заблаговременно озаботились тем, чтоб закрыть вокзалы и разогнать народ по домам. Людей у Манштейна не хватало, но для того, чтобы сыграть роль медиков в белых марлевых масках, разгоняющих людей из общественных мест, их оказалось достаточно, хотя для многих эта операция вообще оказалась первой. Бывшие жандармы, полицейские, городовые, агенты Охранки и даже дворники, которым надоело бездействие, присоединялись к Комитету Государственной Безопасности.
Пропагандистская машина развернулась на полную катушку, мальчишки-беспризорники бегали по улицам, расклеивая плакаты и разбрасывая листовки. Не только про карантин, многие плакаты прямо говорили о том, что Керенского пора попросить на выход. Но без указания того, кто должен придти на его место. Альтернативы, собственно, не было, взять на себя всю полноту гражданской власти мог только генерал Корнилов, у остальных пока не хватало политической воли и смелости. А единственных соперников, достаточно храбрых, чтобы осмелиться на захват власти, Корнилов успел зачистить.
Петросовет закрывать на карантин не стали. Наоборот, Манштейн предложил арестовать их всем скопом, и на это выделялась отдельная рота ударников во главе с Манштейном лично, вооружённые пулемётами и автоматами Фёдорова.
Поезд Верховного прибыл на Балтийский вокзал без происшествий и промедлений. Никто не пытался разобрать пути, подобраться к поезду, чтобы распропагандировать солдат, никто не выказывал сопротивления или даже неприятия. Никто просто не знал об истинной цели генерала Корнилова, иначе история вернулась бы на свои рельсы. Керенский поднял бы гарнизон, вооружил рабочее ополчение, объявил Корнилова мятежником, и вся затея пошла бы прахом.
Все думали, что Верховный едет в Петроград с обыкновенным рабочим визитом. Он и в самом деле намеревался посетить Керенского. Но уже не как подчинённый, а как человек, пришедший его арестовать.
С платформ начали спускать автомобили и грузовики, сразу после этого из теплушек выскочили ударники, беря под контроль здание вокзала без единого выстрела. Пока что всё проходило тихо и мирно, как и задумывалось изначально.
После этого ударников, кроме тех, кто остался охранять вокзал, выстроили на перроне, и генерал Корнилов прошёл перед строем, вглядываясь в усталые лица солдат, георгиевских кавалеров, не единожды доказавших свою верность Родине.
— Братцы! В ваших руках — судьба России! — громко объявил Верховный. — Пора выгнать всю эту сволочь, жуликов и воров, засевших в правительстве! Ваша задача — взять под контроль пять остальных вокзалов, здания телеграфа, почты и телефонную станцию!
Строй молчал, напряжённо вглядываясь в командующего. Никто даже не шелохнулся.
— Задача трудная, понимаю! Возможно, прольётся кровь. Но неволить вас я не стану, — сказал Корнилов. — Мне нужны добровольцы, кто готов на всё ради защиты Родины! Кто откажется — никакого наказания не последует, вы вернётесь в вагоны и будете ждать в поезде. Добровольцы — шаг вперёд!
Все ударники до единого громыхнули сапогами по перрону, приближаясь к генералу ровно на один шаг. Корнилов вдруг ощутил, как тёплая волна окатила его сердце, сжавшееся в тугой комок. Ни один из них не стал отсиживаться в безопасности, и генерал ощущал бесконечную благодарность.
— Благодарю за службу, орлы! — воскликнул он. — По машинам!
Единый строй распался на несколько отдельных ручейков, бегущих к грузовикам под руководством своих командиров. На перроне остались только текинцы во главе с Ханом, к которым генерал обратился на их родном языке.
— Ну а вам я скажу то же самое! Добровольцы — шаг вперёд! — сказал Корнилов.
Туркмены, одевшиеся как на парад, в самые лучшие малиновые халаты, шагнули вперёд единым монолитом. Хан пожирал генерала взглядом, в котором читалась решимость пойти до конца за своим Уллы-бояром, как Верховного между собой называли туркмены.
— По машинам! — приказал генерал.
Он отправился вместе с текинцами к автомобилю. Генерал несколько нервничал, но холодный металл браунинга в кобуре на поясе слегка успокаивал.
Грузовики и автомобили покатили по набережной Обводного, свернули на Измайловский, проехали мимо Фонтанки к каналу Грибоедова, растекаясь по городу в разных направлениях. Немногочисленные прохожие испуганно прижимались к парадным, провожая взглядами колонны автомобилей. В городе пока всё было спокойно и тихо.
Генерал Корнилов прибыл на Дворцовую площадь, к Зимнему дворцу. Грузовики остановились у крыльца и встали полукругом, закрывая вход своими бортами, и текинцы начали спрыгивать на брусчатку под удивлённые взгляды юнкеров-охранников. Корнилов поднялся к юнкерам-часовым, которые не смели даже пошевелиться под его ледяным взглядом.
— Керенский у себя? — спросил Верховный.
— Т-так точно… — выдавил часовой.
— Отлично, — улыбнулся Корнилов и похлопал юнкера по плечу. — Хан, за мной!
Никакого сопротивления юнкера даже не пытались оказать. Генерал Корнилов всё ещё оставался Верховный Главнокомандующим, и подчинялись они именно ему. Да и симпатии многих из них целиком оставались на его стороне.
Текинцы, вооружённые пулемётами, винтовками и ятаганами, проследовали за генералом по коридорам Зимнего. Таким же пустым и полузаброшенным, как и прежде. Генерал хмуро поглядывал по сторонам, ожидая подвоха, но его никто даже и не попытался остановить.
— Хан, берите все входы и выходы под контроль. Никого не впускайте и не выпускайте. Юнкеров не обижать. Надеюсь, не заблудитесь, — приказал Корнилов. — Шах Кулы, Сердар, Джамал, за мной.
Он отправился прямиком в покои Керенского, нервно барабаня пальцами по рукоятке браунинга. Трое туркмен неслышными тенями следовали за ним, сжимая рукоятки ятаганов и грозно поглядывая в раскрытые боковые двери и коридоры.
Дверь в покои министра-председателя он распахнул едва ли не пинком. Керенский, в расшитом шёлковом халате, испуганно вскочил на ноги, глядя на нежданного гостя.
— Г-генерал? Что вы здесь делаете? Что вы себе позволяете?! — воскликнул он.
— Навожу порядок в стране, — хмуро сказал Корнилов. — Вы арестованы.
— Ч-что?! Это! Это измена! Вы уволены, генерал! — воскликнул он, не до конца осознавая происходящее.
— Джамал, — бросил Корнилов.
Дюжий туркмен одним движением подскочил к министру-председателю и ударом могучего кулака отправил того в нокаут. Корнилов прошёлся по кабинету, презрительно покосился на горку кокаина на рабочем столе министра. Подошёл к столу, снял телефонную трубку.
— Слушаю! — вместо приветливой барышни в трубке прозвучал хриплый мужской голос кого-то из ударников.
— Говорит генерал Корнилов. Дайте Смольный, — потребовал генерал.
В трубке зазвучали какие-то шорохи, шипение. Спустя какое-то время зазвучали привычные гудки.
— Алло! Алло! — вдруг раздался голос из трубки.
В трубке вдруг послышался выстрел, за ним — ещё один. Приглушённые, сдавленные крики и резкие, отрывистые приказы.
— Это полковник Манштейн! Смольный почти взят, ведём бои с остатками охраны! — прерываясь шумом и шипением, прозвучало из трубки.
Значит, Петросовет решил сопротивляться. Эти выродки, обезглавившие армию своим ловко вброшенным приказом № 1, эти негодяи, раз за разом требующие всё больше и больше полномочий, не имея никакого права выражать волю всего народа. Это сборище масонов, профессиональных революционеров и различных авантюристов, собирающееся грабить Россию под видом благого дела и под прикрытием демократии. Генерала Корнилова захлестнула ненависть.
— Владимир Владимирович? — произнёс генерал. — Добейте выживших.
