже начал гранки собирать.
Успели. С запасом или нет неведома. В два обычно приходит назад этот любитель сладеньких — Ванюша, а во сколько остальные не известно, но не сильно поздно. Чего ему одному в типографии делать. Без десяти два покинули типографию с двумя сотнями листовок. Чуть позаимствовали у бедняги Ванюши клея. Видимо и он всякие афиши на стены и тумбы клеит.
На следующее утро, в заранее определённых местах, в том числе и возле казарм кавалергардского полка, Ванька и нанятый, специально обученный этому делу пацан, все листовки про порочную связь Дантеса и его якобы приёмного отца министра — посланника барона Луи Геккерна, расклеили. Пацана нашёл Ванька. Стоял возле тумбы с афишами и ждал того, кто их клеить будет. Вот этот Митька и появился. Оказался сиротой. Живёт у бабки и берётся за любую работу. Гаврош эдакий.
— Сашка давай его заберём с собой. Смотри, на нём живого места нет и худой какой. Одни глаза. — Пацана Ванька после акции привёл к ним поесть, пожалел. Вся конспирация козе под хвост. Придётся на всякий случай забирать. Ну, и так мальчонку жалко.
— Ну, а чего, давай заберём.
Глава 26
Событие шестьдесят восьмое
У нас преступники встречаются и в тюрьмах, хотя, конечно, реже, чем везде.
Владимир Кафанов
Всё получилось даже лучше, чем Кох рассчитывал. Лучше настолько, что даже если такое планировал, то ни за что бы не получилось. Дантеса проткнули саблей насквозь. В живот. И он умирал целых пять дней. В муках.
Не, Сашка кровожадным монстром не был. Умер бы барон д’Анте́с сразу, получив удар сабли повыше, в сердце, и чёрт бы с ним. Но раз помучился, то и ладно, может остальным наука будет.
О поединке рассказал Сашке и Аньке их квартирохозяин господин Радищев. Сашка с баронеской, пока не подтверждённой Указом или каким другим документом, доигрывали партию в шахматы, спать ложиться собирались, когда стук в дверь раздался. Ванька вскоре появился вместе с Афанасием Александровичем.
— Анна Тимофеевна, а есть у вас чего от головной боли? Раскалывается просто голова. Извините за столь позднее вторжение, но слышал, что вы не спите ещё. Решил побеспокоить. Мочи нет, — развёл руками полицмейстер.
— Конечно, Афанасий Александрович, вам заварить или ваша…
— Заварите, Анна Тимофеевна, моя кухарка пока всё это заварит, да ещё неправильно чего сделает, — выглядел полицмейстер бледным, даже синим каким-то.
— Хорошо. У нас посидите, я вам потом помассирую шею и уши, посмотрю, с чего у вас боли. А Сашка… м… дархан Дондук спиртовку подожжет.
— Да я знаю с чего у меня боли. Два дня не сплю по городу ношусь. Кофе кружками пью. И всё на нервах. Государь на встречах кулаком по столу стучит, чего я за ним раньше никогда не замечал, — присел в кресло напротив Сашки Радищев.
Тот уже достал из сундука бульотку, сел в своё кресло и разжигал её.
— А цего слусилось? Цего твоя бегать. Цего стусять? — голубое пламя вспыхнуло и стало облизывать низ ёмкости.
— Ох, не знаю, как при даме-то и сказать. Содомия сплошная.
— Ого!
— Вот то-то и оно, — Радищев склонился к Сашке. — Вы же помните барона Дантеса. Шарля. Высокий такой кавалергард. Был на приёме у Вяземского, где Анна Тимофеевна блистала.
— Помнить. Длинный. Глупый. Язык не знаить. Тупой. Мой не любит такой.
— Тупой? Возможно. Убили. Его. Прямо в полку кавалергардском полковник их саблей в живот проткнул, — полицмейстер поморщился схватился за виски.
— Зивот? А пли сём тут зопа? — попытался выпучиться Кох.
— Ай, не так начал. По всему Санкт-Петербургу кто-то наклеил листки напечатанные, что барон Луи Геккерн — министр посланник королевства Нидерланды живёт во грехе с бароном д’Анте́сом, как с женщиной, и для сокрытия греха хочет его усыновить. Как с женщиной живёт!!! Ну, приходит этот м… тётками их у нас называют. Приходит этот тётка в казарму, а полковник Александр Михайлович Полетика и говорит, мол, господа, тётка пришла. И жест сделал неприличный. По-русски сказал. А потом по-французски говорит барону, пошёл, мол, вон отсюда, тётка, не позорь офицеров кавалергардов, и чтобы сегодня же подал прошение об отставке. Ну тот французик вспылил и вызвал полковника на дуэль. А Александр Михайлович говорит, что с женщинами не дерётся. Слово за слова, Шарль этот схватил саблю и напал на полковника, а только тот проворней оказался, и бой завязался. Дантес полковнику ухо отрубил и на щеке рана, три шва наложили, а сам нанизался животом на саблю, насквозь его проткнул Полетика. Ну, скандал, — Радищев нагнулся посмотрел, как язычки пламени облизывают дно медного сосуда, — Дошло до Государя. Его императорское Величество в ярости. Симпатизировал он этому французу. Вот мы второй день всей полицией и на ногах. Ищем, кто эти листки понаклеил в городе.
