Мелех взял с золотого подноса, который перед ним держала на вытянутых руках красивая светловолосая женщина, гроздь винограда, отломил несколько крупных синих ягод и закинул себе в рот. Виноградный сок брызнул во все стороны, растекся по подбородку, и Хаим вновь устремил свой взор на окрестные холмы. В этот момент, он заметил невдалеке черные балахоны нескольких длиннобородых людей, ходивших среди воинов его армии в сопровождении многочисленной охраны и кого-то высматривающих. Настроение мелеха испортилось сразу же, рот искривила некрасивая гримаса, и он, не зная на ком сорвать свою злость, ударив ногой по подносу с фруктами и сплюнул на женщину, державшую его и упавшую на ковер.
— Мой повелитель? — рядом с плечом Хаима возник евнух Гарасва, один из его советников. — Вы чем-то недовольны?
— Уберите эту… — мелех кивнул на женщину, — тварь неуклюжую.
— Будет сделано, повелитель, — склонился в подобострастном поклоне Гарасва и дал знак охранникам, двум дюжим бордзу в тяжелых доспехах.
Гвардейцы подхватили рабыню под руки и выволокли ее из шатра, а Хаим задумался. С самого раннего своего детства, он стремился только к одному, стать правителем всей бескрайней степи и сделать народ рахдонов самым сильным в мире Тельхор. При этом в своих мечтах он представлял, что станет абсолютным монархом, и когда, наконец-то, после уничтожения своих родственников и верных им бури, он занял трон кагана и провозгласил себя мелехом, великое разочарование постигло его. Он узнал, что ему не суждено стать самостоятельным государем мощной державы, который решает все важные вопросы единолично.
Хаим вспомнил ту кровавую ночь, когда он стоял в тронном зале над трупом Смила, своего троюродного брата, которого так и не смогли взять живьем и расстреляли из луков, а неподалеку, умирал малолетний Вернигор сын Баломира, которого он лично заколол своим мечом. Тогда между ним и его дедушкой, премудрым старейшиной Лейбой, состоялся разговор, запомнившийся ему на всю жизнь и определивший всю политику бывшего Каганата Дромов на годы вперед.
— Доволен ли ты, мой внук? — в сопровождении десятка наемников и нескольких жрецов, в тронный зал вошел старейшина Лейба, не смотря на прожитые годы, еще очень даже крепкий и моложавый старик. — Счастлив ли ты, Хаим?
— Да, дедушка, — в самом деле, в этот момент двадцатилетний полукровка был счастлив. — Я отомстил всем этим чистокровным бури, кичившимся своей силой и природными талантами. Они мертвы и никакая Одаренность их не спасла в эту ночь, глупые и доверчивые идиоты. Теперь я правитель Великой Степи!
— Благословенного Рахдона, — поправил его Лейба, подходя к нему вплотную.
— Хорошо, пусть будет так, разницы нет никакой, все равно, теперь я самый главный, — в этот момент он заметил, как два священнослужителя из свиты Лейбы, подхватили умирающего Вернигора под руки и поволокли его на выход. — Стоять! — выкрикнул он. — Куда вы его тащите? Положите этого волчонка обратно, он должен сдохнуть именно здесь, на моих глазах, возле трона, на который так и не успел сесть.
Однако жрецы не обратили на его слова никакого внимания и выволокли восьмилетнего ребенка из зала. Хаим обернулся к деду, а тот сказал:
— Они не подчинятся тебе, внук.
— Почему? — вскрикнул Хаим.
— Ты власть светская, а они служители бога, — нравоучительно сказал старейшина.
— Это мы еще посмотрим, — парень обернулся к наемникам, стоявшим возле входа на страже, и отдал приказ: — Немедленно догнать жрецов, скрутить и привести сюда.
Впрочем, наемные воины, так же как и жрецы, не торопились выполнять его приказы, а их командир, вопросительно посмотрел на Лейбу, который поднялся по нескольким небольшим ступеням, покрытых красным ковром, и уселся на трон, на его, Хаима, трон. Полукровка в недоумении оглянулся, а его дед, сурово посмотрел на него и промолвил:
— Запомни, Хаим, наемники подчиняются только тому, кто им деньги заплатил, а сейчас, платим им мы. Без нас и нашей поддержки, ты никто, пыль, которую даже самый слабый ветер снесет с дороги жизни. Отныне, для настоящих дромов ты всего лишь предатель и братоубийца, а для всех остальных степных народов, символ власти. Только мы твоя опора и пока ты делаешь то, что мы тебе говорим, ты будешь править. Отныне, внук, называй меня уважаемый старейшина Лейба, только так и никак иначе.
Успокоившись и сдержав гневные слова, готовые сорваться с языка, достойный ученик своего деда, Хаим, уважительно склонился и спросил:
— Уважаемый старейшина Лейба, как вы видите наше совместное правление?
Старый рахдон благосклонно улыбнулся и ответил:
— Править будем втроем, ты, я и глава жрецов Манассия-бен-Сабриель.
— А зачем нам Манассия?
— Только он получает указания от нашего бога, и только он может приказывать жрецам, которые владеют амулетом Блеклая Луна.
— Я принимаю вашу волю, уважаемый старейшина Лейба, — Хаим вновь поклонился деду, развернулся и покинул тронный зал.
Прошло десять лет и все эти годы, для степного народа он оставался наследником кагана Бравлина, полновластным властителем, чрезмерно жестоким и злым, но все же в чем-то своим. Мелех Хаим исполнял роль послушной марионетки, подписывая любые бумаги и подтверждая любые приказы своей родни, но, тем не менее, все время искал выход из сложившийся ситуации, которая его совсем не устраивала.
Сам Хаим считал, что его попросту надули, поманили заманчивой целью, использовали и не дали того, чего он хотел и к чему стремился. Год за годом, мелех продумывал план, при исполнении которого, он мог бы переиграть Совет Старейшин и жрецов Ягве. Наконец, все было готово и он начал действовать. Он смог развязать войну против Штангорда, смог убедить жрецов использовать в сражениях магию и теперь, когда шад Ханукка-ибн-Шапруд, бездарь, считавшийся лучшим полководцем Благословенного Рахдона, погиб, именно он возглавит армию. Вне всяких сомнений, уничтожит непокорных врагов, захватит неисчислимые богатства, сможет заплатить наемникам из своей казны и, уже имея за плечами славу и верную только ему армию, займет свой трон не как послушная кукловодам тряпичная игрушка на веревках, а как настоящий степной царь.
— Мой господин, — прервал его мечты голос Гарасвы, — к вам прибыл Манассия-бен-Сабриель.
— Пригласи его, Гарасва, — Хаим напустил на себя самый жизнерадостный вид, хотя совсем не был рад встрече с верховным раввином.
Передвижная платформа на некоторое время остановилась и вновь тронулась, а в шатер вошел сухопарый старик, в расшитом каббалистическими знаками халате. Спокойно и неспешно, как так и надо, не спрашивая разрешения и не изъявляя почтения к кагану, он подогнул под себя ноги и присел рядом с Хаимом на ковер.
