А через полчаса, меня вызвали к командиру. Пройдя мимо бдительного часового, охранявшего разговор капитана с захваченными парашютистами от любопытствующих партизан, я подошел к майору. Тут же присутствовала вся группа парашютистов, за исключением раненного, и Митрофаныч, который, похоже, успел и здесь выбиться в советники командира.
— Боец Найденов по Вашему приказанию прибыл. — отрапортавал я, остановившись перед майором.
— Вольно. — скомандовал тот. — Вот, товарищи, и Найденов. Наш командир группы подрывников. Товарищ старший лейтенант, введите его кратко в курс дела.
В общих чертах, ситуация оказалась следующая. К нам на голову действительно свалились советские диверсанты. Где-то, в штабных высях, было принято решение перерезать одну из важнейших коммуникаций, по которым немцы гнали свои войска на фронт, перевозили технику, боеприпасы и прочую матчасть на восток, а обратно — на запад — вывозили к себе награбленное. Группе старшего лейтенанта Бредуна была поставлена задача взорвать железнодорожный мост у Александрии, а после — организовать партизанский отряд, с которым продолжать диверсионную деятельность на ровенском транспортном узле, а также собирать и передавать разведданные о движении противника. Здесь диверсионной группе сильно повезло — их выбросили практически над уже действующим партизанским отрядом. Так что, половину задачи можно было считать выполненной. Повезло и нам. На наш отряд, отрезанный от всего остального мира и пока что слабо представляющий, что же делать дальше, в буквальном смысле с неба свалился радиопередатчик, да еще и переводчик с немецкого. Слава Богу, радист группы, запутавшийся в ветвях дерева, не успел уничтожить ни свою машинку, ни шифры. А в набитых вещмешках группы оказалось больше двух сотен килограмм тола и всякие хитрые приспособления для подрывного дела. Теперь мы сможем развернуться в полную силу. Но улыбка, которой судьба одарила посланную командованием разведгруппу, оказалась с изрядной долей ехидцы — один из двоих подрывников, входивших в состав группы, был ранен партизанами, которые, по недоразумению, приняли ее за немецкий десант. Вот поэтому понадобился я — как самый опытный подрывник отряда. Эх, знали бы вы о том, насколько я опытен на самом деле…
В конце рассказа, старший лейтенант поставил меня в известность, что майор распорядился мне отправится с группой для выполнения задания под Александрией и спросил справлюсь ли я с этим заданием. Я задумался.
— Товарищ старший лейтенант, — после некоторой паузы ответил я, — для начала мне надо знать с чем я буду работать. Здесь я занимался только самодельными минами…
— Значит справитесь! — решил за меня лейтенант и добавил, — Сердюк введет вас в курс дела.
Сердюк оказался молодым парнем, лет двадцати. По званию он был сержантом, но сразу же, при знакомстве, попросил называть его просто Колей. Высадка для него прошла практически бесследно, если не считать глубокой царапины на лбу — приземляясь в лесу, он получил эту отметину от какого-то сучка, когда падал сквозь ветви дерева.
— Нас в стороны разбросало, — Коля принялся рассказывать о своем десантировании сразу после знакомства, — но не сильно. Собирались вместе минут десять. А я, как парашют отцепил и спрятал, сразу заметил как кто-то сигнал фонариком подает. Вышел к своим. Абрашу — радиста нашего — только с дерева снимать начали, тут Крючков кричит, мол засада. Мы за деревья, а из леса стреляют. А мы — в ответ. Командир кричит, что б рацию уничтожили. Тут вдруг стрельба прекратилась и по-русски кто-то из лесу кричит что б сдавались…
Оригинально. Похоже, в этих местах все знакомства начинаются с нацеленного на тебя карабина или с перестрелки. Нас с Олей, когда на окруженцев наткнулись, сразу на прицел взяли, с группой Митрофаныча возле аэродрома перестрелка вышла, когда реку форсировали, пришедшие нам на помощь партизаны тоже не спешили выбегать навстречу с распростертыми объятиями… Вот, теперь чуть парашютистов не перестреляли. Опасно в здешних лесах. Война…
Я, в свою очередь, поделился с Колей своей историей. Правда, о многом умолчал — о своем появлении в отряде капитана Зыклова не сказал ни слова. Так мы посидели, покурили за разговором о жизни, и только после этого приступили к моему обучению. Краткий курс ознакомления с подрывной техникой 1941 года занял у нас полчаса — не больше. Собственно, изучать здесь было нечего. Коля показал мне электродетонатор и объяснил принцип его действия, как его снаряжать и правильно вставлять в основной заряд. Ничего сложного здесь не было — электродетонатор, по принципу действия, оказался не сложнее кипятильника или лампочки. Далее, мне была продемонстрирована подрывная машинка ПМ-2. Удобнейшая вещь, которая весила всего два с половиной килограмма, и простая в использовании настолько, что обучится работать с ней мог любой. Всего и дел там — подсоединить провода к зажимам, вставить на место ключ и повернуть его. Собственно, это и был весь курс, который прочитал мне подрывник диверсионной группы. Вопросов расчета заряда для подрыва моста, оптимального его расположения и прочего мы не касались. В ответ я поделился с Колей своими наработками в деле кустарного изготовления мин. Больше всего из моего рассказа его заинтересовали мины, которые мы изготовили для установки заграждения в болоте — те самые, из гильз 14.5-миллиметровых патронов.
Когда краткий курс подрывника-диверсанта был окончен, в нашем распоряжении оказалась куча свободного времени. Командир диверсионной группы, как оказалось, приказал радисту организовать сеанс связи, в котором доложить в штаб об удачной высадке и встрече с партизанским отрядом. Для этого радисту пришлось, в сопровождении двух своих автоматчиков и двух партизан нашего отряда, уйти километров на пятнадцать-двадцать от лагеря. В общем, в запасе у нас было дня два на подготовку. А, поскольку подготовка заняла так мало времени, оставшееся время мы использовали для отдыха и знакомства. Я познакомился с остальными бойцами диверсионной группы, с которыми мне предстояло идти на дело, пообщался с Деримовым — вторым подрывником, которому в перестрелке с партизанами прострелили на ляжку, познакомил Колю со своими бойцами и показал ему наше хозяйство.
Вечером того дня, когда вернулся и доложил о выполнении задания радист, я готовился к назначенному на следующее утро выходу. Этот день для меня был полон сюрпризов. С момента возвращения радиста, лагерь гудел. Все уже знали, что теперь отряд имеет связь с командованием. Но это было только половиной повода для радости. Главной причиной блестящих воодушевлением глаз бойцов был, непонятным образом распространившийся, слух о предстоящем большом деле. Причем, осведомленность партизан просто поражала — они знали даже то, что в составе группы иду я и еще двадцать бойцов отряда. Правда, цель нашего выхода удалось сохранить в тайне. Видимо людям настолько надоело сидеть без дела, что каждый, даже те, кто оставался в лагере, ощущал свою причастность к предстоящему и всеми силами пытался помочь тем, кто участвовал в выходе. Бойцы подходили к нам, делились табаком и едой. С самого утра я замечал неподалеку от себя Олю, которая не отводила от меня глаз. Но когда я подошел к ней и поздоровался, она, пролепетав что-то в ответ, тут же сослалась на дела и убежала. А через полчаса я снова ее заметил, но она снова исчезла, стоило мне направится в ее сторону. После обеда подошел Митрофаныч и завел разговор ни о чем. В конце разговора, он сунул мне в руки небольшой узелок с табаком и, хлопнув меня по плечу, скрылся по своим делам. Но больше всего меня удивил Горбунов. Когда мы отправились на склад за припасами — майор приказал выдать каждому гранаты и трофейные консервы из НЗ, он вместе с двумя РГД, протянул мне три полных магазина к МП. Увидев мой, ошалевший от такой невиданной щедрости, взгляд, завсклада хитро усмехнулся.
