Физрук-4: назад в СССР - Валерий Александрович Гуров

Тормознув частника, я доехал до школы. Учебный день был короткий, так что я поспел как раз к началу собрания. На трибуну в актовом зале уже взгромоздилась завучиха, хотя это сборище было инициативой Симочки. Сразу видно, решила перехватить власть. Шапокляк вещала о том, что партия ждет от нашего коллектива стремления к новым вершинам в подготовке учащихся к поступлению в профессионально-технические и высшие учебные заведения, а также — способствования их культурному и физическому развитию.

Дальше она процитировала классиков марксизма-ленинизма и лично дорогого товарища Леонида Ильича Брежнева. Я успел поручкаться с коллегами, сел рядом с военруком, тот достал из кармана миниатюрные шахматы и мы с ним немного поиграли. Ну как — немного. Партии четыре успели рубануть. Потому что после Царевой, на трибуну вылезла Симочка и тоже начала про решения партии и ЦК ВЛКСМ, и не удержалась, чтобы не процитировать основоположников и современных руководителей советского государства. Я уже подвел было своего партнера по игре к очередному шаху, как с трибуны прозвучало:

— А сейчас слово предоставляется преподавателю физической культуры, товарищу Данилову!

— Шах, — прошептал я военруку и встал.

Я отправился выступать. Вылез на трибуну, оглядел не слишком заполненный зал и брякнул:

— Не знаю, что там на этот счет сказали Маркс и Энгельс, а я так скажу… Каждый должен заниматься не только своим делом, но и тем, к чему душа лежит. Если мы начнем загонять пацанов и девчонок в очередную обязаловку, они быстренько разбегутся. Кто хочет рисовать — тот пусть рисует, кто — петь, пусть поет, кто самбо — заниматься, добро пожаловать в мою секцию. Наша задача обеспечить их всем необходимым и помогать по мере своего опыта и разумения. И не тратить драгоценное время на бессмысленные заседания.

Присутствующие зааплодировали. Все, кроме Шапокляк. Правда, она промолчала, чего раньше с нею не случалось, но глаза ее стали грустными-грустными. Совсем плохо дело. Неужто она в меня по-настоящему втюрилась? А как же любовь всей ее жизни Павел Павлович Разуваев?

Серафима Терентьевна решила перехватить инициативу. Поднялась со своего места в президиуме, подошла ко мне и аккуратненько оттерла с трибуны. Я и не возражал. Все равно мне сказать больше было нечего. Время нынче такое, пафосные речи толкать принято, а я не привык впустую воздух сотрясать.

— Товарищи! — воззвала к присутствующим спецпредставитель райкома ВЛКСМ. — Преподаватель физической культуры товарищ Данилов в своей короткой, но яркой речи верно заметил, что без искренней заинтересованности учащихся наша работа не будет иметь той основы, которая в нашей стране необходима для достижения успеха любого мероприятия. Так что никакой принудительной записи в кружки и секции, только добровольное участие. Однако мы с вами люди взрослые и должны понимать свою ответственность за будущее подрастающего поколения, а, следовательно — принять на себя руководство кружков и секций на общественных началах. С физкультурно-спортивным сектором у нас все ясно, нужно выбрать руководителей по другим направлениям…

Спустившись со сцены, я не стал возвращаться на прежнее место, а присел с краю, чтобы слинять первым, как только дадут отбой. В зале началась перебранка. Преподы не хотели взваливать на себя еще одно ярмо, а тем более — задарма. На помощь Симочке пришла Эвелина Ардалионовна. Вдвоем они быстро уговорили самых строптивых. Так что в двадцать второй школе вмиг образовались кружки рисования, хорового пения, «Умелые руки», юных натуралистов, «Школа юного командира» и чего-то еще.

Наконец, собрание было распущено. Я рванул к выходу, но меня неожиданно нагнала Егорова и схватила за локоть. Я притормозил. Не удирать же от девушки!

— Саша, проводишь меня? — спросила она.

— Провожу, — буркнул я.

И мы двинулись по улице. Я еще помнил, где живет Симочка. Далековато для того, чтобы топать пешодралом, но я решил не торопить события. Пусть провожаемая сама попросит ее подвезти. Однако она, несмотря на мороз, и не думала ныть. Отважно хрустела сапожками по заснеженному тротуару, и с визгом цеплялась за мой локоть, когда поскальзывалась на скрытых наледях. Говорить на холоде было затруднительно, и потому спутница моя в основном помалкивала. Только когда мы добрались до ее дома, она сказала:

— Спасибо, Саша, что проводил. Хочу сказать, что я искренне жалею, что тогда наши пути разошлись. Мне немного вскружило голову, что за мною ухаживают такие мужчины, как ты и Григорий Емельянович, а потом я поняла свою ошибку.

— А Сильвестр Индустриевич тебе тоже вскружил голову? — ехидно поинтересовался я.

— Что ты! — отмахнулась Серафима Терентьевна. — Этот пошляк… Он же женат на Екатерине Семеновне…

— А ты этого не знала?

— Знала. Поэтому немедленно ограничила наши отношения исключительно дружбой!

— И он сразу перестал к тебе приставать?

— Не сразу, но я сказала ему, что отец мой тренер по вольной борьбе, а мой школьный товарищ — сержант милиции.

— И Киреев испугался?

— Не знаю, но приставать перестал.

— Понятно, — буркнул я. — Ну, беги домой, а то замерзнешь.

Она потянулась ко мне, будто хотела поцеловать, я сделал вид, что не заметил жеста, а схватил ее ладонь и прощально потряс.

— Беги домой, холодно, — распорядился я.

И она ускакала. Я поплелся домой. Нет, топать обратно на своих двоих я не собирался. Попробую поймать тачку, как только выйду к проезжей части. Однако у судьбы были другие планы. Чтобы сократить путь, я решил пройти через гаражи, но едва углубился в эту малолюдную вечером территорию, как наперерез мне выскочило трое. Я их сразу узнал — Фомка, Сарай и Борзый. Видать они оказались здесь не случайно. Явно за мной следили и пасли, скорее всего, от самой школы. Потому что на этот раз были вооружены. Неужто Симочка навела?.. Ой, как интересно… Хотя, маловероятно. Но хрен его знает.

— Ну чё, педахох, — осведомился Борзый, поигрывая цепью с гирькой на конце. — Вот мы и опять встренулись.

— Он не педахох, он пидо… — ухмыляясь, уточнил Фомка, перебрасывая из одной руки в другую финку.

— Педахох хэндэ хох! — решил проявить остроумие Сарай, держащий наперевес короткую палку.

— Я вижу вам мало, пацаны, — процедил я.

— Нам всегда мало, — отозвался Борзый. — Ты от нас Серого спрятал, а он нам должен… Щас мы с тебя его должок и стребуем.

— А-а, так вам деньги нужны! — воскликнул