ГЛЕБ
По возвращении в Петроград Деникин был определён под домашний арест до окончания служебного расследования, а в Новочеркасск для участия в переговорах вылетели новые военные представители: начальник Генерального штаба Духонин и ваш покорный слуга.
В кабинет Каледина нас допустили без проволочек. Предупреждённый адъютантом атаман уже ожидал нас на полпути между дверью и столом. Поздоровавшись, Духонин представил меня:
— Командующий войсками Центрального округа, заместитель наркома обороны генерал-полковник Абрамов.
Каледин уважительно покосился на пустой рукав моего кителя, протянул руку.
— Рад знакомству! Весьма о вас наслышан.
Как только все расселись, Духонин сразу взял быка за рога:
— Алексей Максимович, мы настояли на этой аудиенции, чтобы поговорить с вами не как с партнёром по переговорам, — оставим словоблудие политикам! — но как представители верховного командования с действующим генералом русской армии. Извольте ознакомиться с предписанием!
Духонин протянул Каледину запечатанный конверт. Тот, не скрывая некоторого удивления, сломал печать и вскрыл пакет. По мере чтения лицо генерала, до того слегка напряжённое, заметно оживилось. Он поднял глаза на Духонина.
— Готовимся к наступлению, ваше высокопревосходительство?!
— Точно так, товарищ генерал-полковник! Именно так отныне произносится ваш чин, а про «высокопревосходительство» забудьте.
Заметив на лице Каледина лёгкое замешательство, Духонин улыбнулся.
— Ничего, Алексей Максимович, привыкнете. На словах хочу добавить, что после того, как сформированный вами, согласно предписанию, корпус, прибудет на Румынский фронт, вы незамедлительно вступите в командование новой формирующейся армией.
Духонин, следом за ним я и Каледин, поднялись.
— Если у вас нет вопросов, товарищ генерал-полковник, приказываю немедленно приступить к исполнению предписания Генерального штаба!
Протянутая для прощального рукопожатия рука начальника Генерального штаба повисла в воздухе, поскольку руки Каледина были вытянуты вдоль туловища, а сам он принял строевую стойку.
— Не понял, — посуровел лицом Духонин, опуская руку, — вы что, отказываетесь исполнять приказ?!
— Никак нет, ваше высокопревосходительство! — отчеканил Каледин, вскидывая подбородок. — Простите, но я пока не знаю, как теперь произносится ваше новое звание…
— Генерал армии, — подсказал я.
— Никак нет, … товарищ генерал армии! — поправился Каледин. — К формированию корпуса я приступаю незамедлительно в полном соответствии с полученным приказом. Но сроки отправки его на фронт будут зависеть от результатов переговоров, участниками которых мы с вами являемся.
Взгляды двух генералов — тяжёлый, давящий Духонина и упрямый Каледина — скрестились. Я с тревогой наблюдал за ходом дуэли. Первым «опустил шпагу» Духонин. Он пожал плечами и слегка раздражённо произнёс:
— Хорошо, Алексей Максимович, пусть будет так. В конце концов, это всего лишь формальность, поскольку я абсолютно убеждён в благополучном исходе переговоров.
Атаман облегчённо вздохнул, и тут же пригласил нас к совместной трапезе. Дабы не усугублять обстановку, приглашение было принято.
Перевести условие, выставленное Калединым, в состояние формальности оказалось куда как труднее, чем полагал Духонин. Переговоры, которые из-за инцидента с Деникиным и так начались с опозданием, затянулись ещё на неделю. Дипломатические маневры Сталина и военные маневры Тухачевского вблизи границ мятежной зоны шаг за шагом позволили согласовать все позиции кроме одной: что делать со Зверевым? Наша делегация настаивала на том, чтобы полковник предстал пред судом.
По всем остальным вопросам мятежники были вполне удовлетворены: окончательное решение о статусе казачьего края должно вынести Учредительное собрание, до того Советы обязались не вводить туда внутренние войска и не препятствовать работе местных органов самоуправления, которые в свою очередь обязались действовать в рамках существующего законодательства. Отсюда: «бодаться» из-за одного человека не хотелось уже никому. Потому судили Зверева в Новочеркасске закрытым судом военного трибунала. Приговор: пять лет каторжных работ с отсрочкой исполнения до окончания войны. Это давало Звереву шанс на поле брани смягчить приговор кровью.
Решение суда никого полностью не удовлетворило, но позволило делегациям поставить подписи под соглашением.
**
Революция провела по сердцам российского дворянства если не кровавую полосу отчуждения, то чёрную полоску неприятия почти по каждому — и между родами и новой Россией, и внутри самих родов.
Братья Игнатьевы некогда были дружны, а теперь стали холодны друг к другу. Павел не мог принять восторженного отношения Алексея к российским переменам. Однако нынче напросился в гости сам.
Братья сидели в малой гостиной за низким столиком, промеж них графин вина и лёгкая закуска.
— Не буду кривить душой, Алёша, — произнёс Павел после второго выпитого бокала, — пришёл я к тебе поговорить о недавних событиях, произошедших вокруг тебя. И знай, это не только мой интерес!
— О чём ты, Паша? — слегка настороженно поинтересовался Алексей.
— Ну, как о чём? — чуть свёл губы в улыбке Павел. — О суете вокруг двух миллионов из хранимой тобой казны.
Алексей слегка замялся: врать брату не хотелось, а говорить на служебные темы он был не вправе. Павел правильно понял его замешательство и пришёл на помощь.
— Не терзайся, Алёша. Оставь свои секреты при себе, тем более что нам, — Павел выделил слово «нам», — всё известно.
— Если так, к чему этот разговор? — удивился Алексей.
Павел чуть поморщился.
— Видно я неверно выразился. Нам известны все основные события и последствия, к которым они привели, может, даже больше, чем тебе, но мы хотели бы знать детали. Давай, я буду рассказывать, а ты уточни всё, что сочтёшь возможным.
Алексей кивнул и Павел начал:
— О том, что к тебе направляется нарочный от «товарищей» из Петрограда, мы узнали, думается, одновременно с тобой и сразу насторожились. Куда пойдут эти два миллиона, нам было совсем не безразлично. Если на дело так называемой «мировой революции», то мы были готовы провести экспроприацию. Да, да, и не смотри на меня так. Отняли бы деньги силой — за порогом твоего дома, разумеется. Прибытие самозваного прапорщика Нащёкова мы самым позорным образом прошляпили — никак не могли представить, что посланник из Петрограда прибудет под видом «добровольца». Когда позже выяснилось что он такой же посланник, как и прапорщик, нам наш промах простился. Но правду мы узнали только после того, как в пригороде Парижа приземлился «Александр Невский». Фанфаронствуют «товарищи», решили мы, но потом выяснилось, что у них были причины так поспешать. Кстати, ты действительно отдал липовому посланнику все наличные деньги, что хранились в твоём сейфе?
