на флоте до сих пор сильны прокоммунистические настроения.
— Чего там от флота осталось…
— Согласен, осталось совсем немного, но, тем не менее, он ещё есть, а значит, есть и матросы.
— Ну, есть и есть.
Шириновскому неохота было болтать, да и неудобно. Как только пена покрыла всё его лицо, он и вовсе лишился возможности что-нибудь говорить в ответ, только мычал или молчал. Это не смутило парикмахера, и, ловко орудуя бритвой, снимая пену вместе с волосами, он разглагольствовал, видя свободные уши:
— Интернационал, конечно же, сила, но и национал-социалисты тоже имеют вес. Вас поддерживают, и тайно, и явно, круги из числа аристократии и промышленных магнатов, ходят слухи, что и финансовый капитал приложил руку к пополнению кассы вашей партии, и даже некоторые еврейские банкиры.
Шириновский хмыкнул.
— О, вы мне не верите⁈ Ну да, откуда парикмахер может что-то знать, да и вы, судя по вашим знакам различия, не вращаетесь в высших сферах, но даже мы, простые люди, умеем думать и анализировать. Здесь нет ничего сложного. Вы видели, на каких машинах разъезжают партийные вожди вашей партии? Нет? Но наверняка слышали.
— Слышал, на хороших и дорогих.
— Не то слово! — снимая остатки пены чистым полотенцем, воскликнул парикмахер. — Не то слово! Позвольте, я вас сбрызну одеколоном?
— Да.
— Вот так, сейчас приступим к стрижке, я знаю стандарт и сделаю ещё лучше, длина волос позволяет, и у вас получится отличная агрессивная причёска. Ваши друзья все обзавидуются, а вы скажете, что стриглись в парикмахерской у Иоганна, и они валом пойдут все ко мне.
— Скажу, — кивнул Шириновский.
— Ну, так вот, — берясь за филировочные ножницы, сказал Йоганн, — всё же видно невооружённым глазом. Деньги не могут взяться ниоткуда, и не по волшебству они появляются у тех, у кого появляются. Скажу вам по большому секрету, что и коммунистов снабжают золотом не только советские евреи, но и евреи французские. Да-да, а вы как думали? Думали, что им помогает Интернационал?
— Гм, да.
— Ну, вы, в какой-то степени, несомненно, правы, но Интернационал — это организация, которая помогает всем и в то же время никому. Они везде и в то же время нигде, а деньги-то нужны настоящие. Французам выгодно, чтобы Германия стала коммунистической, ведь тогда поменяется строй и мы не сможем потребовать у них сатисфакции. А они нам задолжали, и задолжали очень много своим бессовестным поведением и унизительными пунктами договора. Подумать только, они оккупировали Рурскую область, наслали на нас свои туземные войска, чтобы их вонючие солдаты-негры насиловали наших белокурых дев. Мы помним die schwarze schande («черный позор»). Это такая тонкая месть со стороны французов, лягушатники все мерзкие твари, которым в радость любое издевательство над нами. Они не забыли своё поражение в 1871 году и наш триумф, не забыли.
— Но и мы его не забыли, — вмешался в его речь Шириновский.
— О, да, и мы тоже не забыли и, даст Бог, ещё им напомним об этом. Обязательно напомним.
— Да, это факт, — вспомнив предстоящие события, согласился с ним Шириновский.
— Вот именно, вот именно, господин штурмовик. Мы должны отомстить лягушатникам, и чем сильнее отомстим, тем это будет лучше для нас. Они должны бояться и трепетать только при одном упоминании Германии. Вот так, и никак иначе!
— Согласен.
— Конечно, вы со мною согласны! Ведь мы оба так думаем! Вас поддерживают многие жители Берлина именно за вашу принципиальную позицию. Мы, люди умственного и творческого труда, не хотим превратиться в нечто отсталое и от всех зависимое. Мы гордимся Германией и хотим гордиться ею и дальше. А вам разбили голову?
— Да, — глянув на появившейся из-под волос свежий шрам, сказал Шириновский, — не повезло.
— Боевые шрамы украшают мужчину, я сейчас сделаю так, чтобы шрам видно не было. Момент!
— Гм, а у вас хорошо получилось.
— Не хотите ли сделать усы, как у Адольфа Гитлера?
Шириновский, рассматривая себя в зеркало, чуть не поперхнулся. Мало того, что подобного рода усы не шли к его лицу, так ещё и само упоминание Гитлера вызывало у него чувство отторжения и даже гадливости.
— Нет, я не ношу усы, так что можете мне их полностью сбрить.
— Сей момент!
Вдруг неожиданная мысль пришла в голову Шириновскому. Какого хрена он вообще ищет всякие рецепты газировок, когда можно банально придумать безопасную бритву! Эврика! Но тут его взгляд упал на парикмахерский столик, в самом углу которого он увидел некую коробочку, и в ней лежало что-то отдалённо похожее на безопасную бритву.
— А это что? — ткнул он пальцем, показывая на коробочку.
— Где? А, это! Это новомодная американская безопасная бритва от фирмы «Schick» (по фамилии изобретателя Джейкоба Шика). «Инжектор» называется. Я иногда её рекламирую, чтобы мои клиенты почувствовали разницу между моим умением брить и тем, что позволяет делать эта бритва, но и приработок небольшой от неё мне есть, конечно. Желаете купить?
— Надо посмотреть. А сколько сие чудо стоит?
— О, для вас, как для моего нового и, надеюсь, постоянного клиента, всего две марки, но сразу предупреждаю вас, она дорогая и поможет вам всего лишь на месяц, может быть, даже на целых два, но никак не больше. Тогда как старая, добрая Золинген прослужит вам десятилетия, а уж лучший парикмахер в этой части Берлина Йоганн, это я, и вовсе готов быть на страже чистоты вашего лица лет пятьдесят!
— Ну, это уже лишнее, но я, пожалуй, всё же у вас её куплю. Я не всегда могу прийти к вам, уважаемый Йоганн, побриться, да и в дороге она незаменима. Меньше используемой воды, мыльной пены и мучительных соскрёбываний.
— Полностью с вами согласен, тогда с вас три марки и двадцать пфеннигов.
Шириновский крякнул с досады, но парикмахер постриг его очень хорошо, да и бритва нужна, поэтому он всё же расстался со своими деньгами.
— Благодарю! За дополнительную покупку я ещё раз освежу ваше лицо настоящим французским одеколоном. Я беру его у лавочника Вюрста, что живёт на Петерштрассе, 12. Мне кажется, он изрядно его разбавляет, тем не менее запах остаётся, что нам и требуется.
Схватив пульверизатор, он в два нажатия опрыснул лицо Шириновского, заставив того зажмуриться, и, быстро смахнув полотенцем остатки волос с мундира штурмовика, пригласил на выход:
— Всегда рад вас ждать. Я