Одеваюсь, вернее — натягиваю штаны — и шагаю смотреть, что это за такая сволочь там орет. И тут же натыкаюсь на Аносова — хмурого, спокойного, одетого так, будто он вообще и не спит никогда.
— Что там за тарарам? — спрашиваю сходу, и тут же получаю ответ, который меня почему-то ничуть не удивил. Подсознательно я ждал, что так оно все и будет.
— Твой…хмм…«друг» вопит — спокойно поясняет Аносов — Приехал на автобусе, специально оснащенном мощными динамиками, и вопит, как потерпевший. Этот, как его…Мохаммед Али. Боксер, которому ты дважды начистил рожу. Орет — «русские подонки», «Русские — белые свиньи», «Карпов — русская трусливая свинья» — и все такое прочее. Все бы ничего, но там собрался целый отряд этих шакалов, репортеров всех мастей, и с телевидения тоже — они пишут, они задают ему вопросы, и получилась такая пресс-конференция. Есть подозрения, что весь спектакль заранее подготовлен. Иначе откуда бы эти шакалы узнали, что Али приедет сюда и станет вопить в мегафон? Все сделано технично.
— Только это орет, или еще что-то?
— Еще вызывает тебя на поединок — пожал плечами Аносов — Кричит, что начистит тебе физиономию, переломает кости и все такое.
Я прислушался — нет, не орет. Почему? И Аносов тут же пояснил:
— Тихо сейчас. Я полицию вызвал, а кроме того — этот придурок сейчас дает интервью репортерам. Думаю — тебе не стоит выходить. Начнет орать, нести всякую чушь. Ему и так достанется — наши соседи подадут иски в суд за нарушение тишины. Ребятам приказал не трогать ни эту гориллу, ни его автотехнику — себе дороже. Побьем — потом он на нас в суд и подаст. Пусть полиция занимается. Думаю на том все и закончится — проорется и сгинет. Ему надо было поднять интерес к своей персоне — вот и поднял. Прорекламировался за твой счет.
Я вернулся в постель, утащив с собой встревоженную Ольгу, и спокойно лег спать. Само собой — знаю, что завтра начнется.
И не ошибся. Все газеты, даже самые жалкие и плюгавые желтые листки (эти особенно) вышли с огромными заголовками: «Великий боксер Мохаммед Али вызвал на бой русского миллиардера Майкла Карпофф!». Ну и дальше как под копирку: «Мохаммед Али сообщил, что в прошлые бои Карпов выиграл у него подлыми, присущими русским приемами. Не честным боем, а мерзкими увертками, которые недостойны настоящего спортсмена»
Вот же мразь! А то, что он ночью подкрадывается к дому спящего человека, врубает на полную громкость свою чертову кучу динамиков и орет всякие гадости — это нормально? Это не подлый прием?
Ну и дальше пошли рассуждения о том, какой он самый великий, что все ему пофиг, и он одной левой, и что я подлый и жалкий тип, мошенническим образом заработавший свое состояние и отдавший за то душу дьяволу, не могу состязаться с настоящим, профессиональным спортсменом. И что в этот раз, если такой подлый трус как я примет предложение — мне придется совсем плохо. Он вначале отобьет мне внутренности, потом сломает челюсть и последним ударом отправит меня к моему Ленину. Почему это Ленин вдруг стал моим — не знаю. Мне это неведомо. Что творится в голове этого чудика — не могу сказать. Заставить меня драться с ним он все равно не сможет. Плевал я на него! На «слабо» меня не возьмешь.
Коротко сказали, что Али оштрафован судом за нарушение порядка — совсем на мизерную сумму, не стоящую внимания. Вообще-то Али вовсе не беден, и сотня-другая долларов для него совершенно плевые деньги.
К обеду у моей виллы началась подозрительная активность. Появились три фургона телевидения, улицу запрудили всевозможные автомобили всех марок и размеров. У выездных ворот бродили папарацци с фотоаппаратами, ловя удобный момент, и когда моя машина в сопровождении охраны выехала с виллы…оказалось, что ехать нам по большому счету и некуда. Выезд был наглухо забит машинами. И как только вся эта толпа меня увидела — галопом бросились вперед и обступили мой лимузин, вопя, как стадо ополоумевших бандерлогов, или даже хуже. Из криков я понял, что народ желает знать — когда я вылезу на ринг и позволю этому самому Али начистить мою физиономию.
— Мы не можем проехать — сухо сообщил Аносов, подойдя к окну моей машины — Возвращаемся.
— Подожди — отвечаю я, и вылезаю из лимузина.
Крики, вспышки, щелчки фотоаппаратов, кто-то вопит приветственно, кто-то возмущенно…и глаза. Сотни и сотни глаз — любопытных, горящих яростным фанатичным огнем, веселых, ненавидящих — всяких. Здесь есть все — от моих фанатов до хейтеров, ненавистников, которые готовы отдать один свой глаз только ради того, чтобы успешный человек, которому они завидуют, лишился обоих. Больные люди, неудачники — они сопровождают любого более-менее успешного человека, добившегося определенного жизненного статуса. Хейтеры завидуют и ненавидят потому, что понимают — они ничего не добились и никогда ничего не добьются по причине своей полной неспособности. Считаю это некой формой психического расстройства. Так было всегда, и так будет всегда — неудачники завидуют успешным.
— Мистер Карпофф! Мистер Карпофф! Почему вы не хотите принять вызов Мохаммеда Али?! — вопит какой-то мужчина из толпы, и голос его, такой же громкий как трубы, сзывающие на Армагеддон, перекрывает шум толпы. Вот же дал Бог человеку талант вопить с такой громкостью! И кстати — спасибо ему. Это тот вопрос, который мне в общем-то и нужен.
Поднимаю руку, утихомиривая толпу, шум тут же уменьшается раз в десять, и тогда говорю:
— Кто задал вопрос? Выйдите сюда, покажитесь…я вам дам ответ! Не бойтесь, я не кусаюсь! Ну если только немножко…
Толпа смеется — ее легко завоевать. Толпа любит немудреные шутки, в которых ты как будто опускаешься до ее уровня, становишься «таким как все». Если ты завоевал доверие толпы, если переломил ее настроение — эти люди твои. Главное — попасть в цель.
Вперед вышел худощавый человек, одетый в легкий спортивный пиджак и легкие брюки. Тут еще очень тепло, практически по-летнему, так что его наряд вполне соответствует. Это в Москве сейчас уже идут дожди, ветер обивает с мокрых серых деревьев последние листья, бросая их в лица запахивающим на ходу свои плащи прохожим. Здесь — благодать, океан, солнце, самый что ни на есть бархатный сезон.
— Мистер, у вас такой голос… — с улыбкой констатирую я — вы случайно не оперный певец?
— Нет, мистер Карпофф — тоже улыбается мужчина (ему на вид лет сорок) — Просто умею громко кричать. Иногда это помогает. Например, в баре, когда надо официанта подозвать. Или вот сейчас — докричаться до известного человека. Спасибо, что обратили внимание на меня. Ответите на вопрос?
— Отвечу — киваю я — И еще на несколько вопросов. И только вам, да простят меня остальные репортеры. Но я буду стараться говорить громко, насколько смогу. Будем считать, что это незапланированная пресс-конференция. Только потом отпустите меня, ладно? Я и так уже опоздал на съемки! (Повышаю голос) Меня режиссер поколотит!
Смеются — довольные, как сметаны наелись. Ну как же — сумели остановить Карпова и устроить «прессуху»!
— А вот микрофон есть! — по толпе передают микрофон на длинном проводе, провод идет к фургончику с логотипом одной из телекомпаний. И в первых рядах — телерепортеры с камерами. И когда успели их установить? Ох, пахнет это все серой! Ищи Сатану…
— Возьмите микрофон, задавайте вопрос — киваю я репортеру — потом передадите мне. Только давайте недолго, ладно?
— Господин Карпофф…ответьте, почему вы отказываетесь принимать вызов Мохаммеда Али? Вы боитесь его? — улыбаясь, спрашивает репортер, представившийся Говардом Хармсом.
— А зачем мне это нужно? Ну вот сами посудите — я успешный писатель, бизнесмен, должен за деньги драться на ринге? Смысл какой? — усмехаюсь я — У всего должна быть своя цена. Мне не интересен Али, не интересен поединок, у меня хватает денег — зачем я буду рисковать пропустить удар в голову и повредить вместилище разума? Между прочим, в отличие от Али, я в голову не только ем, я ей еще и работаю. (хохот в толпе, свист).
