— И что будем делать, ваше благородие?
— Сколько вас?
Человек не ответил.
— Поговорим? Не стреляйте.
— О чем нам гутарить, пан?
— О жизни. Ты спускаешься. И стоишь как вкопанный. Брошу гранату — все на небесах окажемся. Ты старший?
— Нет.
— А я со старшим разговор иметь хочу — граф Ежи отпустил человека — пошел!
Пока человек спускался, граф расстегнул карабин на до предела натянувшейся ленте, обретая свободу действий, достал гранату, разогнул усики и пропустил палец в кольцо. В отличие от этого… незнамо кого, граф не стал спускаться с дерева, он просто спрыгнул с него, не выронив ни пистолет ни гранату.
Несколько стволов было нацелено на него.
— Так. Кто старший?
Он не думал, что старший сразу выйдет — но он вышел. В грязном камуфляже без знаков различия, заросший бородой, с богемской автоматической винтовкой в руках.
— Доброго здоровья, пан граф — сказал он, не обращая внимания на направленный на него ствол — не припоминаете?
Что-то было в этом человеке знакомое, хотя похож он был на откровенного бандита.
— Не припоминаю.
— Под настроение попал… Мог бы и огрести и за себя и за того другого пана, как говорится… — спародировал его самого человек, и тут же снова, подражая теперь уже голосу отца — Цыц! На действительной — не на действительной, какая разница!? Я сказал! Представить к Георгию!
Иезус-Мария…
— Вы сотник… с этого сектора, вы здесь служили. Отец вас к Георгию приказал представить. Обстреляли еще вас…
— Так точно. Перед вами — все кто остался, казаки сектора Ченстохов, пан граф. И сербы. Остальных уже нет в живых.
Казаки и сербы — а их оставалось к этому времени девятнадцать человек — квартировали прямо в лесу, нашли что-то типа волчьего логова, видимо от контрабандистов осталось. Расширив эту нору, они вытащили лишнюю землю подальше и разбросали ее, а сам вход был искусно замаскирован — не знаешь что искать — не найдешь. Вниз вел лаз, что-то типа лисьего, но передвигаться по нему можно было пригнувшись.
Внутри — сырой запах земли, что-то типа полатей, настороженные глаза отдыхающей смены — чужих здесь не ждали. Чуть в стороне какие-то бочонки пластиковые…
— Свои — упредил вопросы сотник Велехов — я его знаю. Прошу, пан, не побрезгуйте такими условиями…
— Не до жиру… — ответил граф
Стола не было — расположились прямо там, на длинных, застеленных всяким тряпьем полатях друг напротив друга.
— Варшаву взяли? — первым делом спросил Велехов
— Нет. Добром хотят.
— Напрасно… не выходит с вами добром то… — подал голос один из казаков
— Цыть! Поперек атамана не сметь!
Казаки моментально притихли.
— А ты то как тут оказался, пан граф? — спросил Велехов.
— А что спрашиваешь? Меньше знаешь, лучше спишь.
Казак и польский шляхтич смерили друг друга взглядами
— Да вот знать хотим, за кого ты. Времена нынче смутные.
— Скажу — легче будет?
Несмотря на то, что граф Ежи был моложе опытного казачины раза в полтора, удар он держал и бил в ответ, а это было важно. В такой ситуации прав тот, кому поверять остальные, и словами можно добиться очень многого.
— Да не. Не легче. Веры зараз никому нет. Но и знать… что в спину нож не сунут — тоже надо…
— Так и шел бы мимо. Кой черт на дерево то полез?
— Могли бы и по-другому ссадить.
Оно так…
— Ты командованию подчиняешься?
— Была бы шея…
Велехов так и не знал, кому можно верить, а кому нет. Не знал он ничего и про неизвестно как оказавшегося здесь графа. к тому же поляка. Он его помнил, отчетливо помнил по лагерю, но разве не перешли на сторону мятежников большая часть польской аристократии?
Другой вопрос — зачем мятежнику шляться по ченстоховскому лесу со специальным оружием снаряжением и одному?
— Была бы шея, а хомут найдется… — граф Ежи потянулся к рюкзаку
— Э, э… — заволновался один из казаков
— Спокойно. Там рация. Мне нужно связаться с командованием, оно подтвердит мои полномочия, заодно установит ваши. Кого из казаков просить?
— Да все равно. Спроси кого из Донского казачьего войска. Скажи, здесь Велехов.
Рация была наисовременнейшая, размером примерно с полтора мобильных телефона, но могла работать в общей сети, где одновременно идет обмен данными между десятком тысяч абонентов или даже больше. Выход на связь был так же простым — граф Ежи вышел на заранее выделенный для него канал, доложился, что находится у казаков и просит связи с кем-то из атаманского состава Донского казачьего войска…
— Наказной атаман Свиридов тебя устроит? — он протянул трубку
Велехов коротко переговорил с атаманом, сказал напоследок так точно, отключил связь. Казаки — да и сам Комаровский напряженно ждали.
Мало ли…
— А что, братцы казаки… — вдруг весело сказал Велехов — мы снова на службе…
— Под ночь это случилось… Все зараз уже отбой совершили, только часовые на постах остались — как началось. Врезали со всех стволов сразу, по модулям прямо, одних пулеметов было с десяток. Кто сразу не полез — выскочил, у этих — еще и гранатомет был, автоматический. Или что-то в этом роде. Модули сразу накрыло, там всех в мясо. А мы с кумом решили за ангарами пузырь приговорить, благо с Дона гостинцы куму прислали. По первой налили, как началось. Мы бежать к мехпарку, там броня, заведешь ее а там и видно будет кто кого и как. Мехпарк не накрывали, кум то пошвыдче меня тикал. Там, как раз его и окликнули, он ответил — очередь ему навстречу, сразу и лег. Тут то я и сообразил, что тикать надо. А там в поле Митрия уже нашел, тот с самохода шел, шибко шел. Залегли, понаблюдали… Потом эти — прочесывание начали, тут то мы до леса уходить решили. А там и остальных встретили…
— А окликнули то по-русски? — спросил Велехов, хотя и сам знал ответ
— По-русски, истинный крест, пан сотник, по-русски.
Казак размашисто перекрестился щепотью, староверчество до них не дошло, в каких-то войсках крестились щепотью, в каких — двумя перстами…
— Внешний периметр они значит тихо прошли… — сказал Комаровский
— Я таких слов не понимаю, пан офицер — просто ответил казак — но напали сразу, никто и охнуть не успел…
Велехов резко встал с полатей, собирая с древесного, уже подгнившего потолка грязь своей шевелюрой медведем из берлоги полез наружу. Решил вылезти следом и пан граф, оставив рюкзак на попечение казаков.
Стемнело, на стремительно темнеющем небе проблескивал серп луны, звезд еще не было. Сурово и жутковато шумел ченстоховский лес.
