— Сейчас — очень хорошо! — честно ответил я.
— А я уже волноваться начал. Ты же за всю дорогу ни слова про ногу свою не сказал…
— Да не до того как-то было. На нервах всю дорогу… Сам понимаешь.
— Я и говорю — дурак я, что не заметил. Надо было тебя подменить…
Мы закурили.
— Антон, а что мы дальше делать собираемся?
— В каком смысле?
— Понимаешь, я, пока мы ехали, подумал: а ведь все, что вы или, вернее, мы сделали пока, — это не более чем импровизация.
Я поперхнулся табачным дымом:
— То есть?
— Ну, у вас нет оружия и взрывчатки и, главное, нет связи.
— Ты думай, что говоришь! — «Интересно, а если ему правду сказать — поверит или нет? Нет, не буду пока».
А вслух я продолжил:
— Понимаешь, Слава, нас в такой спешке забрасывали, и все, кроме секретных и специальных средств, мы должны были получить в Минске. Но никто не ожидал, что немцы так быстро кольцо замкнут, так что мы прилетели в Минск, а из него уже прорывались самостоятельно. И контакты наши на республиканский УНГБ были нацелены. Я имею в виду — обеспечение и поддержка.
— Понятно. А что мы на одном месте кружим?
— Поясни, что ты имеешь в виду?
— Ну, я же не дурак и карту читать умею. Мы около Минска крутимся, хотя могли бы без проблем уйти на север, а потом вернуться. У нас какой-то объект тут?
— Если честно, то да. Гиммлер.
— Кто? — не понял Вячеслав.
— Генрих Гиммлер. Рейхсфюрер СС.
— Кто? — Казалось, что глаза Трошина могут выскочить из орбит, так широко он их раскрыл от удивления.
— А ты думал, на что такая группа, как наша, нацелена может быть? На подрыв деревянных мостиков?
Бывший майор явно охренел от нашей скромности — около минуты он беззвучно шевелил губами, не решаясь ничего сказать. Потом, собрав волю в кулак, спросил:
— А с вами можно?
— А ты и так с нами. Но должен тебе сказать — в плен ты теперь права попадать не имеешь. Уж извини.
— Да я понимаю, не маленький… Товарищ старший лейтенант госбезопасности, — обратился Трошин ко мне, — могу я вам задать один важный вопрос?
Чем-то именно эта нерешительность, с которой бывший майор спрашивал, заставила меня напрячься:
— Да, Вячеслав, слушаю тебя.
— Понимаете, — говоря это, он мялся и подбирал слова, — я все-таки в Красной армии уже больше десяти лет. И многое повидал. Приходилось и с осназом общаться, но вот только такого, как в вашей группе, не видел ни разу.
— И что тебя смущает? Подготовка? Или еще что?
— Да нет, то есть и подготовка тоже. Понимаешь, Антон, есть у меня ощущение, что вы какие-то другие, не такие, как осназовцы, с которыми я общался. У вас не только подготовка и приемы своеобразные, но и разговоры какие-то необычные, а про тактику я и не говорю. Я просто до встречи с вами не представлял, что кто-то может сознательно в одиночку на взвод НАПАДАТЬ! А снаряжения, как у вас, я вообще в жизни не видел!
— Эх, знал бы ты, Слава, сколько ты еще в своей жизни не видел… — ответил я и с грустью в голосе добавил: — Да и не увидишь, скорее всего.
Вячеслав изобразил на лице непонимание.
— Понимаешь, мы не просто разведывательно-диверсионная группа. Мы… группа специального назначения.
— Не понимаю… А осназ — это «особого назначения», и что? — сказал и посмотрел мне в глаза.
В этом взгляде не было недоверия, в нем было непонимание. Примерно как у ребенка, который видит сложный и непонятный механизм, но никак не может сообразить, как и почему все это работает. Вроде и не должно, а работает.
Я помолчал несколько секунд, а затем, оглядевшись по сторонам, положил руку Трошину на плечо и произнес:
— Слава, я же тебе уже рассказал про наше основное задание…
— Да.
— Ну так вот, — я понизил голос до трагического шепота. — Нашу группу готовили в строжайшей секретности еще задолго до войны. И действовать мы должны были не здесь, а ТАМ.
Трошин смотрел на меня и, казалось, даже не дышал. Мне было заметно, что он действительно понимает важность момента. Понимает то, что сейчас его приобщают к чему-то очень серьезному и очень важному. Приоткрывают перед ним завесу секретности и таинственности, тем самым признавая в нем если не равного себе, то достойного это услышать.
— Мы первая и единственная группа нового образца. Такая, которой в нашей стране больше нет, — я глубоко вздохнул и продолжил: — И, может, больше в ближайшие лет десять не будет. Нас готовили для заброски в Англию или САСШ. Поэтому и снаряжение у нас такое необычное, чтобы если вдруг даже погибнет кто или захватят враги вещи, человека или оружие, то не смогли бы они догадаться, кто мы и откуда. Ты смеяться будешь — у нас даже носки и трусы не такие. Закупали для нас все за границей. И одежду на заказ шили. Что уж там говорить про рации и прочее. Язык английский почти все знают в совершенстве. Только вот Алик — по немецкому специалист. Повезло нам с ним. Его для работы на территории Германии готовили, а мы вот шли с «английским уклоном». Нас должны были туда в конце лета забросить, да вот война началась с немцами. Пока то, пока се, а фашисты уже к Минску подошли. Вот тут про нашу группу и вспомнили. Собрали всех, кто под рукой был, засунули в самолет и отправили сюда. То, что при нас — это, так сказать, личное оборудование. А остальное, штатное для осназа, снаряжение, пароли, продукты мы должны были в городе получить. Только вот пока прочухались наши командиры в Москве, немцы уже Минск взяли. Основное задание насчет Гиммлера нам два дня как по рации передали.
Понимаешь, тут какое дело. Рация наша коротковолновая, принимать сообщения может, а вот сетку для обратной связи нам не дали — в Англии этим другие люди заниматься должны были. Чуть ли не через объявления в газетах шифровки отсылать. А без сетки нас никто и не послушает. Перемудрили, понимаешь, с секретностью. Мол, запеленгует передачу противник и вычислит местонахождение группы. Так что задание на уничтожение Гиммлера мы получили, а теперь вот думаем, как выполнять будем.
— Товарищ старший лейтенант, а вы там, за границей, были?
— Бывал.
— И как там?
— Да как тебе сказать, — я пожал плечами, — дороги лучше, а народ другой. Не скажу, лучше или хуже. Совсем другой. Большинство тех же англичан для тебя ну как марсиане, что ли, будут. С виду вроде и хороший человек, а поступает непонятно…
— А жизнь там какая?
— Разная. Я лозунгами говорить не привык, сам понимаешь. Что-то получше, чем у нас устроено, а что-то — не приведи Господь…
— Антон, а ты что же, верующий? — внезапно спросил Вячеслав.
— С чего ты взял?
— Ну, Бога иногда поминаешь. Очень странно — командир из госбезопасности, и верующий.
— А ты не путай религию и веру.
— А это разве не одно и то же?
— Нет. Это — совершенно разные вещи! Будет время — подискутируем на эту тему, обещаю.
— Значит, вашу группу в Англию забросить хотели, — уже сам для себя повторил Трошин.
— Теперь, Слава, — посмотрел я в глаза бывшему майору, — слушай сюда. Если ты хоть слово кому скажешь — извини, но я сам твой язык отрежу. Голыми руками оторву, и хорошо, если не вместе головой.
— Антон, я не подведу! — тихо и торжественно сказал Вячеслав.
* * *
«Начальнику оперативной группы YYY оберштурмфюреру СС Бойке.
Хайль Гитлер!
Во исполнение вашего указания от 18 июля 1941 г. и в дополнение предыдущего рапорта следственной группой был проведен осмотр места боестолкновения патруля полевой жандармерии у деревни Мочаны.
По свидетельству членов отряда вспомогательной полиции, бывших свидетелями нападения, неизвестные переправлялись на пароме через реку Вяча, когда со стороны Острошицкого Городка к переправе подъехал патруль полевой жандармерии в составе фельдфебеля Зирта и унтер-офицеров Воске и Вайтрауфа. Поскольку преступники были одеты в форму военнослужащих наших войск и передвигались на мотоцикле немецкого производства, патруль был введен в заблуждение, что позволило нападавшим приблизиться к патрулю на дистанцию около 50 метров. Неизвестными был открыт внезапный огонь из автоматического оружия советского производства и карабина „маузер 98к“ (протокол осмотра места происшествия прилагается). Сотрудник вспомогательной полиции Синяев, выполнявший обязанности паромщика, прыгнул в реку и вплавь добрался до берега, но был застрелен преступниками из карабина. После огневого нападения неизвестные захватили мотоцикл и тела сотрудников полевой жандармерии и скрылись в направлении села Галица.
Из-за внезапности нападения и огневого превосходства нападавших преследование их силами вспомогательной полиции организовано не было.
Тело унтер-офицера Воске было оставлено нападавшими у переправы, при этом документы и личный жетон отсутствовали. Идентификация стала возможной только после нахождения тела унтер-офицера Вайтрауфа.
