Во втором рюкзаке оказалась одна лишь одежда, да набор бесполезных инструментов в брезентовой укладке. Какой-то авиационный ЗИП [12], не иначе. И еще на самом дне нашлась записная книжка в потертом кожаном переплете. Страницы в ней были исписаны одним и тем же почерком, но разными чернилами, — синими, зелеными, красными и черными, — а то и карандашом. Во многих местах записи выцвели от времени, а листы загрязнились и помялись, но Бармин смог их прочесть. И был страшно удивлен их содержанием. Неизвестный ему человек, — судя по грамматике, это был мужчина, — записывал в блокнот свои мысли по поводу магии. То есть, человек этот на полном серьезе считал магию по умолчанию возможной и объективно существующей, а заметки его, как понял их Игорь Викентиевич, касались, в основном, малоизученных и редких феноменов. Во всяком случае, таковыми их полагал автор записей.
Просмотрев несколько случайным образом выбранных страниц, Бармин решил, что за неимением в Барентсбурге книг-фэнтези, сойдет и это забавное чтиво. Впрочем, в процессе изучения записной книжки он кое-что вспомнил и тут же поспешил проверить свою новую-старую память. Открыл стальной кофр с горячими камнями и нашел прикрепленный с внутренней стороны крышки пластиковый карман. Ну а в нем, как ему и запомнилось, лежал листик, вырванный как раз из того самого блокнота, который он сейчас просматривал. В прошлый раз текст записки, сделанной простым карандашом, показался совершенно бессмысленным. Не хватало контекста. Однако сейчас, прочтя около трети оставленных в блокноте записей, Бармин увидел текст записи в другом свете. Логика ведь есть в любом безумии, и здесь она прослеживалась тоже, потому что, если поверить автору заметок в том, что магия существует, то фраза — «Как и предполагалось, камень является отличным индикатором Дара», — обретает некий легко улавливаемый смысл. Вернее, смысл эта фраза получала вместе с припиской — «Дар обнаруживает себя, поглощая эманацию [13]». Идиотизм, разумеется, фантазии Фарятьева [14] и сказки братьев Гримм в одном флаконе, но Игорь Викентиевич вспомнил по случаю, что, когда в самом начале пытался понять, отчего камни имеют такую высокую температуру — около сорока восьми, возможно, даже пятидесяти градусов Цельсия, — и почему они не остывают, он часто брал их в руки. И однажды ему показалось, что, если достаточно долго держать камень в руке, он, вроде бы, начинает остывать. Тогда он прервал исследование камней, поскольку слушать радио — пусть и сквозь раздражающий шум помех, — показалось гораздо интереснее. Сейчас же, он решил это наблюдение проверить. В шутку, естественно, только «ради смеха», ведь, как всем известно, магии не существует.
Успокаивая себя подобного рода отговорками, Бармин взял один из камней в руку. Ничем не примечательный кусок светло-серого гранита. Вот, разве что, горячий. Чай на таком, конечно, не вскипятишь, но, если сунуть в карман штанов, можно не бояться отморозить на холоде яйца. Где-то так.
«Ну, и чего мы ждем? — спросил он себя через минуту или две. — Пока не остынет? А он остынет?»
Бармин взял со стола градусник и попробовал измерить температуру камня. Получилось что-то около тридцати девяти градусов.
«Остыл? — удивился Игорь Викентиевич. — Серьезно? Почти на десять градусов за две минуты?»
Он снова сжал камень в руке и пялился на него до тех пор, пока не исчезло ощущение тепла.
«Обалдеть! — Бармин отложил камень в сторону и взял другой. — Давай-ка, проверим и тебя…»
Второй камень потерял двадцать градусов температуры за шесть минут, и, к слову сказать, первый за это время ничуть не нагрелся, и, значит, то, что его нагревало, являлось ограниченным и, возможно, отнюдь не возобновляемым ресурсом. Что это такое, Бармин, разумеется, не знал, — даже предположения выдвинуть не мог, — но провести с этим чем-то простейший эксперимент было вполне в его силах. И он его провел. Вынес один из камней на улицу и положил чуть в стороне от крыльца. Постоял, посмотрел, как тает вокруг него снег. Впрочем, как тут же выяснилось, температура камня при этом ничуть не изменилась. Сорок восемь — пятьдесят градусов, учитывая погрешность в измерении.
Оставив камень лежать в снегу, Бармин вернулся в дом и провел еще один эксперимент, завернув невзрачный осколок гранита в меховую безрукавку и утопив другой в кастрюле с холодной водой. Еще один камень он положил в очаг, пропихнув его кочергой прямо в огонь. После этого сварил себе новую порцию кофе и, закурив, сел слушать радио. Как раз подошло время новостей из Мурманска. Их он слушал следующие полчаса, отметив заодно монотонную убогость этих, с позволения сказать, новостей. Погода — дрянь, англичанка гадит, — «Это что наш русский крест?» — немцы вооружаются, сепаратисты наглеют, армия начеку, полиция бдит, ну а император, как и следовало ожидать, демонстрирует волю, мудрость и невероятную прозорливость. В целом, возникало ощущение, что ничего «от перемены мест слагаемых» в мире не меняется. Везде одно и тоже. Что в том мире, что в этом. Даже демократию пару раз помянули всуе. Вот разве что ни разу не коснулись вопроса национальных и сексуальных меньшинств. Этих тем в радиопередачах вообще избегали. И в русских, и в английских, и в норвежских. То ли неактуально, то ли, напротив, слишком злободневно.
«Мотаем на ус», — отметил Бармин мысленно и пошел проверять, что там происходит с его «экспериментом».
Результаты тестирования его, мягко говоря, удивили. Ни в снегу, ни в воде, ни в меху камни не остывали и не нагревались. В огне же камень нагрелся, как тому и следует быть, но, выброшенный в снег, быстро остыл до своих стандартных сорока восьми — пятидесяти градусов. Тогда Игорь Викентиевич стал брать эти камни по очереди в руку, и они за пять-шесть минут теряли порядка двадцати градусов от своей начальной температуры. Все четыре, один за другим.
«Что же из этого следует? — задумался Бармин, закончив измерять температуру камней. — У меня есть Дар? Я маг и волшебник? Мило, но верится с трудом. Другой вопрос, какое количество этой „эманации“, способно поглотить человеческое тело, конкретно, мое, и каковы будут последствия такого поглощения?»
Глава 2
1. Пятьдесят восьмой день с начала одиссеи
За всеми этими играми в настоящего естествоиспытателя, Бармин реально потерял счет времени, и очухался только под утро. Впрочем, о наступлении утра сообщали одни лишь часы — серебряный хронометр-луковица, позаимствованный в доме господина коменданта. Если же выйти за порог дома, встать на крыльце и оглядеться, сразу же выяснится, что на дворе ночь. А полярная она или нет, это всего лишь вопрос семантики. Так Бармин и решил, обнаружив, что злостно нарушил устоявшийся распорядок дня. Перепил кофе, — четыре кофейника один за другим, — перекурил, да еще и забаву новую нашел — играть с горячими камнями. Вот и перевозбудился. Зато потом, — усталость-то никуда не делась, — едва не заснул прямо за столом. Спасибо еще, что вовремя спохватился, доплелся кое-как до кровати, забрался, не раздеваясь, под одеяла и там уже окончательно отрубился. Но спал плохо. Всю ночь с кем-то воевал, бросая во врагов файерболы и ледяные копья, и выеживался перед раздетыми «почти до ничего» девками, демонстрируя им чудеса магии и колдовства. Враги были похожи на орков из «Властелина колец», а фемины юны, обворожительно длинноноги и пышногруды. И все отчего-то блондинки в голливудском стиле. И, разумеется, он их всех хотел до остервенения, и они, вроде бы, совсем не возражали. Однако до дела у них так и не дошло, — ограничились страстными поцелуями и детско-юношескими обжималками, — потому что на самом интересном месте Бармин неожиданно проснулся. В поту, с заполошно бьющимся сердцем и с послевкусием едва не случившегося секса.
