могуч, а мелок и невзрачен. Достаточно воздействия на субатомные процессы, которые должны определять как мышление, так и воспроизводство. Теология же никогда и не пыталась ничего объяснять. Поскольку всякое объяснение порождает ересь. Человек разумный и без того оказался на пороге растерянности. Так что грядет новая формация – человек неразумный. В точности по Уэллсу. Готовьтесь, господа!
Сергею это не понравилось. Должно быть в детстве наслушался слишком много историй о доблести и добродетели тех, кто должен уже по природе своего рождения стать похотлив и убог. Он молчал, решив, что нет смысла возражать человеку, который для себя уже все доказал и расставил по полочкам. И в этом случае его интересовала не истина вовсе, а достоверность. Не математическое доказательство или экспериментальный метод, а осознание явления, как существующего в действительности.
– Зачем нам играть в игры, которые мы заведомо проиграем? России нужна всего лишь сильная армия и национальная политика, – высказался Андрей после паузы.
– Слишком много ресурсов и слишком мало народу.
– В точку. Все, что нам надо – только сберечь. И в этом историческая миссия ближайших поколений россиян. Мы с тобой тоже нужны отчасти. Угу. Поддерживать интеллектуальный фон и достоинство нации.
– Скажи еще: «На расплод»! Ты не слишком много времени уделяешь телевизору? Поговори еще про единение народа…
– А вот этого как раз никому и не нужно. Зачем же нам очередная кровь? Те, кто внимательно читал Гумилева-младшего, знают, что пятидесяти тысяч сплоченных бойцов вполне достаточно, чтобы перевернуть мир… – они замолчали. Сергей сделал вид, что рассматривает новые приборы. Андрей тем временем подошел к химическому столу, заполнил ампулу темной слегка опалесцирующей жидкостью и запаял содержимое:
– Готово! Держи.
8 июля 1520 года разгромленный в Теокалли отряд испанцев перевалил через хребет, окаймлявший долину Отумбы. Долгая неделя пути позади. Они угрюмо молчали – ветераны Картеса – надежды спастись больше не было.
Астеки уже ждали их. Всю равнину – насколько хватало глаз – покрывали шеренги войск.
– Тысяч двести. – Проговорил командир и оглядел отряд: 20 всадников и горстка пехоты. Ни ружей, ни аркебуз. – Славная будет битва, ребята! – Проорал он. С ним согласились.
Путь назад – плен – деревянная клетка и вырванное сердце на жертвеннике чуждым богам. Путь вперед – ярость боя и смерть. Третьего не дано. Путь вперед!
Разделив отряд на три группы и прикрыв их с флангов остатками кавалерии, Картес врезался в бушующее море астекских войск. Они не останавливались и не подбирали раненых – только вперед – туда, где за рядами хлопковых белых панцирей над паланкином сиял золотой штандарт – знак Сахуаку.
Картес сражался в первых рядах, когда под ним рухнула лошадь. Железный колпак прикрыл от удара обсидианового топора, но кровь из разорванной щеки полилась под кирасу. «Только вперед», – стучало в висках, как маятник. «Только вперед».
Он снова в седле, разя мечем и копьем направо и налево. Конь вздыбился и ударил копытами в грудь ближайших астекиских воинов. Брешь не успела сомкнуться. Они ринулись туда – остатки испанских всадников. Эрнандо Кортес взмахнул копьем еще раз и вырвал из мертвых рук сияющий символ их победы.
– Сантьяго! – Заорал командир.
– Сантьяго! – Подхватили его солдаты.
Знамя засияло над головой кровавого всадника. Ближние шеренги астеков бросились на колени, отдавая себя на заклание. Дальние – роняли оружие и бежали. И ужас преследовал их. Белый завоеватель был сейчас могущественнее, чем все их собственные боги. Царство последнего Монтесумы перестало существовать.
– С чего ты решил, – вернулся Андрей к началу разговора, – что человек, честно и грамотно делающий свое дело в районной больнице или, скажем, погранотряде, должен считать себя неудачником?
Сергей не нашелся, что ответить. Помолчал.
– Ты и здесь мог бы стать большим начальником. – Сказал он наставительно.
– Зачем? Чем больше у человека власти, тем меньше шансов побыть самим собой.
– А как же Ницше?
– Нищие?.. А, белокурый бестия… – произнес Андрей с ехидцей. – И при каких здесь этот писака?
– Ну, он считал, что человеческая сущность реализуется через волю к власти.
– И у него получилось?
– В общественном плане.
– Знаешь, в последнее время меня кроме личного мало что интересует. И все же, с чем пожаловал?
– Я же сказал – антидот.
– И все?
– Ты еще что-нибудь расскажешь?
– Нет, – сказал Андрей, – Я думал, что ты… Впрочем, не стоит.
– Говори, говори.
– Понимаешь, к нашим разработкам в последнее время постоянно хочет кто-то пристроится.
– Еще бы! Слушай. А почему бы вам не попробовать себя в выпуске какой-нибудь другой хрени. Скажем, панацеи? – задал вопрос гость, еще раз оглядывая лабораторию.
– Не Мичурин я – елку с яблоком не скрещивал. Да и все тут. И потом, что нынче может быть актуально? Средство для прояснения мозгов, так оно уже существует. Еще? Рецепт вечной молодости? Феромоны?
– Тот, кто их сделает по дешевке, будет богаче, чем сам Билл Гейтс!
– Феромоны – очередной фетиш. Мы слишком социальны. Рассудок сожрал инстинкты. Только и всего. Феромоны рекламируются, стало быть актуальны. Но еще актуальней – универсальное средство от насморка. А меня это как-то совсем не привлекает. Или вот, например – препарат «Антихрап». Хит продаж на несколько сезонов. Как тебе?
– Класс! Я всегда знал, что здесь работают одни маньяки! – резюмировал Сергей.
– Ты рассуждаешь как дешевый химик! – обиделся его vis-à-vis. Улыбнулся и пояснил. – Основная масса людей хочет быть не хуже других. А я не хочу.
– У тебя своя гордыня.
– Грешен. Выпьешь? – спросил Андрей и достал из тяги пару мензурок.
– Отчего же, – согласился посетитель.
Хлопнули спирта с жидким азотом. Присели. Далее болтали о пустяках. Андрей женился. Счастливо, потому что никуда не спешил. И потому, что не считал, что женившись, отрезает от себя значительный кусок жизни. Относил одиночество к разгильдяйству и любил маленькую дочь.
На самом деле все очень просто – немножко доверия, немножко притворства, немножко привычки – вот и любовь. А там и счастье – семейное.
– Я давно перестал быть сторонником чувственной раскрепощенности, – даже выпив Андрей продолжал говорить отточенными фразами.
– И когда это случилось?
– Когда мой отец умер на собственной секретарше…
Тут Сергей вспомнил юную сотрудницу и на секундочку задумался о достоверности информации. Выпил еще. Ему стало стыдно за отсутствие веры в чистоту помыслов. Он смутился и начал усиленно благодарить бывшего коллегу. Тот только морщился и разливал спирт по мензуркам.
Беседа уже подходила к концу, когда в лаборатории зазвонил телефон.
– Прокопыч… – отметил Андрей и включил громкую связь.
– Андрей Николаевич, поступило распоряжение исключить передачу посторонним лицам субстанций,
