25 декабря 1946 года.
Бразилиа-Ардженто, президентский бункер.
– Жозе? – негромкий голос друга вырвал президента из объятий Морфея.
– Что случилось?
– Американцы эвакуируются из Рио.
– Что? Точно? Когда?
– Только что пришло подтверждение от одной из наших спецгрупп. Они уже грузят первую партию солдат.
– Но почему? Ведь наше наступление в Панаме с треском провалилось?
– Вчера русские стратегические бомбардировщики нанесли удар по Пёрл-Харбору. Результат примерно как после японской атаки, – Гаспар улыбнулся. – Теперь гринго боятся, что им не хватит силенок сражаться сразу везде. А без снабжения мы их сотрем в порошок в наших джунглях – и они это прекрасно понимают.
Альверде встал из кресла, в котором спал, и с хрустом потянулся.
– Только один вопрос, дружище. Как русские прорвались к Гавайям и как они достигли такого результата?
– Понятия не имею. Но их стратеги – та еще головная боль. Пролетели на огромной высоте и сбросили несколько десятков планирующих авиабомб. Накрыли как на полигоне.
– Сильно, – дождавшийся вскипания воды президент заварил себе чаю. – Думаю, теперь Рождество будет для американцев гораздо более грустным праздником.
– Президентэ! – влетевший в кабинет Рейнальдо едва ли не бегом бросился к радиоприемнику. – Только что передали…
– Хуан? Что за… – голос, появившийся из треска и шипения, не дал генералу договорить.
– Таким образом, смерть президента Трумэна, безусловно, является делом рук коммунистических шпионов, окопавшихся в самом сердце нашей страны. Но американская нация, которая сплотится еще сильнее вокруг нового лидера, не сдастся. Каждый из нас, патриотов Соединенных Штатов, должен в этот момент сказать себе: "Да! Мы сможем!"
Президент Трумэн умер в борьбе за свободу, в борьбе против тирании и несправедливости. До последнего вздоха он верил в нашу победу над злом, над этой тьмой, окружающей нас. И мы тоже будем биться – мы не отступим, не предадим наши идеалы и принципы. Мы отринем слова предателей, вещающих о переговорах, о договоренности с врагом.
Враг силен – но мы сильнее! И наш флот все еще сильнее всех других флотов, вместе взятых, несмотря на все эти бесчестные приемчики коммунистов. Наша армия многочисленна и с каждым днем все лучше вооружена. Поэтому-то враг и пошел на это злодеяние – ибо он боится нас, боится сражаться с нами в честном бою. Но подлыми убийствами нас не запугать! Потому что мы верим в свободу, в честь, в справедливость!
Наша страна благословлена – а потому мы победим.
Альверде потрясенно повернулся к Гаспару:
– Трумэну хана? Но почему? Зачем русским его убивать? У них и так все на мази, судя по всему?
– А ты уверен, что это русские?
– А кто же еще обладает такими ресурсами в США? Не мы же? И даже не немцы… О, пресвятая Дева… неужели?
– Вот и я так думаю, Жозе. Сами же и пристукнули. Почувствовали, что война народу начинает надоедать – и отвлекли их внимание самым простым средством. И самым действенным.
– Однако… и что теперь? На что они рассчитывают? У них даже на нас уже сил не хватает – чего они ждут?
– Я не знаю, Жозе – правда, даже идей нет, – Гаспар устало потер лоб. – Только если…
Следующую фразу оба сказали синхронно:
– Бомба!!!
– Проект Манхэттен, будь он проклят! Неужели у них получилось? – Альверде неверяще помотал головой.
– Вряд ли. Если бы получилось – они бы бомбу уже сбросили. И наверняка получили бы в ответ. Такое, знаешь ли, трудно не заметить. А в то, что у Сталина бомба есть, мы с тобою оба уверены на девяносто девять процентов. И девять десятых.
– Но… они же не получат с бомбы ничего! У русских уже, наверное, штук двадцать-тридцать есть. Что решит одна-единственная атомная боеголовка?
– Это мы с тобою знаем. А американцы? Они же фиг знает что о себе думают. Вот и кажется им: сделаем, взорвем – и все, войне конец за явным превосходством одной из сторон. У них даже мысли не возникает, что Сталин в ответ на их "погрозить пальчиком" врежет кувалдой…
– Думаешь, до этого дойдет?
– Молюсь, чтобы не дошло, друг… иначе плохо будет всем – вообще всем, а нам – в особенности.
10 января 1947 года.
Бразилия, Рио-де-Жанейро.
Рикардо Родригес спокойно смотрел, как несколько человек в американской форме неторопливо передвигаются по улицам Рио. Его не было видно – развалины некогда прекрасного города давали более чем достаточное количество укрытий.
Майор выбрал для своей лежки живописные руины одного из старых кварталов и сейчас, лежа на том, что когда-то было чердаком, привычно изучал схемы патрулирования.
Эвакуация американских войск закончилась, не успев начаться. Смерть президента Трумэна поставила все с ног на голову. Новая власть в Вашингтоне решила сосредоточиться на Южной Америке и Африке, прекратив попытки наступлений в Евразии. Понятное дело, что решение это было вынужденное – Советская Армия практически закончила ликвидацию многочисленных "котлов" на Ближнем Востоке, Гоминьдан стремительно откатывался назад на Востоке Дальнем, в Европе войск у Альянса тоже уже не осталось…
И теперь высвобождающаяся мощь должна была обрушиться на головы Альверде, Гаспара и их сограждан.
И хотя помощь от Евразийского Союза приходила, поставок было однозначно недостаточно. С другой стороны, значительная часть промышленности ЮАФ была перенесена в глубинные районы континента, серьезно затрудняя американским ВВС свое уничтожение. В сумме с разгорающейся ненавистью простых людей к оккупантам, это давало южно-американской державе неплохие шансы на выживание.
Что никак не могло устроить Вашингтон. Удар по Гавайям был слишком болезненным и на фоне других поражений Альянса создал впечатление у простых американцев, что война проигрывается. Недовольство скапливалось уже давно, но именно повторный удар по Пёрл-Харбору превратил практически неслышный шепот в хоть и негромкий, но с каждым днем все усиливающийся ропот.
Ситуацию надо было исправлять – и исправлять быстро. Нужна была победа – хоть какая-нибудь. Учитывая, что в боях против русских и немецких армий Альянсу шансов особо искать не приходилось, козлом отпущения назначили Альверде. Трумэн, который начал понимать, во что втянул США, поддавшись на уговоры некоторых лиц, стал осознавать, что победа – даже если и удастся ее достигнуть – будет чересчур дорого стоить, принесет слишком много смертей и проблем.
Понятное дело, что подобными мыслями президент не стеснялся делиться со своим ближним окружением, даже и не подозревая, что фактически подписывает себе смертный приговор.