– Так, может, мне какое-нибудь заявление сделать? В целях поднятия …э…э…э…
– Народного гнева? Рано. Вот если не удастся после перемалывания их сухопутных сил кончить дело приемлемым миром, который будет нетрудно выдать за победу, тогда да, пожалуй, придется… Но не раньше.
– Да, – заметил Гоша – а не пора ли нам сроки уточнить? Ты до какого примерно времени позиционную войну планируешь?
– Не я, а мы. И не планирую, а планировали! Оснований корректировать планы не вижу, так что до декабря.
– Ну ты даешь… Обстоятельства же изменились!
– И что теперь, обосраться в спешке? Ну ладно, постараюсь к концу ноября обернуться.
– Как будто это что-то меняет… К августу никак?
– Скажите, а двести рублей не смогут спасти гиганта мысли? – поинтересовался я. Гоша засмеялся.
– Ладно, поторговаться еще успеем… В общем, спокойной ночи, а то и так уже утро.
Я еще раз оглядел летное поле Гатчинского аэродрома – вроде все нормально. Гоша тоже вертел головой, нервничал, видать… Да уж, случись что с Вильгельмом во время визита в Россию, это будет такой пушной зверек, что и не во всякие ворота пролезет! Поэтому не только на аэродроме, но и в радиусе пяти километров от него, то есть включая и Гатчинский дворец, посторонних сейчас вообще не было. Небольшое число встречающих (около каждого по нескольку человек нашей охраны в штатском) кучковались на специально выделенной площадке около причальной мачты. По договорености со мной дирижабль должен был подлететь к аэродрому на крейсерской высоте и снижаться только над летным полем… В общем, паранойя цвела буйным цветом.
– Может, зря ты истребители в воздух не поднял? – в который раз забеспокоился Гоша.
– Да ну их, еще столкнутся, дирижабль большой… – я отложил наушник, – все, прошел дальний привод. До чего же неудобно, что у него рация телеграфная! Через полчаса сядет.
Он сел через тридцать пять минут. Еще через десять по трапу на землю спустился Вилли, за ним из гондолы полезла свита…
Вилли сразу шагнул к Гоше, обнял его и быстро затараторил по-немецки, но тут увидел меня, поздоровался, и дальнейший разговор шел уже на языке вероятного противника.
– Извините, дорогой кузен, – разливался соловьем Гоша, – за скромность встречи, но мы вынуждены принимать самые серьезные меры по обеспечению вашей безопасности, ведь Россия сейчас воюет – и, увы, фактически на три фронта…
– Три? – пошевелил усами кайзер.
– Да, – встрял я. – Внешний, явно напавший на нас противник, внутренние деструктивные элементы типа всяких социалистов и внешние же якобы нейтралы, а на самом деле ведущие себя похуже иных врагов… Так что приношу еще и свои извинения, но никаких публичных мероприятий не планируется. Впрочем, их и без того было бы немного, траур, как-никак…
– А вы все растете в чинах, генерал, – похвалил меня Вильгельм, – ваша форма – это полевой авиационый мундир? Очень… э-э-э… рационально.
Действительно, никаких других комплиментов моему одеянию сказать было нельзя – единственым его украшеним являлись золотые орлы на голубых погонах. Причем это были хоть и двухглавые, но правильные орлы, с большим размахом крыльев, в отличие от нелетучей даже на самый непросвещенный взгляд птички на гербе.
– Господин Найденов теперь не только генерал, – уточнил Гоша, – но государственный канцлер. Вы не против, если он примет самое деятетельное участие в наших переговорах?
Вилли был даже «за», и мы начали рассаживаться по машинам. На аэродроме стояли все существущие на тот момент в мире бронированные представительские лимузины, числом три. Оба величества залезли в Гошин. Я сел в императрицын, точно такой же. Наиболее важных персон из свиты кайзера запустили в третий, до недавних событий возивший Николая – этот был попроще. Всякая мелочь была посажена в «Нару», и кортеж тронулся во дворец.
Днем был умеренно торжественный прием в Гатчинском дворце, на который я не пошел под предлогом необходимости личного руководства обеспечением безопасности, а вечером наконец состоялась встреча в узком кругу – Вилли, Гоша, и я. И Татьяна, которая лично обносила нас чаем со всякими печенюшками…
У девочки еще с детства была мечта – переспать с каким-нибудь величеством. Одно время она просила санкций на соответствующую работу с Николаем, но без особой надежды, потому как была вполне в курсе суеты вокруг него и того, что Алисе там отводится важная роль – тоже. Ставший величеством Гоша ей был по прежнему недоступен, ибо несчастный случай приключился бы с ней задолго до перехода событий в активную фазу… А тут такой объект! Естественно, ее возвышенные устремления встретили полную поддержку с моей стороны, и дама работала просто вдохновенно – у Вилли… э-э-э… усы дыбом встали при первом ее появлении, да так и не опускались до позднего вечера. Но, надо отдать ему должное, переговоры он, несмотря постоянно мелькающие перед глазами отвлекающие факторы разной степени округлости, вел напористо. Правда, я с первых мгновений малость офигел – Вилли начал горячо убеждать нас в том, о чем мы и собирались ему говорить, причем поначалу намеками!
– Две великие державы, – вещал кайзер, – действуя сообща, могут установить в мире наиболее удобный для них порядок! Немецкая армия, имея тылом дружественную Россию с ее неограниченными ресурсами, станет непобедимой! Промышленность России, опираясь на помощь немецких фирм, наконец-то сможет достойно реализовать все замыслы гениальных русских изобретателей! Я надеюсь, что новое царствование станет и началом новой истории не только Европы, но мира… И, кстати, что за прелестница одаривала нас пирожными?
– О, – сделал значительное лицо Гоша, – это директриса важнейшего в России учреждения, Департамента Охраны Материнства и Детства. В Георгиевске она была третьим по значимости лицом, после меня и генерала Найденова. Теперь она станет им же и во всей империи, ибо подрастающеее поколение – это наше будущее, и заботящийся о нем выполняет важнейшую задачу, которую можно доверить только достойным.
– Так почему же она?… – не понял Вилли.
– Она заочно влюблена в ваше величество, – пояснил я, – так что мы решили пойти ей навстречу и разрешили подменить официантку.
– Но раз дама занимает столь высокий пост, – приосанился Вилли, – наверное, стоит пригласить ее к столу?
– Я и сам хотел просить ваше величество об этом, – потупил глазки я.
– Ах, оставьте, генерал, эти церемонии для публики! Вы же знаете, для друзей я Вилли. Так где же она?
– Ну, кузен Вилли совсем пропал, – заметил Гоша, когда по окончании ужина Татьяна увела Вильгельма показывать предназначенные ему покои, а мы с Гошей пошли в левое крыло, где были наши комнаты.
– Не так чтобы пропал, – уточнил я, – но попал хорошо и, главное, своевременно. Ведь связь с Татьяной он афишировать совершенно не собирается, помнишь, как детально он про секретность расспрашивал? Так что можно будет трактовать участившиеся визиты в Россию как нам удобнее… А они точно участятся, больно жирно ему будет, если Танечка начнет в Берлин ездить. Так что теперь скорой войны с Англией можно не опасаться, даже если мы малость и обнаглеем… Одуванчику хочется перед уходом из Индийского океана посмотреть, чем кончится поединок трех торпедных катеров с легким крейсером, благо там погода сейчас стоит просто замечательная. Мне тоже интересно, а ты как, санкционирушь?
– С кем он воевать-то собрался?
– С «Аполло». Догнать его эта посудина не может, но сильно мешает работать – из-за него Паша уже двоих перспективных клиентов упустил и потому глубоко обиделся…
– Ладно, таких корабликов в Гранд-Флите много, от потери одного не обеднеют, так что я не против. Надеюсь, они не днем на него попрут?
– Разумеется. Тем более что у Паши в эскадре есть два совершенно уникальных типа – братья Аматуни. Наверняка генетическая мутация, ночью как днем видят, Паша с ними уже давно работает…
Вместо запланированных двух дней кайзер пробыл у нас четыре, и вовсе не из-за перегруженности официальной программы или особой остроты переговоров. С точки зрения сопровождающих его лиц последние два дня он провел исключительно в беседах с государственным канцлером – про Татьяну они были совершенно не в курсе. А на публике Вильгельм показывался редко и всегда в моем обществе. Кстати, при расставании он шепнул мне, что двойник генерала Найденова произвел на него впечатление и по возвращении домой он тоже попробует таким образом расширить свой ближний круг…
К тому, что я не могу в такое время надолго оторваться от расследования, кайзер отнесся с полным пониманием. Да и начхать ему было, с двойником или с оригиналом он прогуливается для восстановления сил – потому что ждавшая его Татьяна была сама собой в лучшем смысле этого слова.
