Уильям — банкир, а не практикующий золотых дел мастер. В совете гильдии он практически никто. Однако за пределами своего цеха, в Сити, он завоевал определённый вес; к его мнению прислушиваются. Отсюда его назначение плавщиком. Может быть, старшина златокузнецов потому и оспаривает результаты анализа, что недоволен растущим влиянием Уильяма? Даниелю сложно уследить за такими мелкими подводными течениями; ему довольно знать, что присяжные — и от Сити, и от гильдии — на стороне Уильяма. Если они и смотрят на старшину, то через плечо, словно оглядываются на отстающего.
К чести старшины тот сразу понимает, к чему идёт дело. Он морщится, но ненадолго.- Хорошо, — объявляет старшина. — Тогда давайте отдадим сэру Исааку должное. Он притесняет нас, как не притеснял ещё ни один директор Монетного двора, но никто никогда не говорил, будто он не умеет плавить золото.
Старшина, а за ним и другие златокузнецы, кланяются Мальборо. Мальборо видит это и кивает своему собеседнику. Тот оборачивается. Даниель узнаёт в нём Исаака Ньютона. Он горд, что его друга так чествуют и что тот вроде бы завоевал наконец доверие герцога Мальборо. Только миг спустя Даниель вспоминает, что Исаак умер.
Чинную сцену прерывает шум в галерее, ведущей из Нового двора: какой-то буян хочет прорваться на торжество, пристав его не пускает. Звуки шагов и спор приближаются.
— По какому праву?…
— Именем короля, сэр!
— К кому вы…
— К моему капитану! Герцогу Мальборо! Возможно, вы о нём слышали! — Говорящий стремительно входит в Звёздную палату. На нём полковничий мундир, вместо одной ноги — чёрная деревяшка. Он замирает, поняв, что нарушил некий торжественный ритуал, а подходящих слов наготове нет. Ситуация быстро ухудшается: лорды, ждущие в соседней комнате, заслышав суматоху, вообразили, будто упускают нечто важное. Теперь все они направляются сюда, у каждого на лице написано: «Извольте немедленно объяснить, в чём дело, или вас повесят!»
Даниель узнает одноногого полковника: это Барнс из Блекторрентского гвардейского полка. Барнс уже готов сам выкопать себе могилу и запрыгнуть в неё, прежде чем из боковой комнаты выйдут королевский письмоводитель, канцлер счётной палаты, первый лорд казначейства, лорд-хранитель королевской печати и лорд-канцлер, а также ганноверские герцоги и князья в количестве, достаточном для завоевания Саксонии. Теперь у него деревянная не только нога — язык и мозги тоже одеревенели. Лишь одному человеку хватает духа заговорить.
— Милорды, — произносит Мальборо, — у нас есть новости от присяжных. И, если я не сильно ошибаюсь, с Тайберна тоже.
Даниель смотрит на Барнса: тот трясёт головой, прочищает горло, выкатывает глаза и машет руками. Однако Мальборо непреклонен: он смотрит только на лордов Тайного совета и ганноверцев.
— Готовы ли присяжные огласить предварительный отчёт?
Взвешиватель и плавщик жестами уступают друг другу честь говорить. Наконец Уильям Хам выходит вперёд и кланяется:
— Мы, разумеется, скоро составим официальное заключение и вручим его королевскому письмоводителю, а пока я имею удовольствие сообщить милордам, что испытание завершено и неопровержимо доказало: монета его величества надёжнее, чем когда-либо в истории королевства, а директор Монетного двора его величества, сэр Исаак Ньютон, достоин величайшей хвалы!
Исаак ещё не вполне поверил услышанному, но уже раздаются крики: «Виват!», они становятся громче, когда он делает шаг вперёд и кланяется. Движения Исаака легки и красивы; он как будто помолодел. Даниель ищет глазами мисс Бартон, но она уже сама подошла, схватила его за руку и целует в щёку.
— Для меня высочайшая честь, — говорит Исаак, — служить моей стране. Иные отмечены славой на поле брани (кивок в сторону Мальборо), другие — мудростью (кивок, совершенно неожиданный, в сторону Даниеля), третьи — красотой (мисс Бартон). Я чеканю монеты и стремлюсь сделать их надёжным основанием, на котором предприимчивые и рачительные граждане будут строить английскую коммерцию.
Кивок в сторону присяжных.
— Вы ведь изрядно преуспели не только в чеканке монет, не правда ли, сэр Исаак?
Эти слова Мальборо произносит очень отчётливо, чтобы слышали ганноверцы, и дожидается, пока Иоганн фон Хакльгебер переведёт, прежде чем продолжить:
— Я, разумеется, говорю о вашем долге преследовать тех, кто пускает в обращение дурные монеты.
— Да, это тоже входит в обязанности директора Монетного двора, — соглашается Исаак.
Барнс возобновил лихорадочную пантомиму, но не может поймать взгляд Мальборо — тот поглощён немцами.
— Сэр Исаак только что одержал две победы, — говорит Мальборо. — Одну здесь, на испытании ковчега, другую, не менее, а некоторые сказали бы, что и более славную, на Тайберне! Полковник Барнс?
Все поворачиваются к Барнсу. Тот перестал жестикулировать и теперь являет собой образец воинского достоинства.
— О да, милорд, — объявляет он. — Джек Шафто, Эммердёр, Король бродяг, он же Джек-Монетчик, повешен.
— Повешен, выпотрошен и четвертован согласно приговору? — яростно произносит Мальборо. Это не столько вопрос, сколько утверждение.
— Повешен, милорд, — говорит Барнс. Слова висят в воздухе ужасающе долго, словно осуждённый на виселице. Полковник чувствует, что надо продолжить: — Повешен до смерти.
— До полусмерти, снят с виселицы, выпотрошен и четвертован?
— Мистер Кетч не смог произвести вспарывание и расчленение мёртвого тела покойного негодяя Шафто. — Что ему помешало, скажите на милость? Брезгливость? Или мистер Кетч забыл прихватить свои ножи? — Помешала толпа. Ярость самой необузданной и многолюдной толпы, какая когда-либо собиралась на этом острове.
На ганноверской стороне развивается побочная ветвь разговора: Иоганн фон Хакльгебер пытается перевести слово «толпа» на верхненемецкий.
— Я потому и отправил Собственный его величества блекторрентский гвардейский полк охранять виселицы, что ожидал большего, чем обычно, стечения народа, — рассеянно произносит герцог. Барнс, угадав в его спокойствии вступление к растущему гневу, говорит:
— Что мы и выполнили, милорд. Повешение прошло благополучно. Джек Кетч, приставы и тюремщики выведены с места казни живыми и невредимыми. Виселицу, как ни прискорбно, придётся возводить заново, но это уже работа для плотников, а не для солдат.
— Ясно. Однако вы сочли разумным отступить прежде, чем совершилось потрошение и четвертование.
— Да, милорд. Как раз на этом этапе толпа пришла в неистовство и ринулась к виселице, чтобы снять Джека Шафто…
— Джека или его тело? — спрашивает Исаак Ньютон.
— Полковник Барнс, — говорит Мальборо. — Толпа сняла Джека Шафто с виселицы или только ринулась к виселице, чтобы его снять? Как вы понимаете, есть некоторая разница.
— Если вы желаете знать, чья рука держала нож, разрезавший верёвку, я не могу назвать вам его имя, — отвечает Барнс. — Я был занят более важной задачей: вёл своих солдат.
— Куда вы их вели? Какой приказ отдали?
— Я велел примкнуть штыки и образовать кордон вокруг Джека Кетча и тех участников казни, которые были ещё живы.
— Вы дали приказ стрелять?
— Нет, — говорит Барнс, — поскольку счёл это самоубийственным и, хотя всегда готов отдать жизнь в бою, рассудил, что самоубийство помешает нам исполнить миссию до конца.
— Мне часто думалось, что в вас борются викарий и воин, полковник Барнс. Теперь я вижу, что воин, наконец, победил. Викарий приказал бы открыть огонь и предал себя воле Божьей. Только воин мог выбрать трудный путь упорядоченного отступления.
Барнс, ждавший чего угодно, только не похвалы, отдаёт честь и краснеет.
— Они желают знать, почему вы не стреляли в толпу, чтобы навести порядок! — спрашивает Иоганн фон Хакльгебер от имени возмущённых ганноверцев.
— Потому что это Англия, а мы в Англии не убиваем своих соотечественников! — отвечает Мальборо. — Вернее, убиваем, но намерены положить этому конец. Пожалуйста, переведите мои слова самым дипломатичным образом, фрайгерр фон Хакльгебер, чтобы новому королю хорошенько их разъяснили, и нам не пришлось натравливать на него гавкеров.
Мальборо подмигивает Даниелю.
Исааку этот разговор неинтересен.
— По правде сказать, меня вполне устраивает, что тело Джека Шафто осталось неповреждённым. Я с нетерпением жду, когда смогу произвести его вскрытие в Коллегии врачей, дабы выяснить причины аномальности.
— Знаю, — говорит Барнс. — Весь Лондон знает, потому что Джек объявил об этом с эшафота, только более цветисто. После его слов и произошло народное возмущение.
Исаак пожимает плечами.
— Прикажите своим людям отвезти тело в здание Коллегии врачей.
— Мы не знаем, где оно, — отвечает полковник Барнс.
