и обратил к себе.
В полутьме рассмотрел черты его лица. К моему удивлению, это оказался никакой не мальчишка, как я думал до этого, а вполне себе мужик, только низкорослый и тощий как палка. У него было неприятное лицо с такими глубокими морщинами на лбу, что рассмотреть их можно было даже в сумерках. Сломанная носовая перегородка некрасиво свернулась направо.
— Мужик! Пусти! — Крикнул он, — я не…
Договорить он не успел, потому что немедленно схлопотал от меня по сусалам.
От единственного, признаюсь, не очень сильного удара, мужика аж повело. Когда я отпустил его, вор закачался, словно пьяный, упал, вмазался лицом в крыло пассата, сполз под колесо.
— А ну иди сюда, — Я поднял мужика на четвереньки. — Че сюда полез?
— Да я ничего, я случайно тут…
— Не бреши, — я отвесил ему звонкий подзатыльник.
— Запчасти… магнитола, — заблеял он не очень разборчиво.
Я похлопал его по карманам, достал короткую школьную линейку, сделанную из металла, широкий скотч и маленький пластмассовый фонарик. Осветив ему рожу, перевел луч света на кузов, чтобы посмотреть, нет ли царапин.
Толкнув вора на землю, поддал по почкам. Пока мужик валялся, ловил ртом воздух и мычал, я осмотрел капот. Новых коцок не увидел.
— Скажи спасибо, что не успел вскрыть, — зло сказал я. — А то б я тебя прям тут на месте отдедал так, что ты месяц срал бы костями. Пшел отсюда!
Он с трудом, но быстро поднялся, забавно забуксовал задними ногами и неловко дал стрекача с низкого старта. Прихрамывая, побежал по проезжей части прямиком на промзону.
— Тьфу ты, — сплюнул я. — Денек, мля.
С этими словами я отомкнул машину, сел и завел двигатель, чтобы вернуться за Женей.
Когда я приехал домой, Марина еще не спала. Все это время, в замкнутой квартире, девушка была одна, хотя свой комплект ключей у нее был. Марина уже заслужила определенное доверие, и я понимал, что сама она никуда не убежит.
— Витя, куда ты пропал на весь день?
— Долгая история, — сказал я, снимая обувь.
— Ой… А что ты такой грязный весь? — Удивилась она. — Что-то случилось?
— Нет. Все хорошо. Рабочие моменты.
— Ты… ты ранен? Точно все хорошо?
Обеспокоенная, она приблизилась. Мне показалось, что девушка хотела опуститься, взять меня за лицо, посмотреть, все ли со мной в порядке, но не решилась.
— Хорошо, Марин. Не беспокойся. — Я встал, развел руки. — Видишь. Все со мной нормально.
Глаза Марины внезапно округлились от испуга, она даже тронула губы, прикрыв рот.
— Что? — Спросил я.
— Это… кровь?
Я оттянул свитер, заметил, на нем, в области груди, пятно. В песочно-желтые нити вязаной кофты впиталась кровь и теперь осталась на ней большой буро-красной коркой. Видимо, попала, когда я застрелил Седого.
Вздохнув, я вспомнил наш с Мариной договор. Девушка исправно выполняла свою часть, потому справедливо будет ей все рассказать, хотя и опуская особо кровавые подробности.
— Кровь, — кивнул я. — Но не моя. Проблемы были сегодня, теперь порешались. Сейчас умоюсь, расскажу.
Округлив свои большие глаза, Марина покивала.
— Ты голодный? — Спросила девушка, когда я снял кожанку и принялся стягивать свитер.
— Есть немного. У нас макароны есть. И тушенка. Сейчас сварганю нам что-нибудь, Марин.
Марина застыла без движения, глядя на меня, стоящего с голым крепким торсом. Смущение загорелось на ее лице милым румянцем. Он смотрелся необычно ярким и даже красивым на смуглой коже девушки.
— Что? — Спросил я, комкая в руках пыльный свитер.
— Я… Ничего… — Быстро одернула она себя. — Давай… Давай я тебе приготовлю. Хочешь?
— А ты умеешь? — Удивился я и даже не скрыл этого. — Я думал, у тебя дома кухарка есть. Кулым явно может себе такое позволить.
— Может, — она вздохнула. — Но готовка — это для меня особенная вещь. Иногда я отвлекаюсь, когда что-нибудь стряпаю. Дурные мысли уходят.
— Полагаю, — я пошел в ванную. — Сейчас у тебя в голове целый рой дурных мыслей. Чего ж не готовишь?
— А кто будет кушать это все? Тебя почти дома не бывает, а мне много не надо. Да и мне неловко как-то было предложить. Вот теперь решила что надо. Я же вижу, ты устал.
— Да не, нормально. Но утверждение справедливое. Хорошо, готовь. С радостью отужинаю твоей стряпней.
Марина заулыбалась и даже забыла смущенно подавить улыбку, как часто делала это раньше.
Пока я приводил себя в порядок, слышал, как девушка суетится на кухне. Это было… неожиданно приятно.
Всю жизнь я заботился о себе сам. С юношества привык к тому, что никто и ничего не сделает за меня. Признаюсь, мне казалось, что такой образ жизни в порядке вещей. Что он полезен, чтобы стать личностью.
В девяностых я так и не успел завести себе семьи. Женщины у меня были, и немало, но работа отнимала все мое свободное время, и барышни быстро уходили, поняв, что они никогда не станут чем-то, что занимает для меня первое место. Я их понимал, но крутиться было нужно. Позже, после предательства Шелестова, стало и вовсе не до женщин.
Так я и не смог в полной мере почувствовать на себе настоящей и искренней женской заботы. Такой, которую дают не за что-то, а просто так, от всей души. Глядя на Марину, я понимал, что ей хочется окружить меня именно такой заботой. Тогда я честно, по-мужски, признался себе, что мне хочется этого.
Из ванной я вышел, как раз когда Марина засыпала тоненькую лапшу в кипящую воду.
— Я сделаю что-нибудь вроде макарон по-флотски, — смущенно сказала она, видя меня, голого по пояс.
— Хорошо, — я сел за