Вот дверь, вот ключ. Открываю первое вторым, и я в прихожей. Окромя кота с усердием дерущего свой коврик – никого. Это, как бы, меня не ждали?
– Солнышко, я дома!
Нет бы, помолчать – целее был бы. В прихожую выкатывается злобное «солнышко» и рядом с ней…
– Рая, ты как здесь?
Рая молчит, поскольку перешипеть «солнышко» задача трудновыполнимая.
– Ты чё разорался? У нас Лена с маленьким.
Час от часу… Спрашиваю на полтона ниже:
– По какому случаю парад але?
Моя половина смотрит на меня уничижительно и поворачивается к Рае:
– Объясни ему.
Рая, моя однокашница по школе милиции, мать Коли Ершова, берёт меня за руку и ведёт на кухню.
– Понимаешь, Лену из общежития ГУВД выселили…
Я хоть и не рыбак, но как выглядит вытащенная на берег рыба, представляю хорошо. Поэтому, для того чтобы представить, как я сам выглядел в этот момент, отражаться в зеркале нужды не было. Наконец, с шевелящихся под выпученными от удивления глазами губ слетели первые слова:
– Это как?
– Читай сам! – Рая протянула мне половинку листа бумаги, на котором добротным канцелярским стилем излагалось, что поскольку Ершова Е.А. не связана трудовыми отношениями с ГУВД, то, в соответствии с договором найма жилого помещения в общежитии, подлежит выселению в трёхдневный срок.
– Тут написано три дня, почему сразу не сказали? – спросил я Раю.
– Так они ещё и не прошли. Просто мы не стали дожидаться, когда придёт ОМОН, и освободили помещение досрочно.
– Гордые, значит? – я тяжело опустился на табурет. – И что вы теперь с вашей гордостью делать намерены?
– А ты чего раскипятился? – в свою очередь вспыхнула Рая. – Можно подумать, ты бы чем помог!
– По крайней мере, попытался, – всё ещё раздражённо парировал я. – В крайнем случае, до генерала бы дошёл.
– Ты посмотри-ка на этого ходока, – обратилась Рая к моей супруге. – Так бы он тебя и принял! Нынешний, он у нас не то, что давешний.
– Зря ты так, – сказал я уже примирительным тоном. – Генерал мужик правильный. Может и посодействовал бы. Да что теперь говорить. Обратно Ленку никой генерал не вселит. А что ФСБшники говорят?
– Сочувствуют. Обещают помочь при первой же возможности.
– Цену таким обещаниям ты знаешь не хуже меня, – горько усмехнулся я. – Скажи лучше, что делать собираетесь?
– Увезу их в Купино, там у меня большой дом, участок. А как Лена с декрета выйдет, я её к себе в отдел переведу. Так что ты за нас не переживай – перетопчемся! Ты лучше помоги с «Газелью», у вас в батальоне, я знаю, есть полугрузовая, вещи перевезти.
– И с «Газелью» помогу, и с погрузкой, только… – Закончить фразу у меня не получилось, лишь глубокий вздох невольно вырвался из груди.
Рая посмотрела на меня всё понимающим взглядом.
– Брось, Миша. В твои ли годы стены лбом таранить? Пусть подавятся!
На следующий день я смотрел на отъезжающую «Газель» и думал о том, что Ленке с малышом в деревне будет лучше, чем в городе. В оправдание, в успокоение ли пришла мне в голову эта мысль – не знаю, но полегчало.
* * *
Я перечитал письмо от нотариуса ещё раз, отложил бланк в сторону и откинулся на спинку кресла. Чудны дела твои, Господи! Я, конечно, помнил о том, что в Питере у меня был – я ведь даже не знал, жив он или нет – двоюродный дед Юзеф. О нём у меня остались самые смутные воспоминания. Я ведь был совсем мальцом, когда в первый и последний раз навещал деда Юзю в его коммунальной квартире в старом питерском доме где-то в районе Сенной площади. Когда же я получал о нём последнюю весточку? Лет тридцать назад? Как не все сорок! И вот теперь меня приглашают вступить в права наследования. Недвижимость почитай в центре Питера и счёт в банке. Интересно, какая на счету сумма? Хотя, если продать одну квартиру и то нехило выйдет. Надо ехать.
Ускорил отъезд, как ни странно, мой непосредственный начальник. Пригласил в кабинет, вроде как по делу. Потом сказал, не глядя в глаза, что видел проект нового штатного расписания, того, что для полиции. Так в нём моей должности нет. Вывод предложил делать самому. Дело нехитрое: должность сокращают, возраст пенсионный – не служить мне в полиции. Кабы не наследство деда Юзи, так и загрустил бы, наверное. А так, вышло как в песне Галича, в исполнении Высоцкого на старой магнитофонной ленте: «Появляюсь на службу я в пятницу, посылаю начальство я в задницу…». И как стал я оформлять пенсию, так перестал засиживаться на службе дольше положенного, а потом и вовсе обнаглел: взял впервые в жизни кратковременный отпуск для решения неотложных дел по семейным, стало быть, обстоятельствам и отбыл в северную столицу России город Санкт-Петербург.
* * *
Ещё на трапе самолёта придавило меня к земле тяжёлое питерское небо, и хлестанул по лицу солёный балтийский ветер. И пусть про соль я приврал, но и без неё ветерок пробирал до костей.
В зоне прилёта меня ожидал господин Розенфельд. Он был примерно одних со мной лет и ничем не отличался от типичных представителей своей национальности: чёрные кучерявые слегка тронутые сединой волосы, умное лицо и глаза, вобравшие в себя печаль многих поколений.
Пока шло опознание, пока мы приветствовали друг друга, пока я сообщал нотариусу, что другого багажа кроме сумки, той, что в руках, у меня нет – всё это время он косил взглядом за моё плечо. Это слегка раздражало, но не заставило меня обернуться. Я ждал приглашения на выход, но Розенфельд спросил:
– Вы прилетели один?
Я, конечно, удивился, и, конечно, хотел ответить, что, да, я прилетел один, но нотариус так выразительно повёл глазами за моё плечо, что я закрыл рот и обернулся. Потом снова посмотрел на Розенфельда и произнёс совсем не то, что собирался:
– Похоже, что не один. Извините.
Я оставил сумку возле Розенфельда, сам подошёл к Ольге, приложился щекой к её холодной щеке, потом спросил:
– Ты как здесь?
– Прилетела с тобой одним рейсом. Миша, мне надо с тобой поговорить!
Я всегда знал Ольгу как абсолютно адекватного человека, неспособного совершать необдуманные поступки, потому просто одной рукой подхватил её сумку, другой взял под локоток и подвёл к нотариусу.
– Знакомьтесь, Ольга, моя родственница!
Если у Розенфельда и возникли на этот счёт какие-то сомнения, то он их никак не выказал, а лишь изобразил вежливую улыбку и пригласил нас пройти к выходу.
Иномарка, в которую мы погрузились, – сумки в багажник, мы с Ольгой на заднее сидение, Розенфельд за руль – была не только относительно новая, но ещё и забугорная, не наш российский девайс. Оно и понятно. Для нотариуса машина не столько средство передвижения, сколько вещь, непосредственно влияющая на степень доверия клиента.
