вышибали и она еле держалась. А вот замку, похоже, совсем крандец. Надо менять.
Сняв щеколду, я переставил ее повыше, вкрутив новые шурупы — подлиннее. Конечно, если какой-то бугай с разгону шарахнет плечом, никакие крепения не выдержат. Пока я возился, на лестнице послышались тяжелые мужские шаги. Я не обратил на них внимание — дом многоквартирный, мало ли кто по лестнице шляется? Однако шаги замерли на лестничной площадке напротив двадцать восьмой квартиры. Сквозь дверь я слышал хриплое дыхание. Потом кто-то врезал по многострадальной филенке кулаком.
— Томка! — заорал мужик. — Открывай, сучка!.. Дядя Толя е…ться пришел!
К столь откровенному признанию я не мог остаться равнодушным. Резко открыв дверь, я сходу заехал по небритому рылу. Обладатель рыла не устоял. Опрокинувшись навзничь, на мгновение потерял связь с реальностью. Лежал на бетонном полу и хлопал зенками. Наконец, кое-как приподнялся и сел. Его разъехавшиеся глазенки с трудом сфокусировались на мне. Открыв пасть, уже давно лишенную части зубов, он прошмакал что-то невнятное. Я это расслышал так:
— Ты хто тахой, мужих?
— Муж на час, — любезно сообщил я.
— Муш? — переспросил алкаш, который, конечно, не мог понять иронии моего ответа. — Томхин?
— Томкин, Томкин, — ответил я. — Вали отсюда, а то руки-ноги переломаю!.. И дружкам своим скажи, чтобы не одна падла носу сюда не совала!
— Дых, можа тохо, бухнем? — предложил он. — У меня и чехушха есть…
— Ты оглох⁈ — рявкнул я. — Сказал — вали отсюда!
Повозившись на полу, он поднялся и шатаясь из стороны в сторону, принялся спускаться. Я вернулся к своим делам. Вскоре притопала и мамаша Сереги. Она притащила битком набитую авоську. Картошка, две буханки хлеба, бутылка растительного масла, треугольный пакет молока, лук, морковка, какие-то мослы, пачка сахара, упаковка краснодарского чая, еще — что-то. Одутловатое лицо ее при этом сияло от счастья. Выгрузив покупки, она смущенно потянула из кармана еще одну бутылку. Судя по этикетке — «ПЛОДОВО-ЯГОДНОЕ БЕЛОЕ КРЕПКОЕ». Ишь что удумала!
— А вот с этим придется завязывать, Тамара, — сказал я, отнимая у нее эту бурду.
— Ну я думала… — растерянно пробормотала она. — Вы такой добренький…
— Да черт тебя побери! — не выдержал я. — Неужели не доходит, что у тебя сына могут отобрать⁈ Себя не жалеешь, хрен с тобой! Его пожалей!.. Посмотри, до чего ты дошла!.. Как он может в таком сраче уроки делать⁈ Я ведь на днях приводил его сюда. Да только как увидел, что у тебя кухня полна алкашей с какими-то блядями, а сама ты… В общем, увел я его. И ты знаешь, где он сейчас, и знаешь, что ему там хорошо…
— Я, я… — заякала Зимина и губы ее задрожали.
— Пришел к тебе, как к человеку. Вижу — убираешься. Помочь решил… Хахаль тут к тебе приходил, так я его спровадил… А ты бормотуху опять купила!
Она зашмыгала носом. Привыкла на жалось давить, но у меня этот номер не проканает.
— Короче, Тамара, — сказал я. — Слушай меня внимательно. Я помогу вам с Серегой. При условии, если ты завяжешь с пьянкой и мужиками. Ну и устроишься на работу. Учти, еще одна пьянка, и помощь моя прекращается, а я подаю на комиссию по делам несовершеннолетних заявление о лишении тебя родительских прав. Выбирай! Или нормальная жизнь или сделаешь сына сиротой при живой матери. И не вздумай меня обманывать! Я буду регулярно проверять, как вы живете.
— Простите меня, — прошептала она, утирая сопли. — Я все поняла.
— Парень-то у тебя хороший, вот что обидно, — продолжал я. — Ему учиться надо. Восьмилетку закончит, сможет в ПТУ пойти. Получит специальность. Будет тебя кормить на старости лет. Дай ему шанс выйти в люди, Тамара… как там тебя по отчеству?
— Мироновна…
— Тамара Мироновна, — повторил я. — И если уж ты хочешь напоить меня в благодарность, завари чайку.
— Ой, я сейчас! — обрадовалась она. — Я и пряники купила!
— Давай. А я на минутку выйду.
Одевшись, я вышел из подъезда. Старушки все еще сидели на скамейке, словно уже примерзли. На меня они смотрели с недоумением. Похоже, я сильно упал в их глазах. Несомненно, они видели и то, как Тамара бегала в магазин, и свалившего, не солоно хлебавши, алкаша и возвращение соседки с набитой авоськой. Из всего этого они могли сделать только один вывод — у Томки Зиминой появился новый хахаль! Ну что ж, пусть думают. Репутация хозяйки двадцать восьмой квартиры от этого не пострадает, а мне — наплевать.
Я дошел до ближайшего телефона-автомата. К счастью — тот работал. Набрал номер квартиры Рунге.
— Карл, добрый вечер! — сказал я, когда он взял трубку.
— Привет!
— Серега у тебя?
— Да. Мы ужинать собираемся.
— Позови его к телефону!
— Минутку!
В трубке было слышно, как Рунге зовет пацана, потом послышалось:
— Да!
— Серега, это Александр Сергеевич, — сказал я. — У меня к тебе просьба… Я хочу, чтобы ты пришел сейчас домой.
— Что с мамкой? — испугался он.
— Все хорошо, — поспешил успокоить его я. — Она уборку сделала. Я ей помог кое-что починить, остальное за тобой… Еще она купила продукты, готовить собирается.
— Трезвая?
— Трезвая.
— Я сейчас приду!
— Приходи, мы будем тебя ждать… И дай трубку Карлу Фридриховичу.
— Да! — откликнулся тот, снова взяв трубку.
— Серега домой возвращается.
— Я уже понял… Сейчас соберем…
— Слушай, у тебя случайно нет дверного замка?
— Недавно меняли, — ответил он, — но старый еще в хорошем состоянии…
— Дашь его Зимину с собой?
— Да я его сам привезу. Он тут у нас… хм… оброс вещами.
— Понятно. Ну тогда ждем вас обоих.
— Давай. До встречи!
Повесив трубку, я вышел из телефонной будки. Посмотрел на часы. Семь вечера. Через час мне надо быть в школе, на занятиях секции. Надеюсь, Карл с Гретхен не слишком долго будут собирать нашего подопечного? Я двинулся в направлении дома, где жили Зимины. На входе во двор меня поджидали. В темноте я не сразу узнал алкаша, которому дал по рылу все-то с час назад. А остальных и вовсе никогда не видел. Они, ни слова не говоря, принялись окружать меня.
Сначала пришлось обезвредить