А это был именно геноцид. Этническая чистка. Целое село расстреляли и сожгли. И за такое, по совести, ответственность должна быть, и ответственность куда суровее, чем высылка в другие края. Государство не начинается с открытых дверей тюрем и геноцида, вырезания всех, кто не такой как ты. Если сербы ходят в православную церковь, а не в костел — это не основание для того, чтобы убить священника и поджечь церковь, а тут именно это и сделали.
Немного придя в себя, граф Ежи достал флягу, сделал пару глотков воды, потом разжевал и проглотил несколько питательных таблеток, не бог весь что и обед не заменяют, пусть и сухпайком — но голод утоляют.
Ему было стыдно за свой народ[76].
Стыдно — не стыдно — но надо было готовиться к дневке. Он решил передвигаться только по ночам, а днем отдыхать и вести наблюдение со стационарной позиции.
С этой мыслью, граф направился дальше, прошел примерно с полкилометра, прежде чем нашел дерево, которое его устроило. Примерно такое же, на котором он устроил себе домик в поместье, там была развилка ветвей на высоте примерно десять метров над землей, вполне хватит и для того, чтобы немного поспать, и для того, чтобы вести наблюдение. Он снял с ноющих плеч рюкзак, привязал к нему веревку, потом вскарабкался на дерево и на веревке подтянул туда рюкзак. Осмотрелся — место как нельзя лучше, дерево на самой опушке, и с него можно не только вести наблюдение, но и простреливать подходы к лесу.
Привязав рюкзак к дереву, чтобы не упал, он достал маскировочную семь, наподобие рыбачьей и небольшую, но мощную подзорную трубу от Цейса. Маскировочной сетью он накрылся, после того, как залег — а трубу поставил на максимальное, шестидесятикратное увеличение, и начал просматривать то, что было впереди — а впереди, километрах в двух был полевой казачий лагерь сектора Ченстохов.
Увиденное не радовало.
Несколько легковозводимых ангаров с распахнутыми настежь створками, в жилой зоне явно погулял огонь. Две машины, обе сгорели, стоят на ободах — Выстрел и небольшой внедорожник. Разгромленные модули, палатки либо снесены, либо сгорели. Не видно ворон — а это значит, что трупов нет.
Граф Ежи отличался наблюдательностью и острым умом, и поэтому он сумел разглядеть то, что ему никак не понравилось, и то чего не углядели дешифровщики на снимках авиаразведки. Здесь было два поста на въезде, один отстоял от другого примерно на пятьсот метров, и на первом и на втором были капониры для техники и полевые укрепления для солдат. Все было пусто — ни солдат, ни техники — даже пулеметы сняли. Но самое главное — ни на первом посту, ни на втором не было ни следов боя, ни разрушений — вообще ни единого следа от пули или взрыва.
А так не должно было быть. При штурме эти посты должны были принять на себя первый удар, там разрушения должны были быть максимальными. А если не было боя — значит, либо казаки просто ушли, что невозможно, учитывая следы боя в периметре, либо…
Либо их как-то взяли врасплох. Кто-то проник внутрь периметра, беспрепятственно миновав оба кольца периметра — и внешний и внутренний, и завязал бой уже внутри. Это был не удар и не десант с вертолета — ни крыша ангара, ни крыша навеса для мехпарка не повреждены, а если бы огонь велся с вертолетов, то повреждены были бы именно они, в первую очередь. Захватить расположение казаков было бы невозможно, если только…
Если только кто-то из казаков не провел врага внутрь. Кто-то — кому доверяли и перед кем распахнулись ворота.
Предатель!
Граф Ежи сложил трубу и убрал ее в рюкзак — на случай, если придется срочно сматываться отсюда. Привязал себя той же эластичной лентой к дереву, просто передвинув карабин и растянув ее до предела — чтобы не свалиться во время сна. Лучше бы ему это не делать, потому что в случае чего привязанный человек лишается свободы движения — но он это сделал.
И заснул.
Не зная, что его заметили и за ним уже следят.
К его чести надо сказать — что он не проспал. Переиграл тех, то решил его взять живьем.
Спецназовцы вырабатывают за время службы особый тип сна, они и спят и не спят одновременно. Каждые пять-десять минут они просыпаются, находясь в этаком полусне оценивают обстановку и снова засыпают. Обычные люди так спать не могут, а граф был совершенно обычным человеком, пусть и офицером, он не проходил курса специальной подготовки. Но зато ему не раз и не два приходилось ночевать на деревьях и лазать по деревьям — в их имении деревьев было много, лазать по ним с окрестными пацанами, прыгать с них, воевать на них — было любимым занятием. И потом он даже во сне почувствовал, что по дереву кто-то лезет, а этот кто-то мог быть лишь человеком. Проснувшись, он первым делом осторожно снял с предохранителя пистолет-пулемет, он был у него под рукой, примотан ремнем. Предохранитель здесь был удобный, не щелкал как на АК и перевелся в режим огня очередями бесшумно. Теперь надо было решать — либо прыгать и уже в падении попытаться открыть огонь, либо бросить гранату, либо попытаться взять того, кто лезет сейчас к нему. Поразмыслив, граф выбрал третье — если бы его хотели убить, уже убили бы, окружили дерево и открыли бы огонь изо всех стволов, дело нехитрое. Тот, кто лезет по стволу хочет посмотреть, кто он такой, а не убить — возможно, это свои. Хотя… в нынешние времена сложно различить, кто свой, а кто чужой.
Выждав момент, он сделал только одно, но верное движение — дернулся, чтобы повернуться, и так и пристегнутый к стволу схватил одной рукой человека за шиворот, второй — сунул ему под нос дуло оружия.
— Тихо!
У человека был нож, хороший нож — но они посмотрели друг другу в глаза, и человек понял, что пытаться — бессмысленно.
И тут же, граф Ежи уловил — осторожный шорох шагов внизу, те кто окружил дерево поняли, что произошло, и отступали, чтобы не попасть под огонь или разрыв гранаты.
— Эхо — сказал граф, и понял, что на того, кого он поймал, это не произвело ни малейшего впечатления. Не понял, что ли?
— Эхо, говорю.
— И что?
Голос у человека был сиплым, сам он — неопрятный, небритый, от него тяжело пахло потом и землей. Нехорошо-с…
— Из казаков, что ли? — наугад спросил граф, пока человек не сделал какую глупость, и опять таки по глазам понял, что попал в самую точку
— Из них. А ты с какого сословья?
— С дворянского. Граф Ежи Комаровский, лейб-гвардии гусарского.
Такое представление имело двойной смысл — он не знал, кто перед ним. Сказано — из казаков, но и соврать запросто могут. Если повстанцы — то произнесенное имя представителя польского шляхтича, причем не из загонковой шляхты[77] тормознет их от того, чтобы без разговоров начать стрелять. Если казаки — тоже поостерегутся, дворянин как никак. В общем — ему надо было выиграть время, чтобы сориентироваться, и он так его выиграл.
