Генерал только улыбнулся. Большая стена, расцвеченная яркими красивыми узорами, вдруг превратилась в огромный экран. Вид на Марс с космического корабля несколько завораживал. Под космическим аппаратом как раз была картина рассвета. Граница смены ночи и дня была очень четкая.
— Гравитация на Марсе почти в три раза меньше, чем на нашей планете, поэтому с орбиты на поверхность порталом мы можем перемещать объекты массой до четырех тонн, — пояснил Полонский. — Прямо сейчас на самую большую возвышенность переправят пару исследовательских модулей с видеокамерами, а затем уже, если не будет обнаружено никаких препятствующих высадке факторов, десантируются космонавты.
Неожиданно картинка на стене изменилась. Теперь был вид с камеры исследовательского модуля. Кирпично-серая ноздреватая поверхность под косыми лучами Солнца и черное небо с яркими звездами.
— Атмосферы, если сравнивать с нашей планетой, на Марсе практически нет. Поэтому вид такой контрастный — свет Солнца почти не рассеивается в марсианском воздухе, — прокомментировал генерал, не забывая расправляться с нежной свиной отбивной.
Руководители стран с большим интересом разглядывали еще никогда не демонстрировавшееся с таким качеством изображение четвертой планеты. Неожиданно как будто из ничего на грунт шагнул человек в космическом скафандре, чуть потоптался и, повернувшись к объективу, показал выставленный вверх большой палец над сжатыми остальными. Буквально через пару секунд рядом с ним появились еще трое, и они все вместе начали обниматься и колотить друг друга по спине.
— Первопроходцы, мать их! — тихо ругнулся Полонский по-русски. До того он изъяснялся с гостями на английском языке.
— Вы что-то сказали? — переспросил сидевший рядом адмирал.
— Да так… — не стал объяснять свои слова председатель Военного совета.
— Вы так спокойно реагируете на это действительно эпохальное событие?
— Я уже успел полюбоваться на Марс с довольно близкого расстояния, — объяснил свое спокойствие Полонский. — Прогулялся по Фобосу сегодня утром как раз перед нашей встречей.
Надо отдать должное выдержке адмирала — только несколько расширившиеся зрачки выдали его удивление.
В этот момент космонавты подошли ближе к камере, и сквозь прозрачные забрала шлемов стали видны их лица.
— Это, как я понимаю, Виктор Гольдштейн, братья Кононовы и генерал-полковник Сахно Александр Юрьевич? — последнее слово американец произнес с трудом.
— Можете передать мое восхищение директору ЦРУ, — улыбнулся Полонский.
— Мы с господином Сахно, возможно, заочно знакомы, — тоже изобразил вежливую улыбку адмирал, вспомнив послание с подписью всего двумя буквами «КП» последнему президенту США сразу после переворота в России. Почему-то нынешнему руководителю Америки казалось, что, увидев воочию этого Красного полковника, ему многое станет понятным. — А существует возможность встречи с ним после возвращения из этой экспедиции? — кивок в сторону экрана, где космонавты — в это время их число значительно увеличилось — уже занимались установкой каких-то приборов.
Генерал на долю секунды напрягся и кивнул головой:
— Обязательно. Тем более что он лучше подготовлен к нашему дальнейшему диалогу.
Александр Юрьевич появился всего через двадцать минут, когда участники саммита только-только заканчивали с салатами. Появился с еще влажными после душа волосами, но зато в форме и со звездой героя, на чем очень настаивал председатель Военного совета во время короткого разговора по сети. Мало кто знал, что на обороте золотой медали, врученной сразу после провозглашения Союза Свободных Республик, выбита одинокая цифра «1».
Бурные аплодисменты Сахно прервал оговоркой, что первым на поверхность Красной планеты ступил никак не он. Заслуженная честь была предоставлена Виктору Гольдштейну.
— И вообще, господа, вы извините, но я очень голоден. Давайте мы поговорим после завершения нашего обеда.
«Правильно ты их срезал, — похвалил по сети Полонский. — Ну что, готов убеждать буржуинов в нашей правоте?»
«В первую очередь кнутом и немножко пряником? — пошутил Александр Юрьевич. — Сначала несколько огорошим, затем весьма сладкой и донельзя ароматной морковкой перед носом потрясем. Куда они кто раньше, а кто позже денутся? Другое дело, что все пойдут по второму варианту, никак не по первому», — разговор по сети никак не мешал обоим отдавать должное искусству дворцовых поваров.
А адмирал… До него наконец, дошло. Это несоответствие подсознательно мучило его с самого начала сегодняшней встречи, но догадался он только сейчас, когда увидел второго Красного полковника. Несмотря на всю солидность, которую обоим придавали парадные белые мундиры с наградами и погоны с тремя звездами вдоль на золотых зигзагах, они выглядели слишком молодо. Непозволительно молодо! Тридцать с мелочью — больше никак не дать. И этот Сахно: в досье ведь четко было сказано — ниже среднего роста. А тут никак не меньше метра восьмидесяти…
* * *
Александр Юрьевич распинался перед остальными членами Большой восьмерки очень долго. Все-таки, несмотря на подавляющий рывок России, и всего нового Союза вперед и вверх, это были руководители стран, являющихся лидерами всего человечества Земли. Долго объяснял про теорию катастроф и выводы, к которым пришли весьма грамотные в этой области специалисты. Если бы не неожиданное открытие Виктора Гольдштейна, то точка сингулярности наступила бы уже в самое ближайшее время. Точка, после которой человечество как таковое перестало бы существовать. Еще раз разобрал по косточкам системный кризис современного общества — капиталистического общества, построенного на культе денег.
— Господа, поймите, мы, увы, уже успели подойти к той грани, когда господствующая на планете общественно-экономическая формация стала прямо угрожать не просто прогрессу человечества. Вопрос стоит уже о самом существовании человека разумного.
Рассказал о точке зрения на нации, как на биологические системы и острую необходимость многообразия для развития этих систем.
— А без развития — только стагнация. Велосипед чисто теоретически не может стоять на месте — или катится, или падает. Вот только для живого существа остановка — это смерть.
Сахно подготовился к этой встрече очень хорошо. Вспомнил все, о чем когда-то, три года назад — три года? Всего? А, кажется, целая жизнь прошла! — говорили друзья у него на даче после первого успеха с пробоем, даже еще не зная, что они уже Красные полковники. Вспомнил и тщательно проверил все постулаты в серьезной профессиональной литературе. Ну, ведь должны же понять! Не дураки, далеко не дураки. Без нормального образования, не обладая приличной работоспособностью и, главное, острым умом, на вершину власти не подняться. Пусть даже ради частенько корыстных целей, но все равно не подняться. Немного успокаивало, что когда-то при подобном разговоре Андрей Коробицын сразу воспринял вываленную информацию правильно и, не особо сомневаясь, пошел с ними.
Рассказал о тезисе, что для развития цивилизации необходимо открывать новые территории. На родной планете они давно кончились. Альтернативы покорения космоса не существует. Только вот до сего дня человечество стремилось в звездные дали почему-то лишь на словах.
— Люди вышли на орбиту в самом начале шестидесятых прошлого века, на той, как мы сейчас понимаем, очень несовершенной технике сумели посетить спутник Земли Луну и… И все! Последние более чем полсотни лет выше орбиты человек не поднимался. И то в первую очередь ради коммерческой выгоды или в сугубо военных целях. Разработка перспективных двигателей для реального освоения Солнечной системы была заброшена. И это даже несмотря на успехи в создании не только твердофазных ядерно-реактивных двигателей, но и газофазных.
Конечно, он не забыл пройтись по безумному варварски-расхитительскому потреблению предоставленных природой ресурсов. Предоставленных ни в коем случае не одному поколению людей. Подробно расписал проблему ухудшения генофонда человечества вследствие несовершенства современной медицины.
— Если все, о чем вы говорили ранее, еще тем или другим образом можно попытаться решить, то здесь-то какой выход? — спросил канцлер ФРГ, до того практически не принимавший участия в дискуссии.
— Не знаю, — честно признался Сахно. — Во всяком случае, на данном этапе развития науки. Но достаточно жесткие меры принимать нам все равно придется. От возможного запрета для людей с поврежденным генокодом иметь биологических детей и вплоть до их насильственной стерилизации. Во всяком случае, до тех пор, пока человечество не научится исправлять генетические повреждения еще на стадии зародыша. Хотя, по некоторым данным, о них мы поговорим чуть позже, эта насущная проблема может встать не только перед нашими потомками, но уже и перед нами.
