Но указания Ставки просто так не проигнорируешь, пусть даже это не прямой приказ, а просьба. Поэтому надо решать и решать быстро…
В столовой штаба армии собрались начальники отделов и управлений: Калитин, Воробьев, Вадин и остальные… Генерал Юденич обедал, иногда перекидываясь словами, совершенно не относящимся к предстоящему совещанию. Как только все закончили обедать, командующий Кавказской армией молча поднялся из-за стола и, встав напротив висящей на стене карты района боевых действий, открыл совещание:
– Ну, господа, к делу.
Все насторожились и, по-видимому, приготовились к длительному обсуждению. Ходили всяческие слухи о дальнейших планах Ставки, десантах в Трабзоне, Самсуне и даже Константинополе, о возможном наступлении на Австро-Венгрию и передаче части войск с Кавказа на Юго-Западный фронт. Так что морально присутствовавшие были готовы услышать любое неожиданное известие, но услышанное превосходило все самые невероятные предположения.
– Получено указание Ставки начать одновременно два наступления – для освобождения Батума и в направлении на Эрзерум.
Гробовое молчание. Очевидно, такого не ждал никто. Наконец генерал Калитин зашевелился и стал резко просить об отсрочке, указывая на неготовность, отсутствие достаточного количества сил и запасов, трудности снабжения войск в горной, лишенной нормальных дорог местности.
К его словам присоединился генерал Вадин. Их поддержали еще несколько человек. Только генерал Воробьев не произнес ни слова, демонстрируя выдержку и спокойствие.
– Хорошо, господа, откладываю начало операции на неделю. К этому сроку подготовить все.
Что и говорить, – отсрочка знаменитая, от такого решения командующего у многих стало нехорошо на душе[15]. Начальники осмелели и стали настаивать еще более.
Юденич тряс головою:
– Нет, нет, нельзя, имеем сведения – из Константинополя и с Сиваса идут подкрепления; ни одного дня больше.
Генерал Вадин встал и разрешился докладом. Начиналось так: «Я, по опыту Порт-Артура, по опыту действий под крепостями…» – и многословно продолжил под одобрительные реплики некоторых начальников. Он стоял несколько сзади и не видел лица генерала Юденича. Но сидящие приготовились к «грозе», ибо видели своего командующего «с фронта». А на этом лице рисовалось нетерпение, столь знакомое подчиненным. Николай Николаевич даже пальцами правой руки забарабанил по столу.
– Ну, думаю, хватит сейчас, – не удержавшись, шепотом заметил полковник Квинитадзе.
– У нас тоже есть опыт боевых действий, – прервал доклад Юденич и потом резко добавил: – Будете воевать – отлично, не будете – обойдемся без вас.
Наступило молчание. Просьбы об отсрочке сразу прекратились.
…Русские войска перешли в наступление неожиданно для турок, предполагавших, что известные им затруднения со снабжением не позволят гяурам начать атаковать ранее лета. К этому сроку Третья турецкая армия должна была получить многочисленные подкрепления из состава Первой и Второй Константинопольских и Четвертой Сирийской армий. Пока же большая часть подкреплений маршевыми колоннами, таща за собой обозы, пылила по дорогам от ближайших станций и отдаленных гарнизонов, неторопливо приближаясь к линии фронта. Весьма неторопливо.
А на этой линии затишье вскоре сменилось бурей. Не беспокоясь за левый фланг, где дислоцированные в Персии казаки Азербайджанского отряда генерала Чернозубова оккупировали всю Северную Персию, что усиливало престиж России и подрывало германское влияние в этой стране. Главнокомандующий, однако, не мог игнорировать положение на правом фланге. Взамен получившего назначение на австро-германский фронт генерала Елыпина командовать Приморским отрядом Юденич назначил генерала Ляхова. Заявив ему, что никаких подкреплений не будет, поэтому освобождать Чорохский край от турок и мятежных аджарцев ему придется имеющимися силами. Выбор оказался верным – Ляхов медленно, но верно продвигался вперед.
Двинулись вперед и войска центрального отряда. Особое внимание командиров было обращено на экипировку и снабжение солдат – все они получили собранную в тылу теплую одежду, попечением местных армянских мастерских были изготовлены тысячи специальных очков, защищавших глаза бойцов от снежного блеска, в частях и ближнем тылу были созданы запасы дров, которые подвозили на трофейных ослах и мулах. И лишь одно не могло обеспечить командование в достаточном количестве – огнеприпасов. Если с патронами к стрелковому оружию дело обстояло более-менее нормально, то для артиллерии был установлен ежедневный лимит. И такое положение, казалось, оправдывало скептическое отношение генерала Вадина и его сторонников к предстоящему наступлению. Если не учитывать того, что у турок дела со снабжением обстояли еще хуже. К тому же начатое наступление на Чорхский край дезориентировало турецкое командование, посчитавшее, что у русских просто не хватит сил на одновременный удар по двум направлениям.
Но оно сильно ошиблось…
Ранним утром подполковник Пирумов, командовавший Сто пятьдесят третьим пехотным Бакинским Его Императорского Высочества Великого Князя Сергея Михайловича полком, вместе с полковым адъютантом и несколькими посыльными стоял в передовых окопах Первого батальона, наблюдая в бинокль за просыпающимися позициями турок. Рядом с ним расположился командир поддерживающей полк скорострельной батареи подполковник Гаршин.
– Павел Петрович, как батарея?
– Батарея готова. – Гаршин опустил бинокль, в который рассматривал те же надоевшие всем господам офицерам турецкие позиции. – Вот только еще не видать ни черта.
Он уже пристроился на бровке бруствера, усадив у ног телефониста, молоденького шустрого паренька в новенькой шинельке. Из-за борта шинели комбата торчал уголок блокнота и таблицы стрельбы с заложенным в них карандашом. Никаких артприборов у Иванова не было, пристрелку, как всегда, он вел глазомерно, обходясь стареньким, обшарпанным биноклем.
– Да, еще темновато, – взглянув на горы в бинокль, подтвердил Пирумов. – Но ждать мы не можем.
– А у меня нет лишних снарядов, господин полковник, чтобы ими разбрасываться. Вблизи видать, а даль вся в потемках. Куда же стрелять? Разрыва не увидишь.
– Понимаю вас, Павел Петрович, но приказ…
– Приказ отдавали в штабе, а там местных условий не видно, – огрызнулся фрондерствующий артиллерист. И тут же приказал: – Евграшин, связь.
Несколько мгновений, пока связист громко кричал в телефон, устанавливая связь, все молчали. В это время загрохотало где-то справа, чуть позднее подала голос мортирная батарея. Над головами прошелестел первый гаубичный снаряд, гулко разорвавшись где-то среди окопов. Гаршин замысловато выругался. «Покидают снаряды зазря», – пояснил он свою ругань Пирумову. Тот молча махнул рукой, потом, наклонившись к артиллеристу, проговорил, поднимая голос, чтобы пробиться сквозь нарастающий грохот работы артиллерии.
