— Поточнее, пожалуйста, — улыбнулась ему Танечка, от чего Константин явно потерял последние остатки самообладания, — в чем недостаточная катастрофичность ситуации? Чего не хватает, чтобы предложенный в данном документе образ действий стал допустимым?
— Ну… — растерянно промямлил директор, — моральный дух наших войск и работников тыла все еще достаточно высок…
— Понятно. Каким пунктом вашей служебной инструкции идет требование, что при разработке каждой операции необходимо иметь вариант на случай ее провала? Третьим? Так расскажи нам, скотина, как ты собирался оправдываться и перед кем, когда всплыла бы правда о том, кто именно подставил детей под бомбы! Георгий Андреевич, этот герой сейчас обгадится прямо у вас в кабинете, хотя такие действия допустимы только в подвалах под триста пятнадцатым. Может, заранее переместить господина туда?
— Да уж, — поморщился я, — вы, Константин Аркадьевич, как-нибудь соберите в кулак свою… волю, скажем так. И, кажется мне, у вас начало проявляться опасное недопонимание наших стратегических целей. Поэтому позвольте напомнить — они в том, чтобы сделать Российскую империю великой страной, которой по праву гордятся ее граждане. Так вот, предложенное в вашем документе с этими целями вступает в абсолютное и непримиримое противоречие. Да, нам часто приходится несколько выходить за рамки закона и заповедей Христовых, но всегда для предотвращения чего-то гораздо более страшного. Однако представить себе что-то страшнее, чем Россия, ради достижения каких-то политических целей тупо убивающая лучших своих детей, я не могу. И, раз уж так вышло, что я у вас начальник, извольте крепко запомнить мое мнение по данному вопросу. Не получится — Татьяна Викторовна вам обязательно поможет. Мне почему-то кажется, что для этого ей даже не придется беспокоить господ Ли. А теперь, пожалуйста, кратко охарактеризуйте нам автора обсуждаемого документа.
Константин с облегчением перевел дух и затараторил:
— Илья Сергеевич Васильев, тысяча восемьсот девяностого года рождения, бывший студент юридического факультета Императорского Московского университета, отчислен со второго курса за неуспеваемость, в информбюро работает с декабря десятого года.
Хотя Татьяна и сохраняла невозмутимое выражение лица, но я все-таки заметил, что для нее это новость.
Она положила перед Константином его бумагу и попросила:
— Будьте так добры показать мне его подпись.
— Э-ээ… — проблеял директор информбюро, — видите ли, документ был официально зарегистрирован за подписью замначальника отдела господина Варшавского…
— И в чем заключался его вклад в совместное творчество?
— Понимаете, Яков Гершевич почему-то счел этот проект перспективным и, так сказать, для придания ему дополнительного веса…
— Не то что примазался в соавторы, а просто присвоил идею вместе с текстом. Так? Ну и порядочки же ты там у себя устроил… Георгий Андреевич, нам еще нужно это трясущееся недоразумение?
Константин побледнел, а потом посерел — кажется, он воспринял Танечкины слова несколько расширительно.
— Да, Константин Аркадьевич, — подтвердил я, — подождите в гостевой комнате, секретарь вам покажет, где это. Ближе к обеду мы с вами продолжим нашу беседу.
И, когда он вышел, просто кивнул Татьяне, которая взяла трубку и распорядилась немедленно доставить в мой кабинет сотрудников информбюро Варшавского и Васильева.
Надо сказать, что эта история пошла директору информбюро на пользу — он, кажется, понял, что в некоторых вопросах излишняя осторожность может обернуться нешуточной опасностью.
Илью Васильева уволили из информбюро, и он, не дожидаясь повестки, пошел в армию вольноопределяющимся и погиб в мае двенадцатого года где-то под Краковом.
А у присвоившего его проект замначальника третьего отдела нашлись и другие грешки, так что заключенный Яков Варшавский сгинул на Вилюе годом позже.
В конце января почти одновременно произошли три события: капитуляция гарнизона Дарданелл, выход из войны Румынии и вступление в нее (понятное дело, на нашей стороне) Испании — как говорится, лучше поздно, чем никогда. Правда, Крит с военно-морской базой пока оставался в руках англичан, но немцы уже начали готовить десантную операцию по его захвату.
В результате нашего декабрьского наступления Польша оказалась отрезанной от Австрии, то есть в окружении. Но бросок на Варшаву пришлось отменить, потому как поляки успели-таки прилично укрепить и это направление. Зато удалось прорвать блокаду Бреста, и теперь он находился не в окружении, а на вершине выступа.
Примерно в таком положении обстановка продержалась весь февраль. Война шла только в небе, причем в основном над Англией, и на море, где продолжался отлов одиночных кораблей противника или что-то ему везущих нейтралов. Но прямо с первого марта начались новости.
Как всегда, если не случалось ничего экстренного, я проснулся в девять, быстро выпил чая с бутербродом и отправился к себе в кабинет. На вопрос «есть ли новости» секретарь не стал, как весь последний месяц, отвечать «интересных нет, обзор остальных в папке», а выпалил:
— По сообщениям из Бреста, в Варшаве восстание!
— Опять? — удивился я. — Сколько можно восставать, блин, на одном и том же месте… Сейчас-то там кто против кого?
— Восстание подняли евреи, — пояснил секретарь, — а вот против кого — ни в одной радиограмме не говорится. Надо думать, или против поляков, или против австрийцев, больше там вроде никого и нет.
Я взял тексты двух радиограмм и прошел в кабинет. Прочитал сам, отложил… Да, дело ясное, что дело темное. И, главное, ведь только вчера говорил по телефону с Немнихером, и тот ни полусловом не обмолвился ни о каких восстаниях! Это, конечно, могло означать, что данный господин ведет двойную игру, но подобное мне представлялось маловероятным. Вариант, что восстание готовилось в Израиле, а Арон Самуилович об этом не знал, я даже не стал рассматривать, потому как быть не в курсе таких вещей этот пройдоха ну никак не мог. Я уже совсем было собрался приказать дать прямую связь с израильским МИДом, но оттуда меня опередили. И вскоре я слушал взволнованный голос еврейского министра иностранных дел:
— Георгий Андреевич, вы, наверное, в курсе последних новостей из Варшавы…
— А как же, — буркнул я, — довольно интересные новости, между прочим. Как это вас угораздило?
Несмотря на то, что разговор шел по телефону, я четко понял, что в данный момент собеседник прижал лапки к груди, причем ухитрился сделать это не отрывая трубки от уха.
