Котовой у меня за спиной напевал: «Милая моя, солнышко лесное, где, в каких краях встретишься со мною?»
Я обернулся – Лену Котову позади себя не увидел.
Я всё же пришёл этой ночью на пляж пансионата «Аврора». Вместе с Кириллом и с Артуром. Но на этот раз мы явились сюда не в компании парикмахерш. Рядом с Киром и Прохоровым по берегу шли Женя и Любаша, работницы чулочной фабрики из Смоленска. Под руку со мной брела босиком по мокрому песку студентка филфака МГУ Настя Бурцева. Набегавшие на берег волны то и дело окатывали наши ноги шипящей пеной (шторма на море не случилось, но «волнение» на водной поверхности после полуночи определённо усилилось). Морская вода казалась тёплой, как и в моих воспоминаниях. Ветер дул с берега – я чувствовал не только ароматы моря, но и запах табачного дыма, что буквально пропитал одежду моей спутницы.
На аллее в окружавшем пансионат «Аврора» парке я этой ночью отыграл почти весь составленный для подобного случая репертуар песен. Пусть я пел не как Муслим Магомаев, но «вкладывал в исполнение песен много ярких эмоций» – об этом мне твердили все, кто слышал моё пение и в прошлой и уже в этой жизни. Да и концертную программу я подобрал тщательно, внёс в неё все известные мне хиты семидесятых. Сделал акцент на песнях о любви и о романтике – некоторые популярные композиции мне подсказала Котова. Но я поосторожничал. С музыкой из будущего я не мудрил: понимал, что стихи этих песен не сегодня, так завтра доберутся (вполне возможно) до ушей Настиного отца, полковника (в перспективе генерал-майора) КГБ.
Серебристый лунный свет отражался на гребнях волн. Он освещал нам путь лишь немногим хуже, чем это делал бы мой фонарь, который я со вчерашнего вечера носил за собой, словно маршальский жезл. Фонарь я не включал с тех пор, как мы с Настей Бурцевой добрались до проходившего мимо пансионата шоссе. Не помышлял я подсвечивать им путь и сейчас. Понимал, что это нарушило бы романтику ночи. Да и не видел в том нужды. Без опаски ступал на стелившуюся нам под ноги (покрытую пеной) морскую воду. На ночном пляже студентка МГУ позабыла о филологии и офилософии – рассказывала о Москве, о своём институте… и о Владимире Семёновиче Высоцком, с которым (как она утверждала) была лично знакома.
Анастасия рассказывала, что «вместе с мамой» «много раз» посещала Театр на Таганке. Ещё школьницей она смотрела там спектакль «Пугачёв», в котором участвовал Высоцкий – именно тогда она впервые разговаривала с «Владимиром Семёновичем». Настя призналась, что её папе нравятся песни Высоцкого. Но он просил, чтобы она никому об этом не рассказывала (об этом факте Настя сообщила с усмешкой). Заявила, что у них дома есть пластинка с песнями из фильма «Вертикаль», пластинка «Песни Владимира Высоцкого из кинофильмов» и даже новая, появившаяся в этом году (название её Анастасия не вспомнила). Бурцева заверяла, что «вживую» видела многих артистов, часто мелькавших сейчас на экранах телевизоров и кинотеатров.
Настю с неподдельным интересом слушали и Артурчик, и Кирилл, и их смоленские подружки. Следил за нитью разговора и я – изредка менял его направление. «Котовой бы понравились эти истории о театре», - подумал я. Прислушивался к Настиным рассказам – вспомнил, как Артурчик (тот, из будущего) заверял меня: «Фиктивный брак, Чёрный – это тот же кредит. При правильном использовании он приносит немало пользы. Но за пользование ним нужно платить». Прохоров утверждал, что «в нашем кругу» фиктивные браки – это «обычное дело». «За любовью – это к любовнице… - говорил он. – Да кому я это говорю! Чёрный, ты же после того случая с Лариской Шировой и не влюблялся больше ни в кого!..»
Бурцева рассказала историю нашего с ней знакомства, пока я вспоминал о разговорах в Артурчиком:
- …Целоваться ко мне полез. Совсем с ума сошёл! Дурак деревенский. Я его толкнула… А он за блузку дёрнул! Гад такой. Разорвал! И двух пуговиц теперь не хватает. Хорошо, что я с собой булавку ношу. А то ходила бы сейчас, как оборвыш. Вот, девчонки, смотрите!
Настя продемонстрировала девицам из Смоленска (а заодно и Киру с Артурчиком) место на блузе, где недоставало пуговиц.
- Если бы Сергей там не появился, я бы этому Федьке глаза выцарапала! – заявила она. – А потом бы ещё и папе на этого деревенского гада пожаловалась. А мой папа, знаете какой? Он бы этому Федьке точно голову оторвал! Но Серёжа этого дурня тоже поколотил…
Выражение «оторвал голову» напомнило мне, что в интернетовской статье сообщали: Фёдор Тартанов умер в следственном изоляторе «от неизлечимой болезни». «Неизлечимая болезнь, - мысленно повторил я. – Отрывание головы даже в двухтысячных годах ещё не лечили». Я слушал, как Настя описывала моё появление на Птичьей скале. С её слов, я будто спустился с небес. А «гада Федьку» я едва ли не на куски разорвал – после Настиного описания «драки» даже я удивился тому, что Фёдор Тартанов ушёл с Птичьей скалы самостоятельно. Услышал, как восторженно ахнули работницы чулочной фабрики. Увидел, как горделиво вскинула подбородок Настя. Заметил, что Кир и Артурчик удивлённо приподняли брови – они будто спрашивали, почему я не «вырубил» Фёдора «с одного удара».
- …Даже и не знаю, как быть, - сказала Анастасия.
Она вынула из кармана пачку с сигаретами.
- У Зинки я не останусь, - заявила студентка филфака МГУ. – Видеть не желаю её пьяницу братца! Домой поеду. Сегодня же вечером. Только как? Все мои вещи у Зины в доме. Там и деньги, и документы, и одежда. Не представляю, как я их оттуда заберу.
Она вздохнула, покачала головой.
- Тоже мне проблема! - откликнулся Артурчик. – Спокойно туда придёшь и заберёшь всё, что нужно. И никто тебе не помешает. Потому что мы туда явимся вместе с тобой. Этот твой Фёдор в штаны наложит и под лавку спрячется при виде нас! Так ведь, Чёрный?
Девицы, как по команде, взглянули на меня.
Анастасия Бурцева, будто случайно, прижалась грудью к моей руке.
- Не вопрос, - ответил я. – Прогуляемся. Заберём. Разберёмся.
Очередная тёплая волна накатила на берег и погладила мои ноги.
Настя тихо ойкнула.
- Вопрос в другом, - сказал Артурчик. – Настенька, как ты купишь сейчас билет до Москвы? Сезон отпусков. Вся страна на юг и с юга шастает.
