Аш теперь носила настоящий клинок. Глядя на встречных, она нашарила пальцами рукоять. Для взрослого это был двадцатидюймовый длинный кинжал, но для девчонки сходил за меч. В свои девять лет она все еще была ростом с семилетнюю. Кинжал был в собственных ножнах с петлей, чтобы подвешивать к поясу. Аш честно заработала его. Еду она воровала, но никогда не унизилась бы до кражи оружия. Другие солдаты — в последнее время она мысленно причисляла к солдатам и себя — знали об этой причуде и пользовались ею к своей выгоде.
Еще только рассвело, и народу на улице было мало. Аш пожалела, что не перед кем похвастать.
— Меня впустили в деревню с оружием, — гордо заметила она. — Не пришлось оставлять кинжал!
— Ты в списках отряда, — Гильом тоже оставил на поясе тесак, заточенный так, что лезвие легко рассекало волос. Аш, которая нарочно носила слишком большой камзол, разыгрывая роль «маленького талисмана полка», подозревала, что и Гильом старается соответствовать образу наемника, каким его представляет деревенщина — одежда рвань, зато оружие на славу. Он и в карты старался плутовать, как пристало наемнику, но даже Аш могла бы поймать его за руку, если бы вздумала.
Девочка вышагивала по улице, развернув худенькие плечи и откинув голову. Пару ротозеев, торчавших под воротами, она окинула высокомерным взором.
— Если бы не эта грязная скотина, — крикнула она Гильому, шагавшему впереди, — я выглядела бы настоящим солдатом.
Канонир хмыкнул, не сбавляя шага и не оборачиваясь.
Аш подогнала равнодушную корову к самым воротам живодерни. Запах навоза и крови густо висел в воздухе. У девочки заслезились глаза, в горле встал комок. Она закашлялась и поспешно сунула повод в руки стоявшему у ворот мужчине.
— Эй, Аш, — услышала она и обернулась. Теплая тяжелая волна ударила в лицо.
Девочка задохнулась от неожиданности и тут же почувствовала во рту вкус крови. Липкая жидкость стекала по плечам на грудь. Аш зажала ладонями глаза. Под веками щипало, полились слезы. Пока девочка откашливалась, согнувшись пополам, глаза промыло. Вся одежда спереди пропиталась кровью. Волосы слиплись бурыми сосульками, с них капало в пыль. Руки тоже были перемазаны в крови. В складках камзола застряли желтые крошки. Она подняла руку, пошарила за воротом камзола и вытащила обрывок мяса с ее кулачок.
Горячая жижа стекала к ногам. Теплая. Быстро остывавшая. Холодная. На землю соскользнули какие-то розоватые трубки. Она отступила на шаг от куска мяса в форме лоханки, которую и двумя руками не сумела бы поднять.
Аш перестала плакать.
Что-то изменилось в ней. Не впервые. Первый раз она испытала такое, когда пристрелила насильника и стояла над его телом с тяжелым арбалетом в руках.
Она провела ладонью по подбородку. Засохшая кровь стянула кожу. Она сглотнула застрявший в горле ком и отогнала стоявшие в глазах слезы. И гневно уставилась на Гильома и мясника, державшего пустое деревянное ведро.
— Глупо! — отрезала Аш. — Кровь нечиста!
— Встань сюда, — Гильом указал на землю перед собой.
Канонир стоял перед станком для распяливания туш. На массивной деревянной раме, брусья которой сошли бы и для осадной машины, висели тяжелые цепи с крюками. Под ними темнела яма для крови и потрохов. Аш, оскальзываясь на свиной требухе, подошла к Гильому. Одежда липла к телу, но запах бойни уже притупился.
— Бери меч, — приказал канонир.
Перчаток у нее не было, и обвитая кожей рукоять кинжала скользила в ладони.
— Режь, — спокойно сказал Гильом, указывая на корову, которую уже вздернули на крючьях вверх — живую, с растопыренными копытами. — Распори ей брюхо.
Аш не бывала в церкви, но знала достаточно, чтобы не одобрить этого предложения.
— Делай, — повторил он.
Длинный кинжал вдруг показался ей очень тяжелым, он прямо оттягивал руку.
Корова жалобно закатила большие печальные глаза в длинных ресницах. Она дергалась, и тело, подвешенное на крюке, поворачивалось из стороны в сторону. Струйки навоза стекали по теплому дышащему боку.
— Я не могу, — воскликнула Аш. — То есть я могу, я знаю, как, но просто не могу! Она же мне ничего не сделала!
— Режь.
Аш неуклюже взмахнула клинком и ткнула наугад перед собой. Она вложила весь свой вес в удар, как ее учили, и острие проткнуло бело-рыжую шкуру. Корова открыла рот и завопила.
Брызнула кровь. Рукоять вывернулась из вспотевшей ладони девочки, и кинжал соскользнул, оставив неглубокую царапину. Аш уставилась на животное, в восемь раз больше нее, перехватила меч двумя руками и нажала. Клинок скользнул вбок.
— Ты уже покойница, — ядовито заметил Гильом.
Из глаз Аш сами собой брызнули слезы. Она шагнула поближе к горячей туше, подняла клинок над головой и двумя руками рубанула сверху вниз.
На этот раз острие пробило жесткую шкуру и слой мышц, нырнув в пустоту брюха. Аш извернулась и потянула вниз. Словно рубишь мешок с тряпьем. Из разреза вывалился клубок спутанных розоватых кишок, плюхнулся к ее ногам. В холодном утреннем воздухе от них поднимался пар. Аш упорно налегала на рукоять. Клинок наткнулся на кость, застрял. Ребро. Она дернула, потянула. Клинок не шел.
— Поворачивай. Если надо, нажми ногой! — голос Гильома прорвался сквозь натужное дыхание, свистящее в ее ушах.
Аш налегла коленом на влажную коровью шею, откинулась назад всем весом хрупкого тельца и резко вывернула кисть вправо. Клинок повернулся, вакуум, всасывавший его в рану, наполнился, и кинжал выскочил наружу. Крик животного заглушил все иные звуки.
— Хааааа! — зажав рукоять обеими ладонями, Аш рубанула по натянувшейся коже на горле коровы. Должно быть, клинок выщербился о ребро. Она почувствовала, как металл цепляет плоть. На шкуре открылась широкая щель. Спустя миг слои кожи, мышечных волокон, переплетение артерий скрылись под захлестнувшей все волной крови. Горячие брызги ударили ей в лицо.
Горячие, как кровь, — мелькнула мысль. Девочка захихикала.
— А теперь, плачь! — Гильом развернул ее лицом к себе и отвесил пощечину, рассчитанную на взрослого. Аш мгновенно и бурно разрыдалась. Только через минуту ей удалось выговорить:
— Я еще слишком мала, чтобы сражаться в строю!
— В этом году еще маловата.
— Я маленькая!
— Надо же, крокодиловы слезы, — Гильом вздохнул. — Спасибо, — серьезно добавил он. — Теперь можно добить скотину. — Аш подняла глаза и увидела, как он протягивает мяснику монету. — Пошли, мисси. Нам в лагерь.
— У меня меч грязный, — сказала она. Потом села на землю, прямо в лужу крови и навоза, и завыла, кашляя и задыхаясь. Потом судорожно вздохнула, так что заболело в груди. Слипшиеся волосы облепили ей щеки поверх шрамов. Из носа текло.
