все обозначили как храм. Самое высокое, стоящее на массивном каменном фундаменте с лестницей из трех десятков высоких неудобных ступеней, но так же, как и многие хижины, крытое листьями. Возле храма не происходило ровным счетом ничего, потому больше рассматривали людей и занятия. Однако при всей чуждости внешнего облика, занимались ацтеки ровно теми же делами, что и жители любой деревни.
Часть народа горбатилась на полях, собирая кукурузные початки. Кроме того, из еды опознали еще тыкву, какую-то разновидность болгарского перца и, к огромной радости бойцов, картошку.
Чук, который обнаружил картофель первым, глядя в бинокль, восторженно расписывал:
— Они там целой семьей… Мужик землю ковыряет, а дети в корзину складывают, в плетеную. Здоровая корзина! Эх, сейчас бы картошечки жаренной! — вдруг он нервно сглотнул и часто-часто задышал.
— Что такое? — насторожился Разумовский.
Чук оторвал бинокль от глаз, протянул его ждущему своей очереди Геку, и нервно сглатывая, пояснил:
— Да там… Деваха одна…
— Ну и что, что деваха? — Рим пытался понять суть проблемы.
— Сисечки такие ладные, я аж засмотрелся! А она с какого-то дерева жука сняла, — Чук опять нервно сглотнул и пояснил: — Съела она его… Фу ты, господи, гадость какая, — передернулся он.
Ухмыльнувшийся Андрей сказал:
— А что ты хотел? Как и везде, крестьяне в основном вегетарианствуют. А белка всегда не хватает. Мясо-рыба, это для аристократов, а они жучками перебиваются. Зря морду корчишь, — укоризненно добавил он. — Чтоб ты знал, многие считают ту самую библейскую манну небесную обычной саранчой. Я где-то натыкался в сети, что саранча белком богата больше, чем говядина. Так что, нефиг морщиться.
— Рим, — торопливо вмешался в разговор Кот, — Ну-ка, глянь…
Разумовский забрал второй бинокль у недовольного Гека:
— Куда смотреть-то?
— Возле храма смотри. Видишь, мужик с длинными волосами?
Сценка, которую наблюдал Рим, ему понравилась. Дядька лет сорока, еще крепкий и не разжиревший, с длинными, почти до задницы волосами, шикарно одетый по местным меркам в длинную узкую юбку и яркое пончо, отделанное птичьими перьями, что-то выговаривал почтительно кланяющемуся молодому парню. Парень тоже был одет не как крестьянин, явно подороже. Но самым главным было то, что за спиной мужика стояли пятеро воинов.
Даже при таком, достаточно примитивном обществе, из этих вояк сразу можно было вычислить главного. Все они носили достаточно короткие волосы, прихваченные на лбу кожаной лентой, у всех были копья и круглые щиты, разрисованные геометрическим орнаментом, и почти одинаковые сандалии крепились ремешками на щиколотке. Но кроме набедренной повязки с вышивкой на свободно свисающих концах, на плечах старшего вояки играла пятнами шкура ягуара. Да и круглый щит его снабжен был понизу какими-то забавными висюльками, блестящими медными шариками и яркими перьям.
Сложно сказать, знаки отличия это, понятные каждому ацтеку, или же просто украшения. Но этот местный «лейтенант» явно на чин-другой выше своих подчиненных. Кроме того, у ног вояк сидели три псины, весьма мерзкого вида. Рим, с интересом разглядывая их в бинокль, неторопливо пояснял:
— Это, ребятушки, не абы какая псина! Это, чтоб вы понимали, одна из древнейших пород в мире! Я, признаться, живьем их и не видел ни разу. Называется, язык только не сломайте, — он усмехнулся, и по слогам произнес, — Ксо-ло-итц-куинт-ли. Вроде бы так произносится, если не путаю. Они — охранники. Хозяина на всю жизнь выбирают только одного, поэтому, если хозяин умирает, такую псину хоронят вместе с ним. Она все равно больше никого не признает. Учтите, они на своей территории никого не потерпят, обязательно поднимут дикий лай. Благо, что их здесь не так уж и много. Но во дворе у жреца я двух вижу, учтите это.
С этого момента за мужиком, которого посчитали жрецом, установили максимально плотное наблюдение.
За день на солнцепеке перегреться успели все, не спасали фляги с водой, которые регулярно таскали лейтенанты из ближайшего ручья. На гидрофобной ткани формы у всех появились белесые солевые разводы от пота.
Поскольку жрец ничем особым занят не был, а сидел в своем доме, довольно обширном строении рядом с храмом, и только изредка выходил во двор отдать распоряжения возящимся там работникам, то Рим, чуть поколебавшись, отпустил бойцов к ручью: ополоснуться и простирнуть форму. Разумеется, строго попарно.
К вечеру погода почти не изменилась. Да, палящее солнце исчезло за вершинами окружавших город джунглей, но духота и влажность воздуха сохранились такими же. Кроме того, стала донимать какая-то мелкая отвратительная мошкара. Так что пришлось натянуть еще и куртки и распустить защитную сетку на капюшонах.
Темнело быстро, город почти пропал из вида и только несколько костров во дворах выдавали его местонахождение. Немного смущало то, что двор жреца охранялся: вдруг кто-то из вояк окажется излишне бдительным?
Калечить местных решительно не хотелось, а снотворного было жалко, его осталось не так и много. Поколебавшись, Рим все же раздал по нескольку снарядов каждому.
— Только в крайнем случае, понятно? Сами понимаете, этот ресурс невосполнимый. Лучше всего, если используете только на собак. Половинной дозы хватит на пса вполне, а скорее — даже трети хватит. Они же вон довольно мелкие.
За жрецом отправлялись Дзю, Кот и Чук. Гека Рим оставил при себе — просто так, на всякий пожарный.
Ждать пришлось долго. Край неба уже даже стал слегка сереть. Конечно, до восхода оставался еще час, не меньше, но Гек уже несколько нервно начал выхаживать рядом с местом стоянки.
— Сядь, не мельтеши.
— Да, я… Я просто…
— Сядь.
Рим чуть поморщился, уловив в собственном голосе раздражение, и спокойно пояснил:
— Если что, ребята нашумят, кинут гранату. Скорее всего, сейчас они волокут тушку сюда, к нам. Сам понимаешь, взять их никто из местных не сможет. Конечно, — он поднял руку, не давая вскинувшемуся было Геку задавать вопрос или возразить, — всякое может случиться. Но раз собаки не лаяли, то будем считать, что все идет по плану. Ты запомни, — пояснил он лейтенанту, — очень часто больший кусок любой операции — это как раз не стрельба, а вот такое вот нудное ожидание.
Край неба уже интенсивно порозовел, когда Рим услышал шум приближающейся группы. Шли они не шибко прячась. Сгрузив тело спящего жреца под ноги Разумовского и вытирая обильно текущий по лицу пот, Дзю сказал:
— Жрать ему меньше надо! Иш, раскормили!
— Не свисти, — улыбнулся Кот, — не такой он уж и жирный. Просто крепкий мужик.
Все с любопытством посмотрели на «крепкого мужика». Довольно широкогрудый и действительно крепкий. Жира почти нет, просто плотное сложение. Лицо безбородое и безусое. Морщин немного, но видно, что не пацан. Оба уха с чуть оттянутыми мочками, проколоты.
Серьги — массивные золотые полумесяцы, украшены тяжелыми зеленоватыми кабошонами. На запястьях рук золотые чеканные браслеты, массивные и явно дорогие. Их украшал какой-то сложный, непонятный орнамент. Этот орнамент в точности повторяется на некоем подобии набедренной повязки. На бедрах у мужика узкий кожаный ремешок, за который заправлена пропущенная между ног белая тряпка с вышитым по свисающему краю геометрическим рисунком. Больше всего похожа тряпка на неширокое полотенце с узором. Смотрелось все это довольно экзотично.
— Как все прошло?
— Да, нормально прошло. Собак усыпили, из охраны только одного пришлось…
— А этот? — вопросительно кивнул на добычу Разумовский, — Спал?
— Нет, не спал. Сидел у какой-то чашки с дымом, и что-то там себе бормотал, так что дозу пришлось вкатить полную. Проснется часа через полтора-два, не раньше.
— Назад возвращались, несколько раз ручьи вброд переходили. Ну, чтобы псы след не взяли, — добавил Чук.
— Я, кстати, вовсе не уверен, что эти псы след умеют брать, — с облегчением засмеялся Рим. — Ни разу не читал, чтобы с их помощью охотились. Ну, с другой стороны, лишняя предосторожность не помешает. Так что передохните и выдвигаемся к лагерю. Ладно, Дзю, — он внимательно глянул на старлея. — Ты остаешься за старшего, с тобой Чук. А мы понесли добычу в лагерь.
Пошарив по карманам и в рюкзаке, Андрей вывалил под
