Пока вода грелась — решила разобрать продукты и по-быстрому сделать ужин.
Яйца я поставила вариться — возьму завтра с собой, раз буду там жить, то ужинать чем-то же все равно надо. Докторская колбаса и плавленый сырок отправились в холодильник — это на завтрак, остатки тоже прихвачу на работу. Я добавила на разогретую сковородку немного масла и выложила две купленные по дороге в кулинарии котлеты. В отличие от бывшего лидочкиного супруга, я люблю котлеты просто так, с хлебом. Поэтому гарнир решила не делать. А еще у меня в холодильнике оставался вчерашний винегрет, очень вкусный, между прочим. Как раз на ужин хватит. В общем, шикарное у меня сегодня меню.
Когда котлеты достаточно подогрелись, я выложила их красиво на тарелку и приступила к еде.
Я вяло жевала кусок котлеты, и она мне была никакая. Видимо, в кулинарии сегодня плохая смена, что ли. В общем, доесть я так и не смогла и выбросила в мусорное ведро. Но поужинать все равно надо — поэтому я достала из холодильника отложенную на завтрак докторскую колбасу. В СССР в это время колбаса была еще настоящая, очень вкусная, сочная, из натурального мяса. Я отрезала большой кусок и впилась зубами. И опять она мне показалась "никакой", безвкусной. Винегрет тоже "не зашел" и отправился в мусорное ведро.
Да что же такое со мной происходит?! Только заболеть не хватало!
Я сунула подмышку градусник и поставила чайник на газ.
Когда глянула на градусник — температуры не было. Тогда что это?
"Все страньше и страньше", как говорил один небезызвестный персонаж.
Есть все равно хотелось, но что-нибудь эдакое. В общем, порыскав "по сусекам", в результате я сделала себе такой вот бутерброд: намазала кусок хлеба остатками масла, на котором жарила котлеты и сверху густо посыпала найденной среди приправ югославской "вегетой". Этот бутер я схарчила с таким удовольствием, смакуя каждый кусочек, что аж сама удивилась. Но мне было так вкусно, что сделала еще один такой же и тоже сожрала его враз.
Покончив с ужином, решила вынести мусор. Вечером, конечно, выносить мусор — плохая примета, но за ночь выброшенные котлеты и винегрет испортятся и завоняют мне всю квартиру. Поэтому схватила ведро с мусором и отправилась к контейнерам.
Раньше к нам во двор приезжала мусорная машина и все соседи к этому времени старались быть дома, чтобы вынести мусор вовремя. Но со временем, многие, особенно, кто на работе, могли не успевать. И Иван Тимофеевич добился, чтобы у нас был свой мусорный контейнер.
Я уже отходила от контейнера, как между деревьев мелькнул силуэт. От неожиданности я чуть не подпрыгнула, но тут из-за кустов ко мне подскочила Лёля, торопливо меня обнюхала и, пару раз дружелюбно вильнув куцым каракулевым хвостиком, ринулась обратно в кусты.
— Лидия, добрый вечер, или скорее доброй ночи, — глубоким, красиво поставленным голосом сказала лёлина хозяйка из темноты, — не спится?
— Да вот, мусор выбрасывала, — ответила я, — завтра на работу очень рано, боюсь, вдруг просплю и не успею.
— Это правильно, — согласилась Нора Георгиевна, — хотя вот многие верят, что дурная примета.
— Да кто ж его знает, — проговорила я, — может и есть в этом рациональное зерно. Но гигиена дороже.
— Да, жарковато нынче становится, даже по вечерам, — согласилась Нора Георгиевна, — мусор лучше выносить сразу…
— Угу, — подтвердила я.
Разговор иссяк. Помолчали.
— Надо бы вам, Лидия, как-нибудь ко мне в гости зайти, — вдруг заявила Нора Георгиевна, — попьем чаю, у меня замечательная библиотека поэтов серебряного века. Полное собрание сочинений!
— Спасибо, Нора Георгиевна, с радостью, — искренне поблагодарила я, — вот только в последнее время работы много навалилось, сейчас с делами расквитаюсь и можно будет регулярно наносить друг другу визиты вежливости.
— Да, давайте без чинов, будем дружить по-соседски, — поддержала меня Нора Георгиевна.
На том и расстались, чрезвычайно довольные друг другом.
На работу я прискакала к семи. С собой тащила большую сумку с вещами: смена балья на пару дней, экспроприированный у Горшкова спортивный костюм, пару свежих рубашек, полотенце, мыльно-рыльные вещички и прочее. Я даже комнатные тапочки прихватила, справедливо полагая, что даже в импортных кроссовках ноги за день отвалятся.
Первую часть дня мы продолжили гнать бумажный конвейер, с той лишь разницей, что теперь уже занимались восстановлением недостающих документов.
Ну что тут можно сказать: работа в этом плане в депо "Монорельс" (да простит меня товарищ Бабанин Д.Д.) была поставлена из рук вон плохо. А точнее — отвратительно. Руководство считало, что нужно дать результат (с перевыполнением плана) в виде трамваев и прочих машин, а вот всякая документация — это исключительно проявления бюрократизма. Ну, вот и досчиталось, так что теперь под Иваном Аркадьевичем закачалось кресло (думаю, что не только под ним).
Ну, ничего — вытянем.
Чтобы работалось более эффективно обязанности сегодня распределили так: я — фильтрую содержание документов и решаю, что и как надо восстановить, Алевтина Никитична, у которой неожиданно оказался красивый почерк, записывает под мою диктовку списки, с которыми Аллочка бегает к Ивану Аркадьевичу и уже тот звонит куда надо и решает, где и что достать. Внешним курьером у нас стал Альберт.
Некоторые бумаги мы восстанавливали сами, как те же протоколы и выписки из протоколов, для этого я выпросила у Ивана Аркадьевича печатную машинку и теперь у нас появилась абсолютно новая механическая прелесть, на которой печатать было сплошное удовольствие, а буква "э" выбивалась легко, одним мизинчиком. Кроме того, мне выдали калькулятор (!). Оказывается, здесь они у многих были. Это Лидочке Щука "забыла" выделить. А я, как только попала сюда, вообще ничего не понимала и не представляла, где это все можно взять.
И, кстати, о Щуке. Мое отсутствие в кабинете Лактюшкиной, само собой, не осталось незамеченным (думаю, незабвенная Феодосия Васильевна сразу и настучала на меня Щуке). И если первый день мои бабы не смогли понять, куда я делась и решили, что я прогуливаю, то уже на следующий день народная молва разнесла, что мы с Аллочкой закрылись и что-то делаем в отдельном кабинете, который, как оказалось, ранее принадлежал одному из заместителей самого Бабанина Д.Д. (!).
В связи с этим обстоятельством к нам в кабинет попытались ломиться любопытные и страждущие в разной степени заинтересованности, но были жестко обломаны Алевтиной Никитичной в буквальном смысле этого слова (особенно мне понравилась, как она с веником наперевес "дружелюбно" встретила Базелюк, которая заглянула якобы с целью узнать, не видела ли я ключ с синим брелком на столе). И чем больше все ломились, тем больше их гоняла наша строгая Алевтина Никитична. Что, соответственно, только подогревало степень интереса у трудового народа. И так по кругу.
Здесь следует отметить, что я, еще по старой корпоративной привычке руководствовалась следующим принципом: каждый час-полтора — пятиминутный перекур. Нет, среди нашей группы не курил никто, но людям нужно давать небольшую передышку, возможность "разогнуть спину": попить воды, сходить в туалет, посидеть на стуле, перекинуться шуткой и т. д. Это сплачивает коллектив и помогает относиться к подобным авралам чуть легче.
И вот, в один из таких "пятиминутных перекуров", когда я вышла из туалета и возвращалась обратно в кабинет, я была перехвачена Щукой:
— Горшкова! — заорала добрейшая Капитолина Сидоровна, потрясая кулаками так, что стеклянные чешские бусы весело запрыгали на ее груди.
Пришлось остановиться. Обойти ее не представлялось возможности, сзади был женский туалет, по бокам — стены, впереди — Щука. Я оказалась в западне.
— Горшкова! — повторила Щука (видимо решила, что за один раз я не пойму).
— Здравствуйте, Капитолина Сидоровна, — вежливо поздоровалась я, как и положено каждому сотруднику.
