ни твою компанию в нарушении бельгийского нейтралитета.
– Толково придумано, – помедлив, кивнул Греве. – Ладно, черти драповые, уговорили. Идите тогда к шлюпкам, а то вот-вот встанет солнце. Хороши же вы будете при свете дня!
Столб воды под кормой «Уаскара». Раздались испуганные крики, с блокшива, старого парусного фрегата, стоящего на мертвых якорях со снятым рангоутом, грохнула сигнальная пушка. Ей ответило орудие с верков крепости – там замелькали сигнальные фонари, замельтешили на валах крошечные фигурки.
– До батарей меньше двух миль. – Сережа опустил бинокль. – Могут и попасть, если очень постараются.
– Мы для них на фоне темной стороны горизонта, – отозвался Остелецкий. – И потом, с чего это в нас стрелять? Старшее на рейде военное судно следует за нейтральным пароходом. Конечно, взрыв монитора подозрителен донельзя, да еще и недавний побег… Но чтобы вот так сразу обстреливать и топить? Нет, не решатся. А когда поймут, что ошиблись, мы будем уже далеко.
Он стоял рядом с Сережей в расстегнутом до пояса водолазном костюме из тонкой кожи и гуттаперчи. Рядом на палубе сохли водолапти.
– И как вы ухитрились? С «Ковадонгой» понятно, они даже не проснулись, когда мы со шлюпок на палубу полезли. Без ножей обошлось, тихо все проделали, бескровно. Но – взрыв?..
– Да проще простого. Подошли к монитору вплавь и прицепили к корме мину. Динамита у нас осталось всего две фунтовые шашки. Чтобы на дно пустить, маловато, а вот чтобы покалечить лопасти винта, гребной вал и баллер руля – довольно за глаза. И жертв, опять же, не будет.
– Что жертв не будет – это правильно, – согласился с другом Сережа. – К чему лишний грех на душу брать? А что за мина-то? Те, что на минных катерах, подрывают током от гальванической батареи. У бросательных бомб, которые используют террористы, кислотные взрыватели мгновенного ударного действия. А ваша как устроена?
– Часовой механизм. Я в детали не вникал, если хочешь, расспроси нашего гениального взрывника, юнкера Лукина, это он смастерил. Замедление поставил на полчаса – как раз хватило, чтобы «пластуны» вернулись на «Ковадонгу» и суда вышли в море. А «Уаскар» теперь нескоро покинет порт. Повреждения наверняка серьезные, чтобы устранить их, полгода потребуется, не меньше.
– Вот и адмирал доволен. – И Сережа кивнул на монументальную фигуру Мигеля Грау, возвышающуюся на мостике. – Уж как ему не хотелось топить свой любимый монитор! А так есть шанс вернуть его после окончания войны по репарациям.
– Эк ты загнул – по репарациям! – хмыкнул Остелецкий. – Для этого сначала надо победить. Мы тут, конечно, славно погуляли, но у чилийцев по-прежнему серьезное превосходство на море.
Вспыхнул ослепительный свет, прожекторный луч зашарил по гавани. Скользнул по канонерке, потом метнулся к «Луизе-Марии».
– «Рэйли», – встревожился Казанков. – А это, друг мой Вениамин, скверно. У англичан полтора лишних узла ходу, да и пушки не нашим чета. Догонят – солоно придется.
– Не лезь поперед батьки в пекло! – Остелецкий покровительственно похлопал друга по плечу. – Унтер Осадчий не зря три дня по кабакам околачивался. У англичан, что на «Рэйли», что на «Мьютайне», сейчас только стояночные вахты. Остальные лайми на берегу – хлещут ром с мескалем, бьют друг другу рожи да тискают местных сеньорит, какие посговорчивее. Пока соберут команды, пока разведут пары, мы будем уже далеко. К тому же сначала надо понять, что происходит. Конечно, наш друг Бертон сразу догадается, кто виновен в подрыве «Уаскара», но о захвате-то «Ковадонги» он знать не знает! К бабке не ходи, решит, что «Луиза-Мария» дала деру с нами на борту, а канонерка ее преследует.
Сережа задумался. Прожектор с «Рэйли» шарил по гавани, задерживаясь на уходящих судах. Когда луч упирался в «Ковадонгу», приходилось зажмуриваться, закрывать глаза ладонью, спасаясь от невыносимо яркого света.
– А чилийская эскадра, блокирующая Кальяо? Будем прорываться?
– Это еще зачем? – удивился Остелецкий. – Пусть Повалишин разбирается там как знает, а мы свое дело сделали. Пойдем дальше на север, в порт Пайта. В открытом океане нас поди сыщи!
Сильнее ошибиться Вениамин не мог. Британские корабли покинули гавань всего через два часа после «Луизы-Марии» и «Ковадонги». В планы Бертона не входило устраивать эффектную баталию на виду у всего города, а потому ушли англичане тихо, никого не предупредив: стеньги спущены, паруса подтянуты к реям, чтобы не белели в темноте, на палубах – ни звука, ни огонька.
Кептен Трайон, которому Бертон доходчиво объяснил, что им предстоит сделать, велел кочегарам полегче шуровать в котлах. До утра можно не терять беглецов из виду, ориентируясь по искрам, летящим из их труб, самим же оставаясь незамеченными. А как рассветет, они их уже не упустят. Океан, конечно, велик, но торные судовые пути – это всего лишь узкие тропки, с которых не так-то легко свернуть, а от Вальпараисо до Кальяо полторы тысячи миль по прямой, как летит альбатрос. Время есть.
Январь 1880 г.
Тихий океан. Где-то у побережья Перу
Греве поплотнее запахнулся в пончо. Это на берегу стоит удушающая летняя жара, в океане же царствуют холодные ветра, дующие со стороны Антарктиды. Судно весело режет форштевнем индигово-синие волны, следуя в кильватерной струе флагмана их маленькой эскадры. На мостике капитан да фрагата сеньор Серхио Казанков – сейчас он командует «Луизой-Марией», шкипер же Девилль официально считается интернированным, по этому поводу он засел в своей каюте и напивается до зеленых чертей, розовых слонов и прочей сказочной фауны.
Орудия расчехлены, кранцы первых выстрелов выложены на палубу, как это полагается, по уставу корабельной службы. Комендоры (все выходцы из далекой России) бдят; что до матросов-бельгийцев, то многие остались на своих местах, польстившись на тройное жалованье, обещанное бароном на время боевых действий. Их более осторожные товарищи последовали примеру шкипера, для чего в кубрик было спущено три ящика с бутылками черного ямайского рома с подходящей к случаю закуской. И все довольны, усмехнулся барон. Даже Камилла вон как мило беседует со своей подопечной на полуюте, в тени кормового перуанского флага…
– Как она? – спросил Остелецкий.
Он со своими пластунами перебрался на «Луизу-Марию», оставив полдюжины бойцов на «Ковадонге» в помощь Грау. Греве скосил взгляд на дам.
– Да вроде все в порядке. Поначалу заперлась в каюте и заявила, что не выйдет оттуда, пока ей не предъявят возлюбленного. Но потом баронесса подобрала ей миленький туалет для морских прогулок, и девчонка слегка оттаяла. Сегодня даже изволила выйти в салон к завтраку. Но все равно говорит только о том, как воссоединится со своим лейтенантом.
– Боюсь, уже не воссоединится… – Голос Остелецкого
