— Дядя Лексей, чем ты так опечален?
— Да никак не выходит из головы поступок Еремея.
— Ты имеешь в виду, что вместо благодарности за оставленную жизнь он обманул тебя?
— Нет, не это. Видя, что он уже ничего не может сделать, он убил себя. Понимаешь, Нюра, если бы каждый русский так ненавидел своего врага, сражался бы с ним до конца, невзирая на страх смерти, как тот немой Еремей — мы бы горы свернули. Но в этой ненависти не было любви к своей земле, а без этого Еремей не воин. И смерть его посему напрасна. Вот, что меня печалит.
— Смотрите! — Воскликнул Гюнтер.
На дне последнего бочонка лежал пергамент. Развернув его, мы увидели рисунок разрезанного наискось и растянутого на плоскости цилиндра. Фигура была расчерчена на множество ячеек по бокам, а на верхней плоскости был отчётливо виден знак коловрата. Части ячеек объединялись в отдельные фрагменты и были обведены широкими линиями с рунными обозначениями.
— Вот почему на бочонках были нацарапаны руны, — прошептала Нюра.
— Когда янтарь снимали, — продолжил мысль жены Гюнтер, — каждый фрагмент клали в отдельный бочонок, дабы в случае сборки восстановить алтарь. Перед смертью ливонец говорил не об алатыре, а об алтаре. Хотя, возможно, он и не знал, что именно находилось в бочонках. Сам янтарь уже представляет сокровище, а алтарь из него — это уже символ.
— Мы смешали содержимое бочонков. Как мы восстановим алтарь? — Спросила Нюра.
— При желании, можно попробовать. Но тогда все твои идеи об украшении комнаты янтарём и ожерелье, о котором ты мне все уши прожужжала — придётся забыть.
После этих слов Нюра скривила лицо, поджала губы и вдруг улыбнулась.
— Дядя Лексей, что ты можешь предложить за этот янтарь?
— Таких денег у меня нет. — Сказал я, разводя руками, — ума не приложу, что можно дать взамен.
Пришлось задуматься. Грамм натурального янтаря в моём времени стоит порядка трёх евро. У Гюнтера в наличии около шестисот пятидесяти киллограм. То есть, почти два миллиона евро. А если подсчитать стоимость инклюзов? Да плевать на подсчёты. Возможно передо мною алтарь из храма Святовита.
— Тем не менее, Алексий. Мне надо заплатить моим рыцарям их доли, да и твоё участие…
— Гюнтер, я никогда не подсчитывал, сколько стоит моя помощь вам. Но если вопрос зашёл о цене клада, то отвечу — он бесценен для большинства людей.
— А для меньшинства?
— Годовой доход Смоленского княжества, если оценивать просто по весу.
Гюнтер кивнул головой, поглядывая на Нюру.
— Я так и думал. Но есть одна проблема. Я хочу, чтобы из алтаря не пропало ни одного камня.
Штауфен подошёл к шкафчику, открыл дверцу и извлёк янтарь размером с кулак.
— Ливонец отдал его старосте в Пнёво, думаю, он просто похитил его из сокровищ. А теперь, я расскажу вам легенду, которую мне поведал Рагнар, когда мы были на Неве.
На северо-восточной оконечности острова Рюген, восемьдесят четыре года назад, верховный жрец гадал по трём чёрно-белым дощечкам. Он бросал их на землю, и если две из них падали светлой стороной к небу, то год был удачным, но в этот раз, все три показали чёрную спину. Жрец не поверил своим глазам, сославшись на какой-то грех, он повторил гадание. Дощечки были брошены вновь, однако результат повторился. Третий раз гадание было произведено у статуи Святовита. Деревянный идол стоял на голой земле, утопив в неё подошвы своих ног по самые щиколотки. Четыре его головы, каждая на массивной шее смотрела в разные стороны света. Левая рука упиралась в бок, а правая держала скальсу.* На поясе статуи был приторочен гигантский меч. Жрец подбросил дощечки высоко над головой, но они всё равно упали чёрной стороной к небу. Бывало и раньше, что две из трёх показывали чёрную сторону, тогда непременно возникали болезни и всяческие несчастья преследовали остров, но чтобы все, да ещё три подряд — не случалось никогда. Жрецы приняли решение поставить новый алтарь, дабы отвлечь от себя беду. Был вынут янтарь из сундуков и наняты лучшие мастера. Однако когда Вальдемар датский захватил в том же году Аркону, то янтарного алтаря там не оказалось.
(Скальса — рог изобилия. Помимо статуи, в храме находились седло и уздечка соответствующих размеров).
— Гюнтер, ты хочешь сказать, что у нас в замке этот алтарь? — Спросила Нюра.
— А вы посмотрите на пергамент. Да ему сто лет будет. Моё предположение такое. Внук Мономаха всё же нашёл на Рюгене этот алтарь и отправил его в Псков. Из сокровищницы крома его изъяли ливонцы и готовили к отправке, но внезапное нападение разрушило все их планы. Янтарь будут обязательно искать. Поэтому я и предлагаю отдать его Алексию на сохранение. Он не продаст камни, твой дядя ценит подобные вещи дороже золота.
Пергамент действительно выглядел старым. Краска выцвела, сам лист потемнел, а при свете свечи вообще приобрёл немного жутковатый грязновато-жёлтый оттенок. Рассматривая его, я даже поверил в легенду, услышанную от Гюнтера. Но представив размер деревянной колоды, которую по идее надо было обложить янтарём — усомнился. Скорее всего, алтарь так никогда и не собрали. Жрецы часто планировали возведение культовых исполинов, но в итоге, за всё время, олицетворения религии, мифологии, искусства, власти и науки выразились лишь в семи произведениях.
— Я заберу янтарь на хранение и даже постараюсь собрать из него алтарь по рисунку, но сколько уйдёт на это времени, даже предположить боюсь. Теперь обсудим доли участников похода.
Пахомовна выложила на стол толстую тетрадь, в которой она вела расход и доход княжества и, взяв в руку карандаш, сообщила:
— В казну отходит четвёртая часть от всей полученной добычи, будь она взята на воде или на суше. Нарушать это правило нельзя.
— Это так, — подтвердил Штауфен, — на собрании старост мы установили размер налога.
— Одна четверть предводителю похода, то есть Гюнтеру. Четверть тебе, дядя, как ответственному за подготовку и снабжение, остальное участникам. И ещё, давно хотела спросить, когда тут Свиртил был, то рассказал, что многие его литвины дают своё серебро Евстафию в рост.
— Я слышал об этом. Но у Евстафия развитая торговая сеть, банк, наконец. А у вас что?
— Мы тут с Гюнтиком посовещались, — Нюра посмотрела на мужа, тот ей подмигнул, и Пахомовна продолжила, — в Самолве тоже должен быть банк.
— И чтоб монета своя была, — добавил Гюнтер.
— Вот оно что. Я так понимаю, что вы хотите подкорректировать торговый путь из Пскова в Дерпт?
— Да! — Хором ответила чета Штауфенов. — Он должен проходить через Самолву.
— И чем вы станете торговать?
