можно ухайдокать парой штук, лишь бы успеть, пока они не вылезли.
Ага-ага, только как к тому кузову подобраться? Впрочем разговоры это одно, а дела показывают результаты неожиданные. О таких потом легенды рассказывают в которые мало кто верит, но с удовольствием слушают.
В конце концов, план составили: сначала до хутора сходить, потом за деревней понаблюдать, а если немцев не будет — Межов до аэродрома сбегает, проверив по дороге трассу к северу. Может фрицепоток уже прерывистый и какую-нибудь подляну удастся подготовить? Забот много, а исполнителей лишь одна целая и одна хромая. И людей не наберёшь, иначе съедят все запасы за три дня и патроны истратят, пока будут учиться стрелять.
— Что же эти гниды продажные делают, — возмущался старшина шёпотом, — глянь, немчуре хлеб с солью вынесли, да ещё и кланяются.
— Не бухти, Платоныч, может люди выжить хотят, пока Советская власть не вернётся? Фашисты явно за продовольствием приехали.
— Ну и продали б, чего хлебом-солью встречать? Нет, эти из тех, кто при поляках жил хорошо, а наших ненавидит. Куркули, а не люди.
Генка понимал, что партнёр прав, но раздумывал. Да и не верил он, что фриц по-доброму всё разведёт — чихали арийцы на подношения и преклонения. Все рэкетиры одинаковы, все говорят, что волю и права человека защищают, а сами выжимают досуха, да ещё и в кубышку загоняют. Хоть в девяностых, хоть в сороковых. Однако начинать стрельбу рановато — немцы пока насторожены, по сторонам зыркают. Явно, что какая-то хозкоманда в полтора десятка рыл на двух мотоциклах, с одним тяжёлым грузовиком. Небось в разных местах хотят дань сегодня собрать.
А это что такое, почему не деньгами платят, а какую-то бумажку заполняют и подписывают? Хуторяне вон им сколько мешков накидали, да живого кабанчика выдали, связанного. Неужели кулаки на расписку повелись, с неё же хрен что получишь потом? Во, началось, перед рэкетом сколько не прогинайся, а он всё равно силу покажет. В чём-то не сговорились, немецкий «бригадир» голос повысил, а это зря. В Генкином лесу нельзя так себя вести.
— Андрей Платоныч, ты главное тех, кто слева, отстреливай, а я остальными займусь. И не высовывайся, не будет целей — не дёргайся, пережди. И вообще будь готов по моей команде назад ухромать, иначе руки мне свяжешь.
— А как же ты?
— Всё, заткнись родной и не вздумай геройство проявлять. Постреляем, кого сможем, и отступим к едреней фене. В другой раз добьём, если попадутся.
Глава четвёртая
СВД с глушителем начала сбор урожая: командир, пулемётчики и те, кто ещё не успел залечь. Метрах в трёх слева щёлкала АВС, одиночными. Чего старшина так её любил, непонятно, но даже «калаш» не захотел брать. Мол, к своей ещё в финскую привык. Ну, ему виднее. Новый магазин… «вал» поближе, чтобы сквозь преграды стрелять… ага, хуторяне разбежались и тоже попадали. Не хрен врагу жопу лизать, ликвидатор — не гуманист, уничтожает всех, если по обстоятельствам. В зоне его действия лишь одна власть и одна правда, а справедливость и гуманность потом придут, в мирное время.
Ещё один труп, не хрен в свинарнике прятаться — надел серую форму, готовься к смерти. Сколько их осталось, пять или шесть? Сука, отвык автоматом считать из-за этих путешествий хрен знает куда, вышел из формы. Отстреливаются четверо, с разных мест, все за укрытиями. Как бы подмога не приехала, хотя лес не все звуки наружу пропустит, а рации вроде не было? Или в нескольких километрах у переправы всё слышно?
— Старшина, ты пока постреливай в их сторону, а я пробегусь, чтобы с фланга подобраться. И не вздумай в контратаку идти ни в коем случае.
Через несколько минут удалось прибить ещё двоих, зато недобитые рванули в лес. Одного зацепил старшина, а за последней парочкой увязался сам Межов. Нельзя отпускать, когда бой почти закончен, да и зачем в лесу пятая колонна, пусть и на время?
Через полчаса началась самая тяжёлая часть дня — разборка с местными жителями. Пришлось взрывпакет (на этот раз взял всё-таки, на всякий случай) прямо между ними взорвать, чтобы не вякали и права не качали. Ну, не светошумовую гранату же тратить на приспособленцев.
— Заткнитесь и слушайте меня! Дадите нам телегу с лошадью, загрузите её копчёностями, добавьте пару мешков картошки и мешок лука. Связку чеснока не забудьте. Одну курицу зажарьте прямо сейчас, другую отварите с лапшой и переложите в кастрюльку. Хлеба пару хватит, иначе он у нас посохнет. Свежих помидоров и огурцов килограмма три, если есть. С оружием я разберусь, что не нужно — вам оставлю. Только не вздумайте на меня охотиться или выслеживать — порешу всё семейство.
А иначе никак, не хрен демократию разводить или приваживать добрым расположением. Сразу на шею сядут. Грузовик отогнал на полтора километра в сторону моста, правда дольше разбирался с управлением. Мотоциклы сами хуторяне в лес укатили, когда «лесники» с них пулемёты сняли. В телегу догрузили два карабина, МП какой-то, большую часть патронов и все пулемётные ленты. Фрицевские гранаты оставили в дар ограбленным. Крестьяне особо не спорили, чего возбухать против тех, кто полтора отделения фашистов положил у них на глазах. Странно, но в доброте Дяди Ганса они слегка разочаровались, видимо тот спор с «германскими освободителями» мнение изменил.
— И запомните, никто из славян не будет человеком в глазах германца. У них целая программа разработана по уничтожению нас. План «Ост» называется. Те, кто выживет — станут рабами, а не работниками.
Следить за бойцами, уводящими в лес лошадь с прицепом, хуторяне не рискнули. С такими, как этот хладнокровный убийца, не связываются и его инструкций не нарушают. Проще утереться и думать, как дальше жить.
А жить осталось недолго!
— Старшина, если они не уйдут в лес, то их всех прикончат. Здесь зона войны и позиция «моя хата с краю» ненадёжна. Всегда найдутся желающие отобрать имущество и закабалить по возможности.
— Эх, такие от своего добра не отлепятся, будут на коленях ползать и ноги целовать.
Понятно, что уничтожение хозкоманды не простят, поэтому Межов занялся подготовкой засады на завтра, стараясь предугадать действия фашистов. Причём план предусматривал отступление чуть ли не на каждом шаге операции, а то и совсем отказ от неё. Использование продажных хуторян в качестве живца нисколько не коробило его психику. Нужно время, чтобы совместить ментальность двадцать первого века с нормами морали середины двадцатого. А уж «права диверсанта» никак не коррегировали с «правами человека». Или не коррелировали, если это так важно в данной ситуации.
— Платоныч, сегодня нам повезло. Мы воевали не с солдатами, а с каптёрщиками, которые и во Франции были тыловиками. Завтра наверняка пошлют уже караульный взвод. Конечно, не ветераны боёв, но более подготовленные бойцы.
Геннадий готов был выйти из боя с самого утра, но случая не представлялось — немцы действовали по расписанию. Своему расписанию, не подредактированному ещё партизанской войной. Сначала мотоциклисты доехали от переправы, где уже организовали перегрузочный пункт, до брошенного вчера грузовика. После этого дружно свалили обратно за подкреплением и механиками для покорёженной гранатой техники. Обратно прибыло уже целое воинство с набившими оскомину мотоциклистами впереди. За ними полз «Ганомаг» (согласно пояснению Филатова), за которым тащился грузовик с бойцами свободной смены караула. Дорога, хоть и сухая, но кривая, как по горизонтали, так и по вертикали. Деревья подходят вплотную, да ещё густые кустарники ограничивают видимость.
Фрицы знали, что русские окруженцы уже далеко от этих мест, но кто-то ведь захватил в плен интендантскую команду. Или, не дай бог, убил их? С тыловиками воевали лишь «маки», да и то изредка и исподтишка, а простые жители такими делами не занимаются даже в Польше. Разве что партизаны, но откуда у русских партизаны на третий день войны? Хотя ходили слухи о каком-то сумасшедшем леснике, объявившем войну Германии и лично фюреру ещё до её начала, но кто же в сказки верит? Скорее всего, какие-нибудь диверсанты в количестве горстки орудуют, но даже они с бронетехникой не в силах воевать. Если бы невыспавшиеся караульные, подрёмывавшие в кузове могли только представить, что «лесник» уже в два раза увеличил свою армию, обеспечив её продовольствием, оружием и боеприпасами…
Механики остались рядом со слегка покорёженной машиной, а остальные, проехав метров пятьсот, добрались до очередного изгиба дороги, да ещё с неудобным подъёмом, который разделил транспортные средства по проходимости. Лёгкие мотоциклы шустро забрались и уехали за поворот, броневик тоже скрылся, а вот тяжёлый грузовик замедлил скорость.