– Это что?!
– Вишневая наливка.
– Хе! Я-то думал… Ладно, пей свой сладкий компот, а я по Шустову пройдусь. Подняли! Так пусть удача всегда сопутствует нашим делам!
Мы чокнулись и выпили.
В газетах написали, что Николай II снова отправился в Могилев. Мне, честно говоря, уже мало верилось, что царь примет мои доводы. Правда, несмотря на это, за внешней политикой и за событиями на фронтах я продолжал следить с неослабным вниманием. Так, я прочитал в газетах, что перед поездкой в ставку царь принял французского посланника и пообещал помочь своему союзнику, оказавшемуся в трудном положении.
«Что ж, гражданин Романов, вы тут на хозяйство поставлены и вам решать, как дальше жить».
Именно поэтому телефонный звонок, раздавшийся спустя две недели, стал для меня в некоторой степени неожиданностью. К этому моменту я уже пришел к мнению, что туманные и невнятные предсказания старца для царской четы более приемлемы, чем мои. Они указывают на какую-то неопределенную угрозу, о которой толком неизвестно: сбудется она или нет. Их можно было понять: так жить спокойнее, чем, рвя жилы, бороться за свою судьбу.
– Сережа, жду тебя завтра, – раздался в трубке голос Распутина. – Приезжай к девяти утра. Встречу.
– А есть смысл, Григорий Ефимович? Эти пустые разговоры ни к чему…
– Царь хочет тебя непременно видеть.
– Буду.
Нетрудно было догадаться, что это приглашение так или иначе связано с французами. Распутин встретил меня у входа во дворец, как это бывало и раньше. На нем была голубая шелковая рубашка, поддевка, высокие лаковые сапоги. Провел в кабинет российского самодержца. Царь стоял и смотрел в окно, но стоило нам зайти, как он сразу повернулся к нам.
– Здравствуйте, ваше императорское величество.
– Здравствуйте, Сергей Александрович. Вы, вероятно, догадываетесь, почему приглашены?
– Французы попросили помощи.
– И это тоже. Так же получены сведения, что германский император проявил немалый интерес к вашим предсказаниям.
Я молчал, ожидая, что он еще скажет. Царь подошел к столу, но садиться не стал.
– У вас есть для меня новости? – поинтересовался он.
– Нет, ваше императорское величество.
– Пусть так. Зато мне есть, что вам сказать.
– Внимательно вас слушаю, ваше императорское величество.
– Я хорошо знаю своего царственного кузена и не сомневаюсь, что он захочет новых доказательств.
– Не даете ли вы мне таким образом понять, что мои слова о сепаратном мире с Германией вы приняли благосклонно?
– Александра Федоровна просила меня, чтобы я без предубеждения отнесся к вашим предсказаниям. К тому же в кое-чем я с вами согласен. России нужна передышка. Полгода, а лучше год. Но как ее получить, не поступаясь честью? Наши обязательства перед союзниками, как цепи, связывают меня.
– Ваше императорское величество, разрешите вас спросить?
– Спрашивайте.
– Военная операция в Белоруссии, в районе озера Нарочь, была лично вами отменена?
Император бросил на меня сначала удивленный взгляд, но уже спустя пару секунд понимающе ухмыльнулся сквозь усы.
– А я только хотел удивиться! Да, действительно, для того чтобы оттянуть германцев, по просьбе французского командования, был разработан этот план. Наше наступление началось, как мне помнится, девятого марта, но спустя двое суток завершилось из-за непогоды. Дороги – сплошная жидкая грязь. Окопы, землянки – все залито водой. Что тут сделаешь! Стихия на этот раз победила человека.
Император говорил вполне искренне, и все же, он, похоже, прислушался к моим словам.
«Надо проверить».
– Можно еще вопрос?
Царь утвердительно кивнул головой и потянулся к папироснице.
– Сколько погибло солдат во время этой операции?
Николай II только хотел поднести пламя спички к папиросе, но отвел руку, затем достал папиросу изо рта и с нескрываемым удивлением сказал:
– Мне докладывали, но точно не скажу. По-моему… около двух тысяч. А что?
– Если бы эта операция не была вовремя остановлена, то в ходе ее погибли бы около восьмидесяти тысяч русских солдат и офицеров.
Император нахмурился, потом прикурил, стараясь не смотреть на меня. После долгой паузы бросил на меня уничтожающий взгляд и сказал осуждающе:
– Вы поступили бесчестно. Все знали, но ничего мне не сказали.
– Во время нашей предыдущей встречи вы мне ясно дали понять, что ничьи советы вам не нужны. Я принял это как должное, ваше императорское величество, предоставив вам свободу выбора.
Царь сделал подряд две глубокие затяжки, потом медленно загасил папиросу в пепельнице и, избегая встречаться со мной глазами, повернулся в сторону окна. Некоторое время смотрел на низкие, темные тучи, висевшие над городом, потом произнес, так и не повернувшись ко мне лицом:
– Вы свободны, поручик.
Распутин вышел вместе со мной, не сказав за все это время ни слова. Только когда я, надев пальто и шапку, был готов выйти на улицу, негромко сказал:
– На днях еду домой. Вернусь ли – не знаю. Прощевай, Сергей.
– Даст бог, свидимся, Григорий Ефимович.
– Не знаю. Не знаю. Душу чего-то щемит. Словно навсегда уезжаю.
Не знаю, насколько повлиял наш последний разговор на правителя России, но когда в ставку прибыли французские министры с просьбой прислать русских солдат на помощь Франции, их приняли довольно сдержанно. Отголоском этого стали статьи в газетах, в которых писали, что французам и англичанам, если они хотят победить в этой войне, надо не сидеть за колючей проволокой и держать оборону, а наступать. В результате союзники уехали ни с чем.
В его следующий приезд из ставки я был вызван к царю телефонным звонком из императорской канцелярии. Николай II на этот раз был улыбчив и явно чем-то доволен. Даже поздоровался со мной первым и сразу задал ставший уже привычным вопрос:
– У вас есть что-либо новое для меня?
– Да, ваше императорское величество. Как для вас, так и для германского императора. С чего начать?
– С моего кузена.
– Морская битва между флотами Германии и Англии произойдет 31 мая – 1 июня 1916 года, в Северном море близ датского полуострова Ютландия. В ней примут участие около двухсот кораблей с обеих сторон, причем ни та, ни другая сторона не добьется большого успеха.
– Это все?
– Да, ваше императорское величество.
– Хорошо, – и он нажал кнопку электрического звонка. На пороге буквально спустя мгновение появилась фигура дежурного офицера.
– Бумагу, письменные принадлежности, конверт. Да и подготовьте сургуч, чтобы письмо запечатать.
Когда мое письмо было вложено в запечатанный конверт и унесено для отправки в Швецию, император снова обратился ко мне:
– Порадуете чем или снова опечалите…
Недоговорив, он держал паузу, выжидающе глядя на меня.
– Порадую, ваше императорское величество. Луцкий прорыв, намеченный на двадцать второе мая, принесет большой успех русской армии. Наибольшего успеха достигнет армия под руководством генерала Каледина.
– Я рад, что вы на моей стороне, Сергей Александрович, потому что враг из вас получился бы серьезный. А новость действительно хорошая. Даже что там – отличная! Что вы мне еще скажете?!
– Ваше императорское величество, вам не хотелось бы стать народным героем?
Император посмотрел на меня, будто видел впервые.
– Что за блажь вам пришла в голову?
– Не блажь, а принятие кое-каких мер для возвеличивания образа царя в глазах народа.
– Не понимаю. Будьте любезны, объяснитесь.
Неожиданный успех русской армии, по моему мнению, являлся неплохим способом подправить имидж царя в народе, который в последнее время стал сильно тускнеть. Раз появилась возможность, то просто глупо было ее упускать.
– Просто нужно ваше присутствие на участке фронта, с которого начнется и будет развиваться наступление. Несколько дней. Максимум – неделя. Пару раз выступите с речью перед солдатами, уходящими на фронт. Посетите фронтовой госпиталь, поговорите с ранеными, вручите награды достойным. Еще. Если есть такая возможность, ваше императорское величество, то пусть будет вокруг вас поменьше свиты. Без ваших генералов солдаты почувствуют и поймут, что вы не где-то там, а здесь, с ними, рядом.
Император задумался. Я уже подумал, что зря сказал насчет его свиты, как царь поднял на меня глаза:
– Я прикажу внести соответствующие изменения в распорядок моей предстоящей поездки на фронт.
На рассвете 22 мая по всему Юго-Западному фронту загремела артиллерийская канонада. Снаряды сметали проволочные заграждения врага, уничтожали блиндажи и укрепления. Вслед за этой подготовкой началось наступление по всему Юго-Западному фронту. Войска одерживали победу за победой, захватывая пушки, пулеметы, пленных.
Российский император все это время проводил среди частей, идущих на фронт, посещал полевые госпитали, беседовал с ранеными солдатами, хвалил их за смелость и стойкость. Были проведены две торжественные службы за победу русского оружия. Одна из них прошла в Минске, в госпитале, другая – на передовой, где царь, без свиты, стоял среди солдат и истово молился. Он также участвовал в награждении первых отличившихся в сражениях солдат и офицеров, но апофеозом стало его выступление перед одной из пехотных дивизий перед самой отправкой в бой. Помимо солдат и офицеров поодаль стояли толпы крестьян, пришедших из местных деревень, чтобы увидеть и послушать царя. Николай II, без свиты, сидя на коне перед строем, окруженный лишь казаками из конвойной сотни, только закончил свою речь, как какой-то, совсем молоденький, прапорщик, стоявший в первом ряду, выхватив из кобуры револьвер, выстрелил в него с криком: «Умри, сатрап!»
