и я увидел вершину белой башни на которой стоял золотой воин. Он возвышался над телом поверженного противника, облачённого в некогда ослепительно белую броню. Теперь она была измята, пробита и залита кровью. А ещё из кирасы белого торчал золотой меч.
А вокруг пылал костром некогда величественный город и огромный порт. Над плавящимся стенами храмов и крепостных фортов, вздымались чёрные столбы дыма, в котором можно было рассмотреть проступающий орнамент, формирующейся на глазах пентаграммы. Лучи и отдельные её элементы, всё было оплетено рунами, очень похожими на те что рисую я, вызывая теневика.
* * *
Резко очнувшись, я увидел приближающиеся ко мне чёрные фигуры и успев среагировать, выпустил очередь из автомата в ближайшую из них. Яркие росчерки, наполненных силой пуль, пробили человека насквозь, разорвав плоть и изломав тело.
Ещё одна длинная очередь пошла гулять широким веером, по десятку приблизившихся вплотную черных фигур, срубая врагов одного за другим. А потом на меня навалились сзади и с боков, сразу несколько человек. Это заставив бросить автомат и вырвавшись в последний миг, схватиться за рукоять палаша.
Вырвав клинок из ножен, я развалил им надвое ухватившегося за руку врага и в тот миг, когда замахнулся на второго, вдалеке грохнул выстрел. Пуля обожгла запястье и ослабшие пальцы тут же выпустили рукоять палаша, а потом на меня скопом навалились черные и опрокинули на груду каменных обломков.
Какое-то время я пытался скинуть их с себя, но получив деревянным прикладом по голове, снова потерял сознание.
Очнулся, от нестерпимого жара, тут же вскочил, и только после этого открыв глаза, увидел перед собой огненную стену.
— Лейтенант, стой где стоишь — тут же предупредил знакомый голос и я, повернув голову, увидел Щукаря, замершего всего в двух метрах от меня.
Его брезентовая, охотничья куртка была изодрана в клочья, и сразу в нескольких местах едва заметно тлела.
— Лукич, как же я рад тебя видеть — вполне искренне проговорил я, и помня о предупреждении, продолжил стоять на месте.
— А я не очень рад тебя видеть, тем более в таком виде — проворчал дед и его взгляд упал на мою окровавленную руку. — Что парень, всё-таки отхватил от чёрного свою персональную маслину?
— Ну да, получается отхватил — констатировал я.
— А всё потому что не надо было долго лежать и рассматривать что происходит. Тут надо сразу валить всех иродов, которых увидел, а думать уже потом — эмоционально заявил Щукарь и кивнул на золотую фигуру спящего полубога, от которой мы теперь находились всего в двадцати метрах. — Эта золотая тварь, хоть до конца ещё не проник сквозь оболочку нашего мира, но уже инстинктивно не позволяет навредить не себе, не тем, кто ему помогает перерождаться.
— Лукич, а почему стоим? Чего ждём? — спросил я, и указал на только что замеченную груду нашего оружия, сваленного всего в метре от стены, окружающего пламени.
— Ещё раз повторяю не вздумай дёргаться, а лучше посмотри под ноги — приказал старик и я, склонившись, увидел, что стою в центре небольшой пентаграммы. — Это защитная печать, выйдешь из круга и обуглишься за пару секунд. Ты парень всё понял?
— Понял. А почему они нас с тобой сразу не завалили? Зачем, все эти игры с печатями и стеной пламени? — спросил я, и вытащив из подсумка чудом оставшийся там бинт, принялся перематывать сквозное пулевое ранение, зияющее в запястье правой руки.
— Пока тебя не было чёрный падла, вытянул из меня силу и с её помощью начал оживлять этого золотого обалдуя. Помнишь я тебе про лужицу рассказывал, в которой переродился? Так вот всё, считай пересохла моя лужица, и я теперь даже прикурить самокрутку от пальца не смогу — печально поведал Щукарь и вытащив из кармана кисет с табаком, откинул его в сторону.
Едва вылетев за пределы пентаграммы, мешочек мгновенно вспыхнул, словно был наполнен порохом, и осыпался на позолоченные камни серым прахом.
— Выходит и меня та же участь ждёт — проговорил я.
Щукарь тут же среагировал и отрицательно помотал головой.
— А вот это навряд ли. Тебя сразу не убили, потому что ты скорее всего нужен совсем для другого. Чёрный увидел подходящее, молодое тело, да ещё принадлежащее не обделённому силой человечку. Так что я не удивлюсь ежели этот золотой истукан, выберет именно тебя для переселения своей прогнившей сущности. Или ты думал, что он так золотой статуей и будет по СССР рассекать, с головой жопой всем напоказ? Не, в таком виде, он точно не сможет отсюда вылезти, по крайней мере пока — предположил Щукарь.
— Лукич, и что теперь, смириться, расслабиться и наблюдать за процессом? — спросил я и наконец закончив перематывать руку, принялся лазать по пустым карманам и подсумкам, в поисках чего-нибудь полезного.
Все огнестрельное оружие, патроны, финку и палаш у меня забрали, а камень с дырой, окружённой рунами, я и вовсе прямо сейчас видел. Он находился в руке черного охотника, стоявшего в десяти метрах, недалеко от формирующейся головы золотого истукана. Верный адепт полубога, вертел в руках артефакт, способный расширять замкнутое пространство и с интересом его рассматривал, при этом периодически кидая на нас с Щукарём нехорошие взгляды.
— Смириться с происходящим, это не про меня — уверенно заявил Щукарь. — Я собираюсь ещё немного пожить и подождать. А вдруг этот гад чего-то плохо рассчитал, и золотой обалдуй так и не проснётся.
— Проснётся — уверенно сказал я. — Он уже пробуждается. Я видел видения, в которых он вспоминал самого себя и то что с ним происходило раньше.
— Да знаю я, что проснётся, просто себя старого дурака немного так успокаиваю — проворчал Щукарь, и в этот момент грудная клетка золотого идола сильно расширилась, а из распахнувшегося рта вверх взметнулся вихрь ярких искорок.
Среагировав на это, стоявшие вокруг адепты заголосили ещё сильнее, а черный потеряв к нам интерес, подошёл ещё ближе к пробуждающемуся полубогу.
— Вишь как чёрный волнуется за своего вечного господина. Понимаю, столько лет по лесам и болотам скитаться, да тела менять абы как, цепляясь за первое попавшееся существо. Его ведь с того момента как он на Золотянке возродился, уже дюжину раз убивали и каждый раз он падла выкарабкивался. — Щукарь тяжко вздохнул и посмотрел на меня. — Ежели бы каждый человек так рьяно добивался своей цели, то люди могли бы не просто горы своротить, но и свой грешный мир хорошенько перетряхнуть.
В этот момент я вспомнил о Матрёне, и её долгой подготовке Щукаря к будущему закланию. В голову пришла мысль о том, что вполне возможно она сама, очень давно попала под влияние прорвавшейся на нашу сторону, частички спящего полубога. А это значит, что делала она всё по его желанию, даже не осознавая этого. А ведь если это действительно так, то тогда объясняется вообще всё, происходящее сейчас здесь с нами.
— Павел Лукич, Матрёна. Я думаю она тебя давно готовила к этому и в конце концов предала — проговорил я, решив тут же поделиться с Щукарём своей догадкой.
Среагировав на мои слова, Щукарь неожиданно лукаво ухмыльнулся.
— Знаю, что предала старая, и знаю, что готовила к самому плохому, только ведь я сам на это согласился — проговорил он в ответ.
В этот момент золотой истукан согнул ногу в колене и случайно задев ступнёй одного из своих адептов, мигом превратил его в кровавое месиво.
Увидев движение господина, черный охотник распахнул лежавший у ног рюкзак и вытащил оттуда золотой самородок, размером с голову обычного мужчины. Затем он воздел его над собой, и подойдя к голове истукана, закинул самородок в кипящую лаву, так и не успевшую сформировать правильные черты лица.
И как только это произошло, каменная поверхность под ногами угрожающе затрепетала. В тот же миг золотой истукан снова выдохнул сгустком искр и подняв руку, принялся рассматривать свои пальцы. Увидев осознанное движение, адепты перестали читать на распев свои вывернутые псалмы и расступились в разные стороны.
А потом, золотой истукан, начал немного заторможено подниматься. И только в этот момент я оценил по достоинству его пятнадцатиметровый рост и вполне нормальные черты мускулистого тела. Именно так, древние греки изображали богов, спустившихся с Олимпа.
Расправив плечи, гигант отмахнулся от кружащейся над его головой, золотой воронки и скопившееся там золото, веером окропило развалины и плиты площади, при этом превратив парочку адептов вечного, в бьющиеся в агонии, золотые
