Погрузка и формирование состава заняли примерно часа два. Все это время адмирал Алексеев терпеливо ждал, наблюдая за работой железнодорожников, наших специалистов и моряков крейсера "Паллада". При этом он негромко о чем-то переговаривался со своим флаг-офицером.
Наконец настала минута прощания. Наместник подошел к полковнику Антоновой, и передал ей толстый, засургученный пакет, который с сопроводительной запиской следовало немедленно передать лично в руки Государю. Я усмехнулся. Наши специалисты сумеют вскрыть его за пару минут, да так, что сам пакет и печати при этом не пострадают, переснять все, что в нем содержится, и так же тщательно уложить все на место. Следовало знать - что мы везем в Петербург, и, соответственно, быть готовыми к любым неожиданностям.
Пожав нам всем руку, Алексеев монументально застыл на перроне. Майор Османов отдал команду: "По вагонам!", потом паровоз дал гудок, и состав отправился в путь...
13 февраля (31 января) 1904 года, Вечер, Остров Цусима. Идзухара. Вице-адмирал японского императорского флота Катаока Ситиро. Вечерело. Солнце садилось в море. зеленые сосны, растущие на склонах гор, тянули свои ветви вслед уходящему светилу. В небе громоздились столбы кучевых облаков, погода портилась. В лесах, окружавших Идзухара - столицу княжества Со, издавна владевшего Цусимой, - истошно кричали дикие коты. Они звали на бой соперников, желая показать свою доблесть таким же диким, как и они кошкам.
Вице-адмирал японского императорского флота Катаока, сменивший под вечер свой мундир на шелковое кимоно, сидел на застекленной веранде дома, и задумчиво смотрел на море. Душа 50-летнего самурая была полна печали. Рядом с ним на полу лежала его родовая катана и кодзука - нож для совершения обряда сэпукку. Катаока время от времени поглядывал на них, словно решая, не настала ли пора позвать своего адъютанта, чтобы тот выполнил обязанность кайсяку и выпить перед уходом из жизни чашку саке в четыре глотка.
Ситиро-сан хорошо помнил те наставления, которые давал ему в детстве отец: "Главное для самурая - день и ночь, от рассвета до заката, исполнять свой воинский долг и обязанности перед господином, перед домом и родом его, а в редкие часы отдохновения упражнять праздный ум размышлениями и рассуждениями о бренности всего земного, постигать неизбежность таинства смерти..."
Адмирал Катаока считал что, не смотря ни на что, он честно выполнил свой долг. Его эскадра, состоявшая из устаревших кораблей, и получившая неофициальное прозвище "Смешная эскадра", сделала все, что смогла. Большинство ее кораблей и моряков честно погибла за своего Императора. Эти русские оказались опасным противником, а их корабли - настоящими машинами смерти. Сейчас Ситиро-сама чувствовал себя охотником, вооруженным тонким бамбуковым копьем, которого пара тигров загнала в пещеру у водопада. Корабли-демоны, теперь в проливе. Их два, хотя и одного из них хватило чтобы полностью прервать перевозки на материк. Второй привел с собой русскую мореходную канонерку, и теперь она, как пробка в бутылке с саке, закупорила Фузанский порт. Армейские артиллеристы не могут ничего противопоставить двум ее восьмидюймовкам и выученной команде, кроме самурайской отваги и батареи полевых пушек.
В первую же ночь в бестолковой попытке разблокировать пролив, его эскадра потеряла почти все корабли. Ночной огонь западных варваров оказался на удивление точным, а их снаряды обладали страшной разрушительной силой. Изуродованный остов батарейного броненосца "Фусо" не затонул только потому, что успел выброситься на берег. Младший флагман 3-й эскадры, контр-адмирал Хосоя, державший на "Фусо" свой флаг был тяжело ранен. Врачи говорят, что он может и не выжить. Командир корабля, капитан 2-го ранга Окуномия, разорван в клочья русским снарядом, попавшим прямо в мостик. Это было одним из первых попаданий. Мгновенная багровая вспышка, и вот уже корабль лишен командования. Кто не ранен, тот убит.
Сам вице-адмирал побывал на месте трагедии. Старый броненосец восстановлению не подлежит. Русские снаряды превратили его в груду металлолома. И вот теперь, жалкие остатки его эскадры, флагманский крейсер "Икицусима" и несколько номерных миноносцев, словно крысы, забились в пролив Асо, разделяющий остров на две половины, и ждут, когда придет и их черед уйти на дно с гордо поднятым на мачтах императорским военно-морским флагом. Но тигры не торопятся лезть в пещеру, они чего-то ждут. К тому же пропала телеграфная связь, сначала с Японскими островами, а потом и с материком.
Катаока вздохнул. - А ведь как было все когда-то хорошо. Он вспомнил, как еще юным мичманом он, в середине 70-х годов, отправился в Германию, чтобы учиться там морскому делу. Полтора года он изучал европейские языки: немецкий, французский, английский, а потом, вместе с будущим адмиралом Ямамото Гоннохёе, проходил морскую практику на германских корветах "Винета" и "Лейпциг". Да, немцы были строгими, но опытными учителями. Особенно на "Винете" - ведь этот корабль и его команда совсем недавно вернулись из кругосветного плаванья.
Ситиро-сан вспомнил, как немцы с враждебностью отзывались об англичанах, которые считали себя владыками морей и презирали моряков всех других флотов. Именно тогда он и выучил много немецких ругательств, которые матросы Кайзермарине употребляли тогда, когда вспоминали встречи с наглыми "лаймиз".
- Тикусёмо! (Сукины сыны!) - выругался адмирал, на родном языке, решив не прибегать к языку европейцев, - и зачем только наши политики связались с этими наглыми бриттами! Ведь именно из-за них мы сейчас оказались в этой кэцу (заднице), загубив наш прекрасный флот?
Адмирал Катаока всегда считал, что политика - это самое грязное дело на свете, и недостойно самураю заниматься ею. В своей время ему предлагали должности резидент-генерала в Корее и генерал-губернатора Тайваня. Но Ситиро-сан отказался от этих заманчивых предложений, заявив, что он не политик, а моряк.
Но жизнь все же заставила его заняться политикой. И теперь, сидя на веранде, он думал о том, чем для его любимой страны может закончиться эта война. Ничего хорошего ему на ум не приходило.
- Нет, не там мы искали союзников, - подумал он, - ведь почему было бы не поискать их в Германии? Ведь немецкие инструкторы сумели превратить наше войско во вполне современную армию, умеющую сражаться не катанами и нагинатами, а ружьями и пулеметами. И теперь японские сухопутные части были ничем не хуже, чем полки любой из европейских стран.
Катаока вспомнил о своей второй командировке в Берлин, где он почти пять лет пробыл в качестве военно-морского атташе. Там он встречался с канцлером Бисмарком, ныне покойным, с Тирпицем. Эти великие люди говорили ему о коварстве и подлости Британии, и том, что и у Германии и у Японии есть великий сосед, с которым лучше дружить, чем воевать. Особенно Катаоке запомнился Бисмарк, старый и мудрый политик, который не раз говорил, что России можно нанести поражение, даже несколько, но победить ее не удастся никому. В Берлине он пробыл до 1894 года. Лишь после того, как началась победоносная война с Китаем, Ситиро-сан отозвали на родину, где в качестве командира корвета "Конго", а потом, крейсера "Нанива", участвовал в захвате Тайваня и Пескадорских островов.
