Сигналом к началу послужила жалобная просьба то ли Оли, то ли Светы:
– Мальчики, милые! Пожалуйста! Не надо!
– Надо, девочка, надо. Очень надо. Если не я им помогу понять, то кто?
Зануда Олин мягко улыбнулся разбитыми губами и шагнул вперёд.
Саднили костяшки сбитых кулаков, жгло левую лопатку, дергало рассеченную бровь. На правой скуле наливался багрянцем синяк в пол лица – я его в забытом кем-то из девчонок зеркальце подробно разглядел. Еще они забыли чай, соль, пакетики с крупами, миску и ложки, плотно стянутые черной резинкой. Термос без верхней крышки. Пачку сигарет 'Кент', тонкие, ментоловые. Сигареты я выбросил в костёр вместе с кителем рядового вермахта, сапёром. Вроде бы у них на петлицах кабельные катушки были? Каску утопил. Еще оставались две бутылки водки, для дезинфекции ран самое то. Сейчас время семь вечера, если судить по солнцу. У моих часов разбито стекло и погнуты стрелки. Тоже мне, 'Командирские', противоударные! Или на то, что ими будут бить по голове они не рассчитаны? Компания Макса уже сидит на перронных лавочках и ждёт электричку. Странно, мне не икается и, уши не горят. Ничего, отойдут от шока, наговорятся, наобсуждаются. Потом. Тем более, что близнецы однозначно молчат – с вывихнутой челюстью не наговоришься. Ломать не стал, ни к чему мне проблемы с нанесением лёгких телесных. Дрищ, наверное, тоже молчит и внимательно прислушивается к себе. Есть такой нехороший удар, вроде бы и не сильно, но потом никак не стоит и всё время опухает. И ни гематомы, ни разрывов. Врачам причину тяжело определить, а болит постоянно. Полгода минимум. Подлый удар. Ну да какой мерой меряете, той вам и прилетит в ответ. Есть такой принцип вселенского равновесия. А вот форму я сильно подрастерял. Дышу плохо, двигаюсь плохо. Всё плохо делаю. Ничего, подвижность вернётся, займусь. Лишь бы сотрясения не было. Так голова не кружится, но подташнивает здорово. Ладно, будем ложиться спать, как я и хотел – сытым, на свежем воздухе, на закате. Хороший сегодня был день, плодотворный, гитару вот только жалко.
Худощавый черноволосый юноша с разбитым лицом и необычайно зеленными глазами, улыбаясь, неподвижно лежал на лапнике. Сорока осторожно наклонила голову, блеснула глазом и, решившись, стремительно ухватила клювом блестящую штучку в траве. Глупые двуногие всегда теряют разные, очень нужные в гнезде вещи.
– Ну и зачем тебе это было нужно? В то, что ты не смог бы погасить конфликт, я не поверю ни на йоту.
– Не знаю, Алексей Петрович. Словно накатило что-то нехорошее. Устал, нервы…. Ну и вы ведь знаете – я ведь неплохо настроение окружающих чувствую. А там аж зло взяло – вот что я им сделал? Потом этот идиот в фашистской форме из кустов вылез как нельзя кстати. Виноват, Алексей Петрович, не сдержался.
– Не сдержался он….. Хорошо, что хотя бы удары сдерживал – ни гематом, ни ушибов у пострадавших. Хорошо с тобой занимаются, грамотно бить научили. Всего неделя, может быть две, постельного режима и осенью потерпевшие получат повестки для призыва в доблестные ряды нашей армии. Решение об отчислении братьев Качко уже принято. Уголовное дело не заводили. Хотя, стоило бы! Такого циничного надругательства над святым для советского народа, допускать нельзя! Никогда! Пусть в ноги поклонятся своему отцу, спас щенков, но всё равно, эти дегенераты ещё получат по заслугам! В нашей стране есть много мест, где можно осознать свои ошибки в полной мере. И всё же, Дмитрий, ты зарвался. Да, с этими ублюдками ты поступил абсолютно верно, но вот в случае с Софроновым ты перешел границы! Известно ли тебе, что Петр Федорович Сафронов, тысяча девятьсот шестьдесят второго года рождения, студент, комсомолец, не привлекался, не был, не имеет, не станет отцом? Никогда! Тебе известно значение слова никогда? Ты понимаешь, каково ему будет жить без своих детей? Без сына или дочки?
– Не вижу в этом ничего страшного. Страна без его ублюдков только чище станет.
– Молчать! – седовласый человек резко хлопнул ладонью по зеленному сукну столешницы. Тонкие узловатые пальцы другой руки с силой обхватили чёрный цилиндр ручки -Мальчишка! Да как ты смеешь судить о том, чего не понимаешь?! Для нашей страны важен каждый человек, каждый гражданин, а ты….
Седовласый на мгновение прервался, неторопливо ослабил тугой узел галстука, бледно серые глаза наполнились холодом, черты лица приобрели чеканную строгость. Это внушало до непроизвольной дрожи во вдруг ослабших коленях. Сейчас меня будет возить мордой по собственному дерьму.
– Вы, молодой человек, вообще осознаёте, что именно вы натворили и какие сложности создали своим невыдержанным поведением старшим товарищам? Или вы вдруг почувствовали себя незаменимым? Вам вскружили голову успехи? Вы позабыли, что вы комсомолец и гражданин Советского Союза, страны, где все равны? У нас нет избранных, вам это известно? А ведь вы намеренно нанесли студенту Софронову данную травму. Вы прекрасно осознавали что делаете. Что за суд Линча, Олин, я вас спрашиваю? Отвечайте, Дмитрий! Или молчать изволите?!
Я молчал. Молчал и краснел. Голову опустил, полировку столешницы разглядывал. Нечего мне отвечать, нечем оправдываться. Натворил дел. Без смысла, без выгоды. Вёл себя как пацан и сейчас так же веду. Наше с мальчиком слияние всё больше прогрессирует, что уже создаёт проблемы. Я ведь сам всю ситуацию усугубил тем, что выгнал всех с поляны. Словами, но всем хватило. Девчонки на меня разобиделись, и драка на поляне получила широкую огласку. Света, Марина, Жанна и, к моему искреннему удивлению, Настя, разболтали о своих страшных обидах на наглого Олина всем и всюду. Аля промолчала. На следующий день деканат назначил внутренне расследование и получил обескураживающие результаты. Замолчать столь вопиющие факты, что попадали под действие семьдесят первой статьи, никто не решился. Формулировка всё-таки впечатляет: 'Пропаганда войны, в какой бы форме она не велась, – наказывается……'. Лениво зашевелился горком партии – не совсем его епархия, но бодро отреагировал горком комсомола. Скандал набирал обороты уверенно и верно. Меня упрятали в больницу – сотрясение мозга я всё-таки заработал вместе с трещинами двух рёбер. Участников происшествия подробно опросили и сделали соответствующие выводы. Главный акцент был сделан на ношении нацисткой формы комсомольцем Эдуардом Качко и его антисоветское поведение, заключавшееся в том, что вышеуказанный гражданин….. Далее шли мозголомные словесные конструкции партийного сленга. Я же был оправдан полностью и скупо похвален, как проявивший социалистическую сознательность и нетерпимость к надругательству над идеалами советского народа. Для всех, за исключением конторы, я был со всех сторон невинен, аки ангел. Свои побои эти братья-идиоты снять не догадались, меж собой не договорились. На допросах, называемых собеседованиями, туристы кололись по полной. Наговаривали, громоздили ложь на правду, в итоге запутались и вскоре чистосердечно признались во всём. Так, выяснилось, что Макс сознательно провоцировал конфликт со мной, для чего пригласил в поход близнецов и осуществил с ними предварительный сговор по телефонной связи. Тьфу! Начитался копий этих шедевров канцелярских оборотов и сам так заговорил. Правда, того, что произошло на поляне, он не ожидал. Разговор был всего лишь о том, что было бы хорошо попугать борзого не по делу провинциала и опозорить его перед девчонками. Затем пара ударов, как завершающий штрих, что бы знал, чмо, своё место.
