Глава 3. Передышка
Как ни странно, передышка получилась долгая. Никаких гадостей, произошедших в реальной истории, не случилось. Точнее, случилось, но не здесь. Пашков хоть и не выздоровел окончательно, но тянул. Правда, в последний год все чаще говорил о своем желании уйти в монастырь. Отношения у нас с ним сложились странные. Практически, семейные. Конечно, не как у отца с сыном, но вполне соответствовали отношениям мудрого дядюшки и почтительного племянника. Это соответствовало и официальному статусу. Теперь я числился младшим воеводой. В моих условиях, считай, полностью независимый человек.
Аввакума опять призвали в столицу. Правда ненадолго. Огнеустый не удержался и стал жечь глаголом и там. Кончилось для него плохо, а для нас – не очень. Один раздражающий фактор исчез. Поскольку, в отличие от романа Ремарка, на западном фронте перемены были, причем не в нашу пользу, казна все сильнее нуждалась в деньгах. Поляки в союзе с казаками жали. Нашим армиям пришлось уйти с правого берега Днепра. Потери были огромные. Потому и требовала казна от сибирских воевод только три вещи: деньги, деньги и еще раз деньги. Деньги эти мы поставляли постоянно. Слали серебро и золото. Слали ткани шелковые и чайный лист. Это ценили. Похоже, что в этом варианте истории Ларион Толбузин благополучно доживет в Тобольске. Посылали мы и меха.
С мехами тоже вышла интересная история. Та встреча с девочкой и соболем имела последствия. Я уговорил два семейства – одно тунгусское и одно русское заняться разведением зверьков. Пока на ферме их было штук двести взрослых особей и триста перспективных малышей. Но основная масса была из весеннего помета. Этим до нормальных размеров еще расти. Но задумка уже работала. Еще пару лет, и у нас будет постоянный и беспроблемный источник пушнины. Содержание, конечно, тоже стоит денег, как и оплата труда работников. Но деньги небольшие.
Тем более, что прииск на верхнем Амуре уже заработал. Устроили там бассейн, куда из реки через породу била вода. В бассейне лежали пучки веток. На них осаждалось золото. Потом ветки высушивали и сжигали. Золото и оставалось. За год оттуда в казну перешло девять пудов золота. Добывали мы и серебро близ Нерчинска. С этим было сложнее. Зато при добыче серебра из руды появлялся свинец. А он нам был даже важнее, чем серебро. Железо, медь и олово тоже добывали. Бронза перестала быть проблемой. А с ней еще больше стало пушек.
Свое золото в столицу не отправляли. Разве только в виде подарков хорошим людям. Отправляли только «царские поминки» богдойскими монетами. Гораздо выгоднее было его использовать для торговли с богдойцами. Причем, использовали его различно. Частью меняли на монеты из серебра или золота. Так их было проще использовать. На часть просто покупали товары. В основном те, что потом отправляли в столицу или через Хабаровых торговали мимо таможни. Появилась и еще одна, неожиданная форма использования драгоценного металла.
У одного из работников механических мастерских в Хабаровске проклюнулся художественный талант. И не какой-нибудь, а в обработке металлов. Первую партию его поделок богдойские купцы раскупили еще в городе. Украшения, изящные безделушки, медальоны с какой-нибудь картинкой привлекли покупателей ужасно. Древняя культура Поднебесной умела ценить необычное. А поделки моего мастера были необычными. Тогда я снабдил его двумя подростками-учениками, дал денег на постройку мастерской. Так и возникло ювелирное направление «промышленности Приамурья». И не оно одно.
Через примерно полгода после того, как отношения с Нингутой были восстановлены, пришел корабль от Никифора Хабарова. Был он не с товарами, а с людьми. Было из не так много, человек тридцать. Но для меня каждый из них был золотым. Были среди них мастера по изготовлению шерстяных тканей, были рудознатцы, были стеклодувы, гончары и даже два корабела и один художник. Зачем нужен художник, я пока не придумал. Ну, пусть будет. Не все иностранцы. Были и наши, что приятно. Главное же, что они мастера. И это только начало. Умница Никифор по собственной инициативе прислал и толмача, чтобы с этой публикой изъясняться. На русском многие из них знали только «кушать», «спасибо», «хорошо». А из иностранных у меня только английский. Англичан же среди иноземцев не было. Да и не факт, что мой английский с их совпадает.
Иностранцы, узнав про оплату, работали, как заведенные. Нанятым для них помощникам я тоже старался платить, хоть и меньше, чем мастерам, но прилично по амурским прикидам. Так, у меня через три месяца имелась мастерская по изготовлению шерсти. Причем, не домотканной, а настоящего итальянского сукна. Это вам даже не английская подделка. Ну, не совсем итальянского. Для него и овцы нужны особые. У нас таких не было. Но, как говорили китайские продавцы в далеком будущем: «Бери, корефана! Качество не Китай!». Постепенно нашлись и красители. Это был отличный товар. Да, тканей было немного. При этом, что-то покупали и местные жители. Но нам хватало. Кстати, здесь удалось задействовать и художника. Он начал расписывать часть тканей в технике, подсмотренной у самих же китайцев.
Не сидели без дела и стеклодувы. В первые же месяцы стекла появились в домах жителей Хабаровской крепости и слободы, потом у жителей Благовещенска. К концу года стекла стали появляться даже в деревнях. Это было потрясающе. Да, стекла были не такие прозрачные, как в моей прошлой жизни. Но сквозь них проникало много света, да и разглядеть то, что за окном было можно. Какое-то количество стекол покупали и богдойцы. Но сами мы не везли. Слишком велик шанс разбить. Однако я хотел большего. Мне нужны были стеклянные украшения, посуда из цветного стекла, прочие поделки, некогда обогатившие венецианцев. Пока этого не было. Но я верил, что получится.
Зато экспортный товар получился довольно неожиданно. Тот же художник решил попробовать себя в чеканке. И это вышло. Это был не поточный товар, но уже после первых подарков самым богатым купцам из империи, от заказов не было отбоя. И платили за чеканку очень щедро.
Теперь торговля в южном направлении шла полным ходом. Доходы росли. И это, несмотря на серьезные изменения, произошедшие в самой Поднебесной. Там у них помер император. Престол он завещал своему сыну, шестилетнему мальчику Суанье. Поскольку даже в его голове помещалось, что в шесть лет править империей трудновато, он создал совет регентов. Создал хитро. Регенты были князьями, но из бедных и не особенно влиятельных родов. Типа, эти не будут рваться к власти. Ага. Прошло совсем немного времени, а регенты передрались друг с другом. Теперь в империи идет очередная замятня. Может, потому и у нас все спокойно. Почти спокойно. Все же далеко за ивовый палисад мы не совались. Для торговли с нами было три места. Туда же съезжались маньчжурские и китайские купцы. Понятно, что цену они давали не ту, что была бы в самой империи. Но для нас и она была огромной.
В западном направлении тоже все складывалось совсем неплохо. Люди шли в Приамурье даже из-за Урала. Там, на дальней Украине шла война. Все силы и все внимание власти было сосредоточено там. А на остальной территории множились шайки разбойников, росли цены, из крестьян выжимали все соки. Потому и бежали люди, куда глаза глядят. Про вольную жизнь на Амуре говорили. Только уж очень мы были далеко. Потому и переселенцев было немного. Но уже около двенадцати тысяч русских людей жило здесь. Это было не просто здорово, а очень здорово. Дауры и тунгусские народы постепенно сливались с новыми поселенцами. Ведь сами они тоже некогда пришли на эти берега. Все больше становилось смешанных деревень, появлялись местные мастеровые в городах.
Хорошо было и у друзей. Все уже женаты. У Макара родилась третья дочка. Не отставали и Трофим с Тимофеем. Женился и мой «секретарь» никанец Гришка, возведенный в подьячие. Ради такого дела он принял крещение. В жены взял бездетную вдову одного из казаков. И бездетной она была ровно девять месяцев. Было забавно смотреть как в воскресенье маленький и худенький Гришка идет со своей дородной супругой, которая была выше его на полголовы. И при этом было видно, что главный в доме именно он.
