Боксер: назад в СССР - Валерий Александрович Гуров

— Какого…

По коже лба расползлось нечто мягкое, как будто желе, а в нос ударил резкий запах мяты. Разлепив нехотя глаза, я уставился на… перо! Висевшее на нитке перед глазами. Нитка соединялась с «удочкой» — тонкой веткой, которую кто-то сунул в палату через открытое окно.

Перо резко отдернули, а я спросонья уставился на свои вымазанные в чем-то белом руки.

Зубная паста!

— Эй, че за ерунда!

— Блин!

Со всех сторон послышалось недовольное бурчание сонных пионеров. Я вскочил с кровати, подбежал к окну, но шутников и след простыл. Что это за розыгрыши такие, когда до «королевской ночи», когда вымазюкивание пастой входит в обязательную программу, еще как до Луны?

Своя порция зубной пасты досталась и другим однопалатникам. Еще точнее — каждому пацану из соседей по кровате. Пионеры сидели на кроватях и, не до конца проснувшись, осматривали себя и друг дружку.

— Во козлы, подловили! — искренне возмутился Шмель.

У него зубная паста оказалась в волосах.

— Миха, засёк кого? — сквозь зубы зашипел Солома, у него паста была рамазана по скуле.

— Слиняли! — я еще раз выглянул в окно, но никого не увидел.

Выходит, шутник пробрался в палату через открытое окно. Кого-то вымазал сразу, а кому-то, как мне, показал «высший пилотаж зубопастового мастерства». Выдавил мне на ладони пасту и сделал со своей удочкой так, чтобы я вымазал сам себя.

Почему же я говорил о шутнике в мужском лице?

Да потому что девчонкам такой бы фокус вряд ли бы удался. А вот парням, еще и точившим на меня зуб… козлы, блин, малолетние! Это ж надо настолько филигранно подойти к выполнению розыгрыша. Ни я, ни другие пионеры даже не заметили ничего. Еще по прошлой жизни я знал, что если хочешь, чтобы пострадавший ничего не заметил, нагрей пасту до температуры тела, зажав тюбик под мышкой.

Видимо, шутники и такие нюансы знали.

Но мои умозаключения о хулиганах-пацанах разбились о слова Шмеля.

— Ребзя, это, по ходу, девчата! Зуб даю!

И Шмель в доказательство своих слов поднял перед собой девчачью заколку.

— Вот паршивки… — забубнили с галерки.

— Ниче се девки обнаглели! — поддержали другие.

— Так! — Шмель упер руки в боки и с важным видом сообщил: — Предлагаю не откладывать месть и сегодня же устроить к ним вылазку после отбоя!

— Операцию назовем «Возмездие»! — последовало рацпредложение.

Пионеры одобрительно загудели.

— А как же ежик-матерщинник? — вспомнил Солома. — Мы же его ловить собрались.

Черт, а я-то думал, они теперь про него благополучно забудут.

— Точно, — Шмель задумчиво поднял палец. — Ежика никто не отменял. Тогда операцию «Возмездие» проведем завтра. Так даже лучше.

— С чего это? — возмущённо переспросили с дальней кровати — там, видимо, руки отомстить чесались сильнее.

— Как раз никто не будет ожидать проникновения на вражескую территорию.

— Не, завтра долго ждать… — снова возникли возражения.

Вот так, пока я вытирал полотенцем пасту со лба, разгорелся спор. Кто-то считал, что надо обязательно идти и ловить ежа, и, что называется, «первым делом самолеты». Кто-то, напротив, полагал, что месть не должна быть холодной, а ежик-матерщинник никуда не денется. Меня лично устраивал второй вариант, который позволял не ломать голову над тем, как выкрутиться из нелепой истории со страшилками. Конечно, меня попросят показать его в следующий день, но я вполне обосновано скажу, что кина… тьфу ты, ежика не будет!

Однако пионеров надо было чуточку успокоить, поэтому я поднялся с кровати и захлопал в ладони, привлекая внимание.

— Так, спорщики, давайте проведем голосование! Кто за то, чтобы устроить «Возмездие» девчонкам сегодня? Кто за то…

На втором пункте большая часть присутствующих подняла руки, включая Шмеля и Солому. Проводить второй круг смысла не имело, ежик-матерщинник выиграл с отрывом.

— Та-а-ак! — послышалось со стороны входа. — Что это у нас за митинг и голосования?

Старшая пионервожатая зашла в палату.

— Белов, ты чем измазюкался? Гляньте, и Коротышко чумазый… — Тома запнулась, поняв, что в пасте вымазан весь отряд. — Что это такое происходит!

— Это не мы, Тамара Ипполитовна, — пропел Шмель.

— А кто, домовой? — раздраженно фыркнула старшая пионервожатая.

— Ежик-матерщинник, — шепнул Солома, подняв волну хохота в палате.

— Посмейтесь мне, всю пасту небось перевели, и чем теперь будете зубы чистить? Эх… — Тамара махнула рукой. — Давайте все умываться, потом в столовую за вкуснейшим чаем — и потом купаться!

Пионеры ответили дружным «ур-р-ра!» и, похватав полотенца, бросились отмываться от пасты.

В столовой давали чай, причём настолько сладкий, что про такой говорят, что кое-что может и слипнуться. Я последние годы не употреблял сахар, но этот чай выпил с удовольствием. А вот Шмель поднял стакан и нахмурившись, в него всматривался.

— Ты чего там увидеть хочешь? — поинтересовался я.

— Да пленка на нем, что ли, какая-то, — задумчиво протянул он.

— Это чайные сливки.

— Чего? Какие, нафиг, сливки, — Шмель поморщился.

— Так окисляются полифенольные соединения, так называемые катехины, — я уважал чай, поэтому достаточно много о нем знал, ну и решил поделиться, чтобы посмотреть реакцию паренька.

— Бе-е, гадость!

Я с ухмылкой наблюдал, как Шмель недолго думая отлил прозрачную пленку в горшок с фикусом. Остальное всё-таки выпил.

— Ты эти поли… что-то там — только что придумал?

— Забей. Пошли купаться.

Тома велела нам зайти в палаты и взять купальные принадлежности. А через двадцать минут мы, как и было анонсировано, собрались у корпуса на смотр.

— Так, детвора, все надели головные уборы? Кто не надел, ни