— Он ничего не сказал, — пожаловалась девочка.
— Лев, рожденный Девой, — зверь. — Высокий голос священника громко прозвучал на опустевшей поляне. — Просто животное. Лорд капитан, я не понимаю… Известно, что это дитя — не девственница, однако Он не причинил ей никакого вреда.
Бородатый капитан уставился на девочку с высоты своего роста. Аш с испугом увидела нахмуренные густые брови. Он заговорил, но не с ней.
— Может, это было видение, которое следует понимать иносказательно. Дитя — наша несчастная страна, ожидающая спасения от дыхания Льва. Зимняя пустыня, изуродованное лицо — все к одному. Я не умею истолковать происшедшее. Это может означать все что угодно.
Священник водрузил обратно на голову свою стальную шляпу.
— Господа, то, что мы видели здесь, касается только нас. Если изволите, удалимся, чтобы в молитве искать понимания.
— Да, — капитан нагнулся. Подобрал свой шлем и вытряхнул из него снег. Солнце вдруг прорвалось сквозь тяжелую пелену зимних туч и зажгло огонь на его рыжих волосах и твердой стальной скорлупе. Отворачиваясь, он добавил:
— Пусть кто-нибудь возьмет соплячку на руки.
3
Она нашла применение своей детской красоте, которую так удачно подчеркивали шрамы на нежных щеках.
К девяти годам спутанные кудряшки отросли до лопаток. Аш мыла их каждый месяц. Сальные серебристые локоны тускло блестели, но ни один солдат в лагере не мог бы сказать, что от них воняет. Одевалась девочка в обрезанный по росту камзол и рейтузы, а поверх в холодную погоду накидывала взрослую куртку. В широкой взрослой одежде она казалась еще меньше, чем была на самом деле.
Один из пушкарей часто давал ей поесть или кидал медную монету. Он перегибал девочку через лафет, отстегивал клапан штанов и загонял ей в задницу.
— Чего осторожничаешь? — обижалась она. — Ребенка ты мне не сделаешь, у меня еще нет «цветов» — ну, месячной крови.
— У тебя и еще кой-чего нет, — смеялся канонир, — но пока не найдется миловидного парнишки, сойдешь.
Он подарил ей как-то полосу кольчужного полотна. Аш выпросила ниток у интенданта, полоску кожи у оружейника и пришила к ней цепочку стальных колец. Теперь у нее было что-то вроде кольчужного воротника или пелерины, и она надевала его, когда училась своему ремеслу — в стычках, угонах скота или в столкновениях с бандитскими засадами. Ее будущее ремесло — конечно же, ремесло солдата, усомниться в этом даже не приходило ей в голову.
Она молилась о настоящей войне, как другие девочки ее возраста, в монастырях, молили Зеленого Христа избрать их своими невестами.
Гильом Арнизо тоже был пушкарем в их отряде. Он никогда не трогал Аш, зато научил ее писать свое имя буквами зеленого алфавита: вертикальная полоса с пятью зазубринами («сколько пальцев у тебя на руке?») с правой стороны («где у тебя меч!»). Читать он сам не умел, но обучил девочку счету. Канониры могут пересчитать каждую порошинку заряда, думала Аш. Впрочем, тогда она еще мало знала канониров.
Гильом показал ей ясень — «аш» — и научил, как сделать из молодого ясеня охотничий лук (потолще, чем тисовый).
И Гильом повел ее на бойню, после августовской осады Динанта, пока отряд еще не вернулся за море.
Весеннее солнце играло на цветах боярышника в придорожной изгороди. В лицо дул холодный ветер, уносил за спину шум и вонь лагеря.
Аш сидела на колючем хребте коровы, свесив ноги на сторону. Гильом шагал рядом, опираясь на резной посох из тайного черного дерева. Аш знала, что еще до ее рождения удар алебарды в пешем бою раздробил ему колено. Тогда он и перешел к осадным орудиям.
— Гильом!
— М-м?
— Я сама бы могла ее отвести. Чего тебе тащиться в такую даль!
— Угу.
Аш посмотрела вперед. За деревьями уже виднелся двойной шпиль церкви. Они подошли к опушке леса перед деревней, и в ноздри ударил запах бойни.
— Кровь Господня! — выругалась Аш. Жесткая ладонь сжала ее тощее колено. Девочка ссутулилась и с отвращением сплюнула.
— Нам туда, — указал Гильом. — Теперь, ради милости Божьей, слезай с этого мешка костей и веди ее сама.
Аш лягнула пятками тощий коровий бок и ловко спрыгнула в дорожную пыль. Коснулась рукой земли, чтобы восстановить равновесие, и живо выпрямилась. Обежала вокруг уныло бредущей скотины и вприпрыжку подскочила к длинноногому канониру.
— Гильом, — девочка потянула его за рукав камзола. Под грубой тканью не было тонкого полотна. Гильом, как и сама Аш, не запасся рубахой. — Гильом, тебе нравятся мальчики?
— Ха! — он сверху вниз уставился на нее темными глазами. Жесткие черные волосы, уже поредевшие на макушке, спадали ему на плечи. У него была привычка бриться кинжалом каждый раз, когда доходили руки наточить клинок, но на жесткой загорелой коже не было видно ни одной царапины.
— Нравятся ли мне мальчики, мисси? Тебе интересно, почему меня не удается обернуть вокруг пальчика, как остальных? Стало быть, ты думаешь, дело в том, что я предпочитаю мальчиков, а не девочек?
— Вообще-то, все делают, что мне хочется, стоит мне немножко притвориться.
Гильом потянул ее за длинную серебристую прядку.
— По мне, ты и так хороша.
Аш поправила волосы, прикрыв заостренное ухо, и лягнула зеленую кочку на краю дороги.
— Я красивая. Я еще не женщина, но уже красивая. Во мне кровь эльфов — посмотри, какие волосы. Посмотри, не тяни… — она несколько раз повторила последние слова нараспев, потом обратила на него взгляд — больших, широко расставленных глаз — она знала, как выглядит. — Гильо-ом!
Канонир шагал вперед, не глядя на девочку, твердо втыкая в пыль наконечник посоха, потом поднял палку, приветствуя двух стражников у ворот деревушки. Аш заметила, что они вооружены окованными железом дубинками, а вместо лат на них кожаные куртки.
Девочка подхватила веревку, свисавшую с шеи коровы. Скотина не доилась уже полгода. И сколько бы наемники ни сводили ее с быками, попадавшимися по дороге, оставалась яловой. Мясо будет жесткое, зато отличная кожа на подошвы, а то и для ножен сгодится.
Запах дорожной пыли сменился запахами деревни. Аш задумалась, станут ли местные дразниться на ее шрамы и выставлять пальцы рожками?
— Аш!
Корова свернула к обочине и вяло ухватила губами пучок травы. Девочка уперлась босыми пятками в землю и натянула веревку. Корова подняла голову, с губ потянулись клейкие нити слюны. Животное глубоко вздохнуло и замычало. Аш погнала ее к глинобитным домикам за воротами. Гильом уже основательно обогнал их.
Аш теперь носила настоящий клинок. Глядя на встречных, она нашарила пальцами рукоять. Для взрослого это был двадцатидюймовый длинный кинжал, но для девчонки сходил за меч. В свои девять лет она все еще была ростом с семилетнюю. Кинжал был в собственных ножнах с петлей, чтобы подвешивать к поясу. Аш честно заработала его. Еду она воровала, но никогда не унизилась бы до кражи оружия. Другие солдаты — в последнее время она мысленно причисляла к солдатам и себя — знали об этой причуде и пользовались ею к своей выгоде.
