Генрих, не чинясь, подтащил второе кресло и сел напротив.
- Как самочувствие, баронесса?
- Голова кружится. Трудно сосредоточиться...
- Зачем вы перебрались в эту, как вы выражаетесь, хижину?
- Так было нужно.
- Поясните. Вы ведь хотите, чтобы я вам помог? Тогда, прошу вас, будьте по возможности откровенны.
По дороге сюда он долго раздумывал - можно ли применить против Сельмы светопись? Руну подчинения, например? Однако решил - нет, лучше не надо. Ведьма, как он уже выяснил, утратила память, но не способности. Враждебное воздействие она ощутит и может ответить - пусть даже неосознанно, на инстинктах.
- Давайте обсудим ваши видения, фрау фон Вальдхорн. Что они собой представляют?
- Откуда вы про них знаете?
- Вы мне сами рассказали сегодня. Помните, в полдень?
- Ах да, вы правы. Видения... Душные, вязкие... Не такие, как прежде...
- А прежде какие были?
- В юности - волшебные, светлые... - она, тяжело дыша, делала паузы между фразами. - Сны о будущем... О том, как встречу мужа... Как перееду в столицу... И ведь сбывались... Прекратились, когда повзрослела... Потом, с год назад начались другие... Тоже странные, но не страшные... Я засыпала и будто бы говорила сама с собой... С другой собой... Не знаю, как это объяснить...
- Я понимаю. Продолжайте, прошу вас.
- Деталей наутро уже не помнила, но точно знала, что надо делать... Купить этот домик... Он и стоил-то всего ничего... Заглянуть под половицу в кладовке... Дурацкий тайник, будто в каком-нибудь дешевом романчике...
- Что было в тайнике? - спросил Генрих.
- А три дня назад пришли кошмары... - она, казалось, его не слышала. - Я поняла, что от мужа надо уехать... Чтобы он меня не нашел... Потому что он стал чужой, жуткий...
- Тише, тише. Забудьте, какой он сейчас. Вспомните, каким он был раньше. Вы говорите, Роберт впервые приснился вам еще до знакомства? Помните, когда именно это было?
- Да, - она улыбнулась бледно. - Первый день осени, накануне королевского бала... Двадцать пять лет назад... У меня было платье... Летящее... Темно-красное, как гранатовый сок...
Речь ее становилась сбивчивой, слов почти нельзя было разобрать. Глаза туманились, на лбу выступила испарина. Генрих понял, что счет идет на секунды - она вот-вот отключится.
- Это была хорошая осень, Сельма?
- Хорошая... Лучшая...
- Тогда покажите мне ее. Пожалуйста, я очень хочу увидеть.
- Как показать?
- У нас очень сильный дар, мы обойдемся без длинных формул. Я лишь напишу две руны. Вы позволите?
- Да...
- Не засыпайте! Еще буквально секунду!
Он, торопясь, начертил над ее переносицей руну йера - 'добрый год', 'урожай'. Поверх - райдо, символ движения. Взял ведьму за руку.
- Смотрите мне в глаза, Сельма. Мы идем туда. В день накануне бала.
- Матушка, - взмолилась Сельма фон Минц, семнадцатилетняя девица на выданье, - ну сколько можно нудить? Как будто я совсем глупая и ничего не соображаю.
- Не груби, - сказала ей мать с улыбкой и без всякой строгости в голосе. - В том-то и дело, что ума у тебя хватает, даже с избытком. Как и упрямства. Мужчин это, знаешь ли, настораживает.
- Ой, перестаньте. Вы же, в самом деле, не ждете, что я буду хлопать ресничками и жеманно хихикать?
- Посмотрела бы с удовольствием.
Мать заговорщицки подмигнула. Сельма фыркнула:
- Нет уж, увольте, матушка. Если какой-нибудь надутый индюк ищет не невесту, а куклу, то пусть лучше сразу проходит мимо. Мне такого счастья не надо. Я вам десять раз уже говорила.
- Скорее, все пятьдесят. Понять не могу - в кого ты у нас такая ершистая? Уж наверняка не в меня. От того лилейного платья я бы в жизни не отказалась...
- Вы меня им теперь до старости будете попрекать?
- И буду, если потребуется! Платье было - просто восторг!
- А это - разве плохое?
Сельма приосанилась перед зеркалом. Гранатово-красная ткань дразняще, едва заметно переливалась, льнула к телу, будто живая.
- Что ты! Оно прекрасно. Очень тебе идет. Просто... гм... слишком сочное для юной невинной девушки.
- Оно такое, как я хочу. Потенциальные женихи, про которых вы мне твердите целыми днями, тоже, полагаю, оценят.
- Пусть только попробуют не оценить, - ворчливо сказала мать. - Но и ты, пожалуйста, не зевай. Такой шанс! Род у нас захудалый - в других обстоятельствах никто бы не пригласил. Если бы не твой дар...
- Ну да, ну да. Аристократам из Стеклянного Дома требуются жены с чернильным зрением. Чтобы порода не ухудшалась.
- Девочка моя, ты несносна. Но завтра, надеюсь, сумеешь придержать язычок. Чтобы они там не разбежались, едва с тобой познакомившись.
- Постараюсь, - скромно сказала Сельма.
- Вот и славно. Теперь давай отдыхать. И, умоляю, не засиживайся до полуночи с книжкой, иначе будешь с утра как снулая рыба.
Мать поцеловала дочь и ушла. Вместо нее явилась служанка. Сельма с ее помощью сняла платье и, накинув халат, подошла к распахнутому окну. Было еще по-летнему душно, но чувствовалось, что осень уже притаилась где-то среди ветвей, дожидаясь момента, чтобы дохнуть прохладой.
С четвертого этажа отеля 'Королевский орел' открывался вид на Прейгару - ее излучина, отражая закатный свет, сверкала, как сабля в кузнечном горне. Пыхтел прогулочный пароходик. Вязы на набережной отбрасывали длинные тени.
Сельме было немного грустно. Она хотела бы жить в столице, но не как случайная гостья-провинциалка, а как настоящая столичная дама - из тех, что, проезжая через центральный мост, даже не глянут на резиденцию канцлера, настолько им привычна эта картина.
К сожалению, у ее родителей не было тут ни родственников, ни даже друзей. Сегодня она, сидя в гостинице, любуется видом, а через пару дней ее опять ждет вокзал и поезд до захолустного Магдебурга. Если только кто-нибудь на балу не соизволит обратить на нее внимание.
Сельма прилегла на кровать. Открыла книжку, но глаза скользили по строчкам, не цепляясь за смысл.
Да, королевский бал. Конечно, она ждала его, но все равно было немного обидно, что ее привезли сюда, как какую-то кобылу на ярмарку. Нет, даже хуже - ведь выбрали не за стать и, уж тем более, не за ум, а исключительно за наличие дара. Причем развивать этот дар у нее самой никто не намерен - лишь бы способность к светописи передалась ее будущему ребенку. Это практически гарантировано, если оба родителя - одаренные.
Ну, ничего. Завтра каждый гость на балу поймет - она красивее, чем все придворные выдры. А еще она гордая. Если на нее будут смотреть, как на вещь, то столица ей ни к чему. Она, Сельма, не будет плакать. Уедет домой, а там разберется. Найдет себе применение.
