одежды свои, сказал: на что ещё нам свидетелей?
Вы слышали богохульство; как вам кажется? Они же все признали Его повинным смерти".
(Евангелие Марка; гл. 14; ст. 60-64)
Нарезающий круги вокруг своего рабочего стола, сосредоточенно-обречённо бегающий по кругу, как заключённый в тесную клетку матёрый волк, Нерон невнятно-растерянно бубнил себе под нос:
–Да как так-то… Я наконец-то нашёл… Того самого, безсмертного… А ни поговорить, ни даже увидеть его я не могу… – резко тормознувшись перед устало переминающейся троицей самых надёжных и доверенных, "сколько раз я пытался с ним встретиться? – уточнил император, как будто забыл число неудавшихся рандеву. Кассиан равнодушно пожав плечами уточнил:
–Десять раз. Трижды ты падал в обморок при попытке войти в его темницу и семь раз мы приводили его сюда. Попусту. Потому что каждый раз когда его вводили в твой кабинет, ты был уже в отключке.
Снова забегавший по кругу, полусогнувшись и заложив руки за спину, Нерон заскулил:
–Столько усилий, столько времени – и всё зря! Скольких их пришлось перебить, чтобы найти одного способного оживать! В эту вонючую провинцию военным походом ходил! Бунт усмирил! Храм ихний, в котором они своему богу, их оживлять способному поклоняются, разрушил! А зачем?! Нахрена всё это?! Если ни поговорить, ни даже посмотреть на этого безсмертного я не могу?! – бросив косой, злобный взгляд на понтифика, взрычал, – чего ты ухмыляешься, старый хрен?! Ты то вон!, и с ним пообщался, и с другими!, с теми про которых мне рассказывал. С друидом, с той чёрной африканской старухой, даже при уничтожении по решению сената, культа Таврических жриц-людоедок принимал участие! А я?! Я ничего этого не видел! Нашёл казалось бы, что-то похожее на этих иудейских каббалистов…
Недовольно замотавший головой, согласно переглянувшийся с понтификом авгур, возразил:
–Тиберий! Не болтай ерунду. Последователи каббалы – не способны оживать, у них другая направленность деятельности, поклонение тому, кто по их мнению, управляет жизнью человеческого общества. Но сейчас не об этом… – задумчиво отвлёкшись, – и вообще, зря! Зря ты Поппею задушил, решив проверить на ней оживёт она или нет. Мы же тебе говорили, что она исповедает культ каббалы, а не этого галилеянина.
Вновь остановившийся перед ближайшими советниками император вопросил:
–Ну хорошо! Вам это не удивительно. Вы чего только в своей жизни не видели и на что только не насмотрелись. Но почему я?! Я почему не могу встретиться с этим, с одним из учеников этого иудея, с этим Иоанном, и поговорить?! Почему я каждый раз отрубаюсь? Ведь ты же вот! – посмотрел он на Кассиана, – присутствовал при двух предыдущих казнях, тоже были ближайшие ученики этого Иешуа, но не ожили. И ты ведь ничего?!, всё нормально?!
Спокойно пожимающий плечами Главный Экзекутор Империи негромко пробормотал:
–Ну да… А что должно было произойти? Возможно просто на тебя действует его колдовство, а на меня нет. И ничего в этом удивительного нет. Помнишь того гипнотизёра египтянина? – переглянулся он с согласно закивавшим авгуром, – тоже на кого-то его чары действовали, а на кого-то нет. А как мы ему головёшку мечом отчекрыжили, так и чар не стало… Хотя даже бывает и этого недостаточно. Помнишь того друида? – посмотрел Кассиан на понтифика, "другана" прошедшего с ним "огонь, воду и медные трубы", – помнишь, как он к нашему костру вышел неся перед собой в руках свою башку? Даже я тогда чуть не обосрался, а ты молодец, хоть бы хны! Дубинкой по нему хрясь! И в огонь его тогда… – повернувшись к зачарованно слушающему его, остолбеневшему Нерону, – кстати Тиберий, а чего это ты не хочешь попробовать этого Иоанна, этого Апостола на костре поджарить? Ну да, ну да! Цикута его не берёт. Дважды пробовали, никакого эффекта. Проблюётся и всё. Голову отрубить ему не получается, согласен, сам не раз пробовал, ощущение такое, как будто кто-то в бок толкает. Один раз даже чуть было сам себе ногу не отрубил. Верёвки на виселице рвутся, как гнилые, сам тоже не раз убедился. Но меня!, меня нет!, меня этими фокусами не удивишь! Честно без хвастовства тебе скажу! – толкнув локтём в бок подтверждающе закряхтевшего понтифика, – мы с ним и не такое по жизни видали. Такие дела, что про них и вспоминать то страшно, не то что рассказывать… Ну так что? Пробуем Последнее Средство? Я так-то никогда, ни разу не видел, чтобы хоть какая-то, даже самая сильная Мразь, живой из Огня…
Жалостливо, как мальчишка у которого отнимают только что найденную им игрушку, заметавшийся туда-сюда, отчаянно потрясая перед собой сжатыми кулаками, император заскулил:
–Да не знаю я!, не знаю! А вдруг он и вправду… А если нет… Ааааа!!! Ладно! Я к Октавии! С ней посоветуюсь, а вы идите, потом позову, скажу чего мы решили.
Проводивший внимательным взглядом выскочившего из кабинета Нерона понтифик, откашлявшись нарушил повисшее в воздухе гробовое молчание:
–Императора надо менять. Этот что-то совсем "скис". В сенате брожение началось, эти, ну вы понимаете про кого я, совсем оборзели. Надо бы их немного, на место, а то совсем уже.
Одобрительно покивавший авгур буркнул:
–Да ну это не вопрос. Надо – заменим. А кого?, кого вместо этого поставим?
Кассиан посмотрев на задумчиво почёсывающего лоб понтифика предположил:
–Думаешь этого, из семейства Марцеллов? А не чересчур? Этого придурка, насколько мне известно, его мамаша Соэмия, приучила постоянно в младенческих кишках ковыряться.
Согласно закивавший авгур подтвердил:
–Вот именно! Я тоже об этом слыхал. Что он к месту и не к месту, по каждому пустяковому поводу к антропомантии прибегает.
Понтифик обрывая возражения собеседников, пристуктув кулаком по своей ладони, как будто ставя печать, приговорил:
–Ну вот и нормально! Само то для этого, охуевшего от сытости и безделья Города будет! А то совсем у них уже глаза жиром заплыли! Ни Калигула, ни Нерон их пронять не смогли, так может хоть этот! Хоть этот, совсем уж людоед кровожадный, заставит хоть немного задуматься! Сказано же, отцами нашими, "Ducunt volentem fata, nolentem trahunt", так что, за дело, друзья, за дело…"
Залп 9
"Самое дорогое у человека – это жизнь. Она дается ему один раз, и прожить её надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жёг позор за подленькое и мелочное прошлое, чтобы, умирая, смог сказать: вся жизнь и все силы были отданы самому главному в мире – борьбе за освобождение человечества. И надо спешить жить. Ведь нелепая болезнь или какая-либо трагическая случайность
