Вид беспомощно валявшегося на земле символа колониальной власти, который можно было, безнаказанно потоптать ногами очень обрадовал чернокожих, но это было только началом. К огромному удовольствию зрителей, Махно приказал выпороть всех колониальных чиновников, назначив им наказание, в двадцать пять «горячих».
Под дружное улюлюканье и свист собравшейся толпы, на грязные доски конторской террасы валили тех, кто ещё два час назад считались «хозяевами жизни» в Ному. Их крики, стоны и беспомощный вид были самым прекрасным развлечение, что можно было только придумать.
После завершения наказания, под громкие крики возбужденной толпы, Махно сделал следующий шаг по завоеванию сердец угнетенных африканских тружеников. Величественно взмахнув рукой и потребовав у толпы внимания, атаман сделал то, что неоднократно делал на Украине при захвате крупного села или маленького городка. По его приказу были принесены все долговые книги чиновников Ному, сразу же преданные огню.
Во всем мире, люди ненавидят долги и недоимки перед государством. В этом все они едины независимо от цвета кожи, вероисповедания или идеологических предпочтений. Именно стоя перед этим символизированным костром, негры почувствовали себя действительно свободными и принялись громко выкрикивать имя благодетеля, на свой лад.
Под дружные крики «Анархо, анархо» для окончательного закрепления своей победы, Махно открыл часть колониальных складов и начался всенародный праздник. Обрадованные столь стремительным изменением своей жизни, африканцы вытащили тыквенные калебасы с вином и принялись угощать им воинов батьки «Анархо».
Об политических изменениях Ному, административный центр провинции Нигер Ниамей узнал недели через полторы после их происшествия. Первыми новость о черных знаменах анархии, чей предводитель порет ненавистных чиновников, сжигает долговые книги и раздает припасы с товарами, в Ниамей принесли пастухи, пригнавшие свой скот на продажу.
Эти слухи быстро взбудоражили девятнадцатитысячный городок, раскинувшийся на левом берегу реки Нигер. Благодаря удачно расположенной пристани и наличию паромной переправы Ниамей получил статус центра провинции, большая часть которой была покрыта скудной растительностью.
Скотобойня, мукомольный заводик вкупе с кожевенными, серебряными и золотых дел мастерскими вносили свою лепту в доходы Парижа, но правивший в Ниамеи Лоран Кобер был недоволен. Полковничье жалование, плюс регулярные поборы местных купцов и ремесленников плохо утоляли аппетит колониального чиновника. Откровенно завидуя губернаторам побережья обогащавшихся благодаря полезным ископаемым подвластных им земель, Кобер несколько раз организовывал геологические разведки на плато Аир, но без особого успеха.
Известие о захвате Ному «сумасшедшим белым» серьезно озадачило нигерийского губернатора. С одной стороны форт был недалеко от Ниамеи, и послать войска для наведения не составляло большого труда, но с другой стороны эти земли относились к другому колониальному департаменту и, следовательно, были вне компетенции полковника. После недолгого раздумья, Кобер решил не вмешиваться в дела соседей, но отправил сообщение в Париж о возникшей проблеме.
Подобные действия были логичными и правильными в отношении банд немирных туарегов и чернокожих бунтовщиков. Ущерб от их деятельности был небольшим, и у Парижа было время для принятия решения и отправки карательных войск против провинившихся, но Махно в эту схему никак не укладывался. Отдохнув в Ному, он быстрым маршем направился к Ниамеи, своей главной цели.
Черные знамена с белыми костями вызывали уважение у местных жителей. Мало кто из них смог бы так свободно и непринужденно обращаться с символами смерти, почтение к которым сидело у них на уровне подкорки. Все они с почтением склоняли головы перед необычным белым вождем, о котором уже стали ходить легенды.
Благодаря этому, приближение махновцев к Ниамеи осталось незамеченным. Рано утром, когда часовые с трудом борются со сладкими объятиями Морфея, Махно ударил по городку с двух сторон. Главный удар наносился по казармам находившихся на западной окраине Ниамеи силами пехоты при поддержке пулеметов на повозках.
Укрывшись за каменными стенами, солдаты колонии отчаянно сопротивлялись махновцам, в надежде, что им на помощь придут солдаты, охранявшие особняк губернатора и пристань. Ударь они в спину окружившим казарму анархистам, и возможно африканская одиссея Махно закончилась, не успев начаться, однако этого не произошло. Двигавшаяся к казарме полурота охраны попала под удар конного отряда махновцев ворвавшегося в город с юга.
Захваченные врасплох солдаты, не сумели оказать сколько-нибудь серьезного сопротивления кавалеристам батьки и подобно тараканам разбежались по кривым переулкам городка. Преследуя беглецов, с задорным посвистом африканские анархисты поскакали к дому губернатора, желая захватить Кобера в плен, но того уже след простыл.
Поднятый с постели адъютантом и оповещенный им, что все пропало, мсье колонел только и успел, что натянуть штаны и опустошить личный сейф. Прижимая к груди мундир с туго набитыми деньгами сапогами и с револьвером в руке, Кобер успел добежать до пристани, прежде чем толпа восставшей черни отрезала переправу от остальных районов города.
Едва только в районе казарм вспыхнула перестрелка, как на улицы Ниамеи высыпали чернокожий люмпен с криками «Анархо, анархо!». В былое время жандармам было достаточно дать в воздух один только залп и спокойствие было бы восстановлено, но с появлением Махно ситуация кардинально поменялась. Почувствовав свою силу, «угнетенные африканцы» вначале стали забрасывать солдат у пристани камнями, а затем принялись активно теснить их к парому.
Командовавший взводом охраны лейтенант Фурнэ пытался оказать сопротивление, но силы были неравны. К восставшим с каждой минутой подходило подкрепление, и град камней в сторону охраны только увеличивался.
Появление у переправы губернатора полностью разрешило колебания лейтенанта. Дав в сторону наседавшей толпы несколько залпов, французы торопливо погрузились на паром и поплыли на противоположный берег реки. Там находилась резервная телеграфная станция, посредством которой цивилизованное сообщество узнало о захвате Ниамей русскими анархистами. Так на карте мира возникла никем не признанная страна «Махновия», а над водами Нигера поплыла песня «Любо братцы, любо» в исполнении обретших свободу людей.
Франции потребовалось мало времени, чтобы по достоинству оценить угрозу, возникшую для её интересов в Западной Африке. Последовал обмен резкими нотами между Парижем и Москвой, Котону и Ломе. Власти Третьей республики гневно упрекала Россию в утаении очень важной для неё информации, русские оправдывались нерасторопностью и крайне некомпетентностью своих чиновников в колонии, клятвенно заверяя Париж, что виновные будут непременно наказаны со всей строгостью. Держа данное слово, Фрунзе действительно наложил взыскания на своих подчиненных, но это мало утешило Францию, которой предстояло удалять из своей части тела махновскую занозу.
