Пересилив себя, он подполз к стенке и, цепляясь за доски, встал. Несколько минут постоял так, а потом выглянул в щель между досок.
И едва опять не потерял сознание.
По двору ходили немцы.
Самые настоящие. В серых мундирах и касках, которые архетипами остались в подсознании, вколоченные советскими фильмами. Сломав забор, засунул задницу во двор полугусеничный бронетранспортер — Шютценпанцерваген. Кажется, так Юрка говорил.
И говорили фашисты на немецком. Чего-то реготали, над чем-то ржали. Двое курили на завалинке около дома.
Леха сполз по стенке, судорожно хлопая себя по карманам в поисках «Примы».
А хренанас! Сигарет не было. И зажигалки тоже. Стырили, суки арийские.
«Вот я приложился башкой-то» — подумал Лешка. — «Зрительно-слуховые галлюцинации в полном объеме. Впрочем, и тактильные тоже».
В этот момент во двор въехал мотоцикл, судя по звуку. Чихнул и развонялся бензиновым угаром. «И обонятельные еще…» — меланхолично добавил он сам себе.
Во дворе завопили чего-то, забегали туда-сюда.
Лешка привстал до щели. И точно, приехал какой-то сухопарый чувак. С витыми погонами, в фуражке с загнутой вверх тульей. Быстро пробежал в дом, махнув лениво открытой ладонью солдатам. Через минуту оттуда выскочил боец и вприпрыжку побежал к сараю.
«А вот и большой белый писец пришел…» — подумал Алексей.
Дверь, невыносимо скрипя, открылась.
— Raus hier, beweg dich! — немец уточнил свои слова, показав направление стволом карабина.
Лешка на всякий случай поднял руки за голову и вышел из сарая. С каждым шагом его колотило все больше и больше. На ступеньках крыльца вообще едва не упал. В сторону повело как пьяного.
Конвоир жестко, но аккуратно схватил его за шкирку, не дав свалиться. Странно, но гансы не обращали никакого внимания на пленного. Хотя в фильмах обычно показывали, что они должны непременно издеваться над пленным и ржать как дебилы последние.
А эти вели себя совершенно не так. Один чистил шомполом ствол карабина, другой чего-то писал, наверно письмо своей фройляйн, третий вообще дрых под телегой. Никто не играл на гармошке и не гонялся за курицами. Впрочем, может быть, они их уже давно сожрали?
При входе в комнату Лешка едва не хряпнулся о притолоку многострадальной головой.
— Nehmen Sie Platz! — вполне дружелюбно показал ему на табурет в центре комнаты упитанный офицер в расстегнутом кителе. Сам он сидел за большим круглым столом, а тот тощий, что приехал — стоял в углу, слегка справа за спиной.
— Данке шён! — кивнул осторожно Алексей и сел на табурет.
— Sprechen Sie Deutsch? — приподнял бровь сидящий.
— Я. Абер зер шлехт… Ин дер шуле Лере.
— Klar… — И тут в голосе офицера появился металл — Name, Dienstgrad, Truppengattung, Einheit?
— Эээ… Вас?
— Имья, звание, род фойск, фоенная част? — подал голос стоящий.
— Что? Кто? Я? Я не военнослужащий. Я гражданский, не солдат. — Лешка усердно замотал головой.
— Antworte auf die Frage!
— Отвечайт на фопрос!
— Алексей Иванцов. Только я же говорю, я не военнослужащий.
— Warum hast du dann Uniform an?? — уставился на него сидящий офицер.
— Тогда почьему ит есть ф фоенный форма?
Тут Алексей замялся не зная, что и сказать. Как тут объяснить то, если сам ничего не понимаешь?
— Господин… эээ…
— Herr Hauptman!
— Хер гауптман… — Лешка внутренне ухмыльнулся — Я форму снял с убитого, потому что своя одежда вся уже изорвалась, а ходить-то надо в чем-то?
Стоящий офицер быстро переводил гауптману. Тот кивал, записывал и, почему-то, морщился.
— Was für ein Toter? Dieses Muster gibts weder bei uns noch bei den Russen?
— С какого убьитого? Такой фоенной формы ньет ни у нас, ни у русских.
— Wie bist du hierher gelangt? Woher kommst du und wo willst du hin? Mit welchem Ziel?
— Как здьесь оказался? Куда и откуда шел? С какой целью?
— Живу я тут, герр гауптман, вернее не тут… Домой иду, в Демянск.
Немцы переглянулись.
— В Демянск? — переспросил длинный.
— Ну да, я там родился, потом родителей посадили и мы переехали в Вятку, потом меня призвали, но я сбежал, потому что не хотел воевать. Я этот… Свидетель Иеговы. Вот.
«Что я несу-то…» — с ужасом подумал Лешка.
— Von welchem Ermordetem? Es gibt keine solche Militärform weder bei uns noch bei den Russen.
— Послушай, Ифанцов, хватьит валять ваньку-встаньку. Нам не надо фрать. Это глюпо и бессмысльенно. С какого убьитого? Такой фоенной формы ньет ни у нас, ни у русских.
«Млять… Чего сказать-то ему?» — пронеслось в голове. И неожиданно выдал единственную фразу на немецком, которую произносил без ошибок.
— Geben sie mir bitte eine Zigaretten!
Немцы переглянулись.
Тощий достал из кармана… Лешкину «Приму» и пластиковую китайскую зажигалку. Не спеша вставил в мундштук, не спеша прикурил и, также не спеша, подошел к пленнику. Затем наклонился вплотную и выпустил в лицо струю дыма.
— У тьебя ньет документов, ти в чужой формье, also… если вьерить тьебе. В карманах нет ничьего кромье этого — он показал «Приму» и зажигалку. — Ты ильи мародьер ильи дивьерсант. В любом случае тебя ждет расстрьел. Verstehst du?
— Ф-ф-ферштеен. — кивнул Лешка.
Немец кивнул в ответ и отошел, так и не дав покурить. Но и сигаретой не ткнул.
— Имья, звание, род войск, военная част? — повторил он свой вопрос. Гауптман громко зевнул.
— Я… Я не помню… Контузия у меня. Не помню ничего. Честное слово.
— Schteit auf! — неожиданно рявкнул в ответ тощий.
Лешка привстал с табурета. Тощий снова подошел к нему и без замаха, коротким тычком пробил в солнечное сплетение. Дыхание мгновенно остановилось, в глазах потемнело от боли и Лешка согнулся буквой «Г». И тут же колено офицера въехало ему в нос.
Пленник упал назад, брызнув кровавым веером из разбитого носа и опрокинув табурет. Очки разломились по дужке, но, слава Богу, не разлетелись на осколки. А то бы остался без глаз, военнопленный студент…
— Der Schweinerne Dussel! — пробормотал немец, с явным огорчением разглядывая кровавое пятно на брюках. — Der regt mich auf…
Гауптман опять зевнул и подошел к окну.
Пока они чего-то там балакали, Лешка кое-как пытался восстановить дыхание. В конце концов, получилось, хотя явно сломанный нос этому не способствовал. Зажав нос рукавом куртки, он встал, сглатывая кровь.
— Жиф? Ничьего… скоро мы тьебя расстрьльяем, польшевистский фанатик.
— Г-г-господин…
— Feldpolizeikomissar.
«И у них комиссары есть?!» — мелькнула удивленная мысль, но тут же уступила место боли и страху.
— Г-господин ф-фелдьп-полицайкомиссар… Я с-скажу в-в-все… — гундосо заикаясь, произнес Лешка.
— Sietzen! — рявкнул тот в ответ.
Лешка, повинуясь приказу, поднял одной рукой табуретку и присел на нее с краюшка:
