Печати все сам посрывал, сопровождаемый опасливыми и радостными взглядами и шушуканьем революционеров. Не привыкли еще к открытому неповиновению правительству, даже Ленин в шалаш сбежал, не стал бодаться, а здесь я — такой смелый! Герой!!! Но я-то знаю, что революция завтра, надо же кому-то начинать. Вот я и начну.
Типографским поставил задачу к одиннадцати дать газетный выпуск с моей статьей. Зря я, чтоли, почти половину написал? Даешь власть Советам! А то подзадержался здесь, в Смольный пора, там Второй съезд Советов должен открыться — это я в газете вычитал. Я тут революцию начал, как говорят, а они не в курсе. Поможем товарищам, разъясним. Пора Зимний брать. И с Лениным надо знакомиться.
Да, "Рабочий путь" — это "Правда" в подполье. Местные себя правдистами между собой называют.[2]
До одиннадцати Алексей представил мне свой десяток и я их разослал снять мне квартиры по всему городу, особо постараться в районах вокзалов и порта. Один оказался шустрым, вызвался всех проинструктировать. Деньги передам завтра, связь через Алексея. Отобранным у юнкеров довооружил свою гвардию и приказал Лехе составить мне список — кому чего еще потребуется. Есть у меня мыслишка — по поводу Ленина в шалаше.
А, все-таки, я живой и в любимом родном городе уже четыре часа! И именно поэтому счастливая улыбка периодически возникает на моем лице.
До Смольного дошли минут за пятнадцать. Теперь я определился с местом, где я вошел в этот мир — где-то в районе Суворовского и Советских улиц. А в первый раз я родился в Парке Победы. Ну да, там был родильный дом. Потом столько раз гулял по родимым аллеям. Сейчас его еще нет, парк разбили после Отечественной, там кирпичный завод, в печах которого в блокаду сожгли сотни тысяч погибших ленинградцев. Вот такая история.
К одиннадцати народу на улицах прибавилось, я старался не разглядывать всех встречных-поперечных, но удавалось с трудом. Отвык от цивилизации, все интересно. Шпалерную чего и не узнать, если впереди Смольный собор. Только присутствие шагавшего рядом Алексея удерживало мою челюсть на положенном месте, но раз взял провожатого, то что уж теперь. Для связи с гвардией, на пару дней, потом посмотрим.
У собора встретили Ленина, я ему рукой помахал, хотел подойти, но Ленин торопился и только кивнул, быстро прошелестев мимо. С ним было еще четверо совершенно разных товарищей, очень сосредоточенно наступавших на пятки вождю. Я тут же оделся в завесу неприступной занятости и целеустремленно зашагал к зданию Смольного. Не очень надо — ручкаться со свитой, если вождь демонстрирует мне свое пренебрежение. Не так поймут, будем считать, что у всех свои дела, спешу по его поручению. Свои люди.
И только потом до меня дошло, что Ленин был какой-то слишком худой, высокий и молодой. Черное пальто меня ввело в заблуждение. Этот с бритой головой и без кепки. Да и вообще не слишком похож, хотя что-то знакомое есть. Перебдел, излишне настроился на встречу, а тут, может быть, полно народу с лысиной, усами и эспаньолкой. Маскируют Ильича от царской охранки, попробуй, найди его в такой толпе. Нужно картавых отбирать. Опять расслабился, серьезнее надо.
Будем штурмовать через центральный вход. Серьезно тут они подготовились, у дверей по бокам "Максимы" вместо стандартных дворцовых львов, на мостовой у стены пушечка-трехдюймовка. Ну и народ шарится — туда-сюда, все деловые, озабоченные, штатские. В трудах — заботах. То ли дело солдатики при входе. Покуривают, общаются, закусывают. Одна группа даже костер запалила, стулья приволокли и сидят, греются, шутки-прибаутки, клуб веселых адьютантов. И морячки — больше десятка — вольно расположились и, время от времени, дергают проходящих в шляпах, шуточки шутят. Пропускают внутрь двое: которые им бумажки суют, тех внимательно и без почтения, а вон того, с бородой — как и не заметили. Расхристанного стилягу в ковбойской шляпе — вообще чуть не расцеловали, по плечу похлопали, и — внутрь. Это чего, анархисты в карауле стоят? Мой дезертирский прикид… даже не знаю. Пусть признают и пропускают, без вариантов, ничего в голову не приходит. На абордаж!!!
Улыбаясь, кивнул на Леху — "Это со мной" — и прошел, как к себе. И все. И никто не кричит, не хватает. Будем дальше Алексею демонстрировать, какой я здесь большой начальник. Надо туалет найти и Ленина. Сначала туалет. На лестнице на второй этаж наткнулся на пристальный взгляд спускающегося товарища. Товарищи! Меньшевик пробрался в наш лагерь! Такими их в кино изображали, пробрался и попался мне, и уставился на меня. Сдаваться хочет? Буду брать.
Взяв за локоть, арестованный отодвинул меня к перилам, пропуская проходящих. Сверху к меньшевисткому отродью двигалось подкрепление из таких же киношных злодеев. Смольный захвачен меньшевиками! — эти трое, да еще сверху идут, потряхивая стандартными козлиными бородками. Евреи, само собой, ну не Чеховы же. Мыслящая интеллигенция.
Не обращая внимания на мою подготовку к обороне, вообще на меня внимания не обращая, подоспевшие накинулись на моего визави и забросали его вопросами, продолжая свой разговор, перебивая друг друга, спеша что-то шепнуть в подставленное ухо и подергивая главного меньшевика за лацкан. Громче всего слышалось; — Лев Давидович! Лев Давидович! и потом всякое шу-шу-шу. Не то, чтобы тихо, но я впал в ступор, слышал и не понимал, мысли метались, не мог выработать линию поведения. В голову приходило только одно — стряхнуть его руку и, нацепив на лицо выражение грубого безразличия, двинуться дальше.
Это провал!!!
Соберись, скотина!
Этак я и от Ленина сбегу!
Лев Давидович, чего-то знакомое…
— Товарищ Троцкий, наша фракция должна поставить этот вопрос в повестку дня! Да, я так считаю и настаиваю! И…
Я опять отключился. Троцкий, твою мать!!! По спине потек жар, лоб покрылся испариной и я вытер ладонью лицо.
— Простудились?
Несколько снисходительно-барственно, так прозвучало. Лизоблюды, наконец, заткнулись, меня окутала тишина. Мой выход.
— Только что юнкера захватили типографию "Рабочего пути". У них постановление Временного правительства. Весь тираж арестован.
— И вы, как всегда, оказались там, чтобы обрадовать нас этим известием? Ну не здесь же. Пройдемте…
И, обернувшись к своим товарищам, произнес:
— Надеюсь, вы понимаете? Не стоит предавать немедленной огласке бессильную преступную попытку заглушить голос рабочих и солдатских масс в тот момент, когда авангард этих масс с оружием в руках защищает Съезд и революцию от натиска контрреволюции. Надо подумать и выработать консолидированное решение по этому вопросу. Прошу меня извинить, у нас с товарищем срочные дела.
