Красная и черная кровь на белом снегу. Кровь людей русских и кровь скотины. Крови было много, она текла ручьями к оврагу, смешивалась, образовывая лужи, а оттуда уже общим потоком стекала в овраг…
И еще увидел. Явно, не американцы. В американской форме. Но, видать, местные, из соседней деревни. Каратели. Эти все больше по карманам шарили. Кто-то из солдат дал им в руки по пистолету, и заставил делать контрольные выстрелы в голову мужикам, лежащим на краю оврага, а потом трупы сбрасывать в овраг. Что-то им орали, показывая на овраг, видимо, чтобы те спустились и доделали свое страшное дело внутри оврага, те отказывались, их просто сбросили туда. Раздались несколько выстрелов, и оттуда они потом выползли все в чужой крови и с оттопыренными карманами. Мародеры. Гиены войны. Есть псы войны, а есть гиены. Питаются объедками с барского стола и мертвечиной своих соотечественников.
Стадо коров разделили на две части. Первую половину отдали этим "соратникам". Вторую — расстреляли и лебедками затащили в кузова грузовиков. Увезли на базу. Потом пошли по деревне и в каждый до бросали гранату, затем его поджигали. Два человека пытались вырваться из пылающих изб, но их расстреливали, потом добивали в голову.
Скотина, что была во дворах, разбегалась. Ее расстреливали. Кур ловили, и бросали в машины. Собак расстреливали.
Была СВД. Расстояние большое, но можно было попробовать. Хотя вряд ли получится.
— Снимаешь?
— Снимаю. Скоро память на карте кончится.
— Сколько хватит карты и здоровья у тебя и видеокамеры — снимай. В инете выложим. Пусть весь мир любуется. Морды если получатся — вообще хорошо.
— Морды мы потом на компе отдельно увеличим. Мир должен знать своих героев.
— Знаешь, я уже много повидал на своем веку, мне кажется, что весь мир положил на нас с прибором, ему глубоко плевать. Каждый занят своим мирком — своей семьей. Ну, а уж сколько Россию лет рисовали как варваров, то, все, что сейчас делают штатники — суровая необходимость. Значит, по-другому никак нельзя.
— Ничего. Каждый достоин пятнадцати минут славы в этом мире.
Мы, скрежеща зубами, смотрели на то как догорала деревня. Было видно как по дороге появились машины пожарных, но американский кордон остановил их и развернул назад.
До наступления темноты американцы находились в деревне, следили, чтобы никто не уцелел. На закате подъехал трактор, и все, что осталось от коровника, вместе с обуглившимися телами, все сгребал в овраг. Потом закопал. В тракторе сидел один из местных, кто добивал раненных. Было видно, что тот сильно пьян. На этом же "трофейном" тракторе он уехал вслед за американцами.
Мы ночью обошли всю деревню. Никого в живых. Внезапно ударила оттепель. И вот непонятно отчего разъезжаются ноги возле оврага, то ли от грязи то ли от земли, пропитанной кровью людей и животных. Эту ночь я не забуду до доски гробовой. Немало я видел трупов. И врагов, и своих хоронили, и раненным давали гранату, потому что не могли их эвакуировать… Но, вот так… Всю деревню от мала до велика. Такого я не забуду и не прощу…
Через неделю мы разместили на многих сайтах видео бойни, с увеличением морд карателей. Шума поднялся, но ненадолго. На неделю. Потом все стихло как по команде. Ни опровержения, ни слушаний в НАТО и ООН. Всем наплевать.
Зато журналисты "подсветили" майора — командира карателей. Командир батальона "зеленых беретов" Брик. Майор Брик. Мы о нем много чего узнали. И поставили перед собой одной их целей его пленение и суд. При невозможности — казнить на месте.
У него "славный" боевой путь. Ирак, Афганистан, борьба с партизанами. Не гнушался ничем, в том числе и уничтожение деревень. Быстро рос в карьере. Два его первых командира погибли при невыясненных обстоятельствах, он занял их место. Лихой малый по борьбе с безоружными. Но, видимо, они так считали, что это очень важное занятие и грудь его украшал весь "фруктовый салат" — так американские военные называют награды.
Через полгода его батальон партизаны заманили в болото, где и благополучно уничтожили. Никого спасать не стали, просто утопили, те, кто пытался выйти — расстреливали, тела бросили в болото. Но все это было потом. Той же ночью мы шли по разъезжающейся под ногами земле. На ногах были американские военные ботинки, и мы не боялись, что нас потом опознают.
Зато когда опубликовали в Интернете фото убитых оккупантов с увеличением личных номеров, документов, то поднялся вселенский шум. Хотя… Был и положительный эффект. По миру прокатилась волна демонстраций, требующая немедленного вывода войск.
Появилась куча посредников, ищущая выход на командиров групп, предлагая неплохие деньги, полный правовой иммунитет, если те сложат оружие.
Некоторые согласились… Получили хорошие посты… Потом кто-то был осужден за какие-то махинации. Для них было важны деньги, а не Родина. А предателей никто не любит. Ни свои, ни чужие.
Двое покончили жизнь самоубийством. Тоже своеобразный выбор. Их выбор.
В течении трех месяцев нам удалось договориться и скоординировать работу большинства групп сопротивления по всей стране. Уже было двенадцать бригад.
21 июня ровно в 4.00 по московскому времени, на Камчатке был уже час пополудни, мы в пятидесяти местах взорвали железнодорожное полотно на Транссибе, предварительно пропустив все пассажирские составы. Было атаковано и уничтожено пятьдесят патрулей фашистов. Взорвано около тысячи двухсот опор ЛЭП. Много чего еще мы натворили.
Судьба, она штука суровая. В этот день атаковали базу, на которой были натовцы и каратели из местных — "русские орлы". Благо, что подкоп вели месяц с территории заброшенной автобазы по соседству. Взвод просочился, и перебив охрану, позволил нам ворваться и уничтожить почти всех. Дробин отстреливался из своего красивого пистолета долго, пока патроны не кончились.
Его привели ко мне.
— Ну, что? Разговор не пошел впрок? — я смотрел ему в глаза, он смотрел в пол и молчал.
— Владимирович, какого хрена, ты с ним байки травишь? Уходить надо, а ты к нему в душу лезешь? Валим его, и уходим! — Миненко нервничал.
— На! — я бросил ему один патрон — Дл тебя. Шанс даю как в прошлый раз. Будь… — не повернулся у меня язык сказать "будь офицером". Не достоин он этого.
Тот трясущимися руками вставил патрон в патронник в свой красивый пистолет.
— Застрелись нежно! — Иван на всякий случай прицелился ему в голову из автомата.
Дробин вскинул пистолет, чтобы выстрелить в Ивана, но тот его опередил.
— Сука! Застрелиться по-человечески не может! — Иван с брезгливостью отряхивал с брюк части мозга, разлетевшиеся из головы. — Это ты, полковник виноват. Доиграешься со своим либерализмом великодушием. Врагов надо уничтожать, а не прощать! Сколько раз тебе говорить, полковник, что заповедь "Если тебя ударили по щеке — подставь другую!" претерпела небольшие, но существенные изменения! "Если тебя ударили по щеке — поставь другую, дождись когда противник замахнется вновь — поднырни под руку, ударом солнечное сплетение и подсечкой, свали его землю. И сломай ему шею."
— Не палач, я, Иван! Не палач.
— "Я не волшебник! Я только учусь!" — Иван передразнил меня фразой из "Золушки". — Я, значит, палач! Ладно! Пошли, полковник. — Иван сделал контрольный выстрел в голову Дробину — Уходим.
За дверями он крикнул всем:
— Контроль и уходим!
Раздались одиночные выстрелы. И через пятнадцать база запылала, мы ушли. Наш путь лежал в то место, откуда все началось — в часть. Весь этот вселенский шум был затеян ради одного — оттянуть силы противника из города, где стояла наша ракетная часть.
А она еще стояла. Наши источники постоянно сообщали, что американцы хоть и почти все контролировали, но часть по-прежнему несла боевое дежурство. И по-прежнему у нас там оставались те, с которыми мы служили. Хоть и командовали частью залетные рвачи, которые ни дня не служили в РВСН, а большей частью тёрлись в штабах, но тем и лучше. Им же главное нужна была видимость, что часть управлялась. Не все золото, что блестит.
В пределах трехсот километров от части не было сделано ни одного акта возмездия после нашего памятного налета на колонну. Много воды с тех пор утекло семь лет войны… А как будто все вчера. И майор — негр, и дед-разведчик. И почти все с кем начинали, погибли…Бывший спецназовец, в последствии бандит — был предан, уходил в лес, заманил на минное поле преследователей, был ранен, при попытке взять в плен, отстреливался до последнего патрона, потом двумя гранатами взорвал себя трех солдат противника.
Рашид… Его убили те, кому он мешал строить халифат. Отравили.
Его отряд до сих пор воюет. Хороших ребят подобрал, что после его гибели люди не разбрелись, не разбежались.
Где все началось, там и должно закончится.
Охрану внешнего периметра части нес отдельный американский батальон численностью около четырехсот человек. Но его сейчас значительно обескровили. Всего в строю было около двух рот — примерно сто пятьдесят — сто шестьдесят человек. Смена боевого охранения — пятьдесят человек. Остальные — в казармах вне территории части.
