— Британцы в порту, грузятся на корабли. Смываются, покидая нас на произвол судьбы. Посмотрите, вон там бенедиктинский монастырь, в центре ратуша, а на набережной у нас казино.
При слове «монастырь» фон Люк насторожился, как охотничья собака, и сложил в уме два и два, забыв тут же про войну.
— А не в этом ли монастыре производят знаменитый на весь мир бенедиктинский ликер?
— Так точно, именно в нем, — произнес пожилой француз, невольно демонстрируя подзабытую с прошедшими годами военную выправку. Люк это заметил и усмехнулся, жестом подозвав офицеров, что слушали диалог, подойти к ним поближе.
— Монастырь, ратушу и казино не трогать. Сосредоточьтесь на гавани и радиостанции. Задача зениток разнести ее первыми выстрелами, затем перенести огонь на эсминцы. Постараться нанести им повреждения, а при удаче не выпустить из порта. За дело, господа!
Люк машинально посмотрел на наручные часы, по вбитой привычке отмечая время. До конца ультиматума оставалось ровно четверть часа, а там все решит оружие. Батарея зениток против двух эсминцев, каждый из которых намного сильнее всех орудий отряда. Чудовищное неравенство сил, где помочь может только капризная дама по имени Фортуна.
«Фельзеннест»
— Геринг, вы сделаете это?
— Да, мой фюрер. Я сейчас же отдам приказ, мои люди незамедлительно приступят к внедрению выработанных нами рекомендаций. Превозносить достижения русского народа, связать прошлое и новое — это вы, мой фюрер, гениально задумали!
— Первенство будет за вами, люфтваффе утрет нос и Геббельсу, и Гиммлеру. Вспомните заветы Бисмарка, что советовал умиротворять Россию. Понимаете, Геринг, Россию! А не одних только коммунистов. Мы сейчас союзники Сталину, но должны еще помогать и русскому народу. Вот и займитесь этим делом, фельдмаршал.
— Есть, мой фюрер!
Андрей в задумчивости пробежался по кабинету — с этой привычкой настоящего Гитлера он не смог ничего поделать. Да и сейчас, основательно «запудрив» Герингу мозги, он так и не видел конечной цели. Смягчить русофобию, и значительно, можно, но сразу же встал извечный русский вопрос — а дальше что делать?! Вот здесь он не видел никаких перспектив.
Да, Сталин прагматик, и его отличие в том, что он понял, что без созидания страну не возродишь. И он сделал это — перебил тех, кто готов был бросить остатки сил на мировую революцию, и за десять лет задымили трубы сотен заводов, страна заменила керосинки на электрические лампочки. Но какой ценой? Тотальным ограблением народа! И сравнить есть с чем — в той же Германии госсектор занимает значительное место, но эффективность не сравнить, как и уровень жизни. А почему? Дело в том, что как ни крути, но конкуренция — дело великое. Оттого в Германии в магазинах полки набиты, а в России, даже в столице, они пусты.
Военное производство СССР выпускает технику вполне сопоставимую по качеству, но в гораздо большем количестве. Парадокс? Нисколько, ибо здесь конкуренты есть, только выступает в их роли противник.
Да и с идеей мировой революции не так все просто. Почему Сталин передушил вожаков Коминтерна? Да и Испании он оружие продавал, заполучив взамен золотой запас страны. А Хрущев и Брежнев, наоборот, бесплатно гнали технику в неимоверных количествах в любую точку мира, где могли с трудом проговорить слово «коммунизм». И что в итоге — опять разоренная страна, карточки на многие товары, ничего не стоящие деньги. Конечный результат он видел собственными глазами, когда народ, стряхнув коммунистический дурман, ударился во все тяжкие. Нужно ли такое повторение истории?
Геринг ошарашил его своим мнением — коммунист ли Сталин? Сейчас Андрей не пришел к однозначному выводу — то, что он узнал за это время, во многом опрокидывало его давешние представления. Нет, Сталин коммунист — это точно. Но в то же время давший приоритет не только интернационализму, но и патриотизму. Особенно в годы войны, когда нужно было спасать Россию. Вот тогда он и вспомнил и про церковь, и про погоны, и Суворова с Кутузовым. Но не сейчас — хотя фильм «Александр Невский» и снят. Но он один такой — видно, вождя сомнения одолевают, стоит ли патриотическую карту разыгрывать. Мало ли что?
В одном Андрей был точно уверен — коммунисты держались у власти благодаря не только социальной демагогии, но и террору. Именно постоянное кровопускание, в результате которого гибли те, кто имел свое суждение, и привело в конечном итоге к созданию дремучей массы, название которой закрепилось в обиходе — «совки». Загнав церковь (Хрущев обещал к 80-му году построить социализм и показать последнего попа), растлив и развратив народ с малых лет (а как иначе получить Павликов Морозовых, готовых донести на собственных родителей?!), погрязнув во лжи и трескучих словах, но отказавшись при Брежневе от террора, коммунисты вырыли себе яму, в которую их и свалили. Какая уж тут всенародная поддержка?!
Нет, помогать им в этом деле нельзя, но и воевать тоже — взаимное истребление не может нести ничего доброго. Более того, за эти три недели он полностью убедился, что социализм оказывается абсолютно разным.
У немцев материнство и детство находятся под такой защитой, что сравнивать нечего. Безработицы нет как таковой, но если у Сталина переполнен ГУЛАГ, то здесь работяги имеют приличную зарплату и даже сейчас могут позволить такое, что наши могли приобрести лишь в шестидесятые, если не семидесятые годы.
Так что определение «казарменного или лагерного социализма» сейчас вызывало у Андрея не только отторжение, но и ненависть. Теперь он понял, почему европейцы до дрожи боялись СССР — кому ж понравится иметь рядом с собой соседа, который не только вооружен до зубов, но и пролить кровушку не погнушается. А уж все, что нажито трудом, так конфискует махом, не задумываясь ни на секунду, по гениальному ленинскому принципу «грабь награбленное». Все должны быть равны, а такое достигнуть можно, если народ одним махом превратится в нищих…
— Статс-секретарь генерал Мильх уже принял меры по увеличению выпуска боевых самолетов, — голос Геринга привел Андрея в чувство, оторвал его от размышлений. Фамилия второго человека в люфтваффе была ему знакома, как и то, что он был чуть ли не единственным евреем среди генералитета авиации. По крайней мере, так писалось в одной из книг. И он решил проверить этот факт.
— И как же вы его сделали немцем, фельдмаршал? — со смешком спросил Андрей, решив, если что не так, свести все к глупой шутке, дав немедленно задний ход.
— Мы из него сделали ублюдка, чья мать согрешила! — Геринг заржал, совершенно не стесняясь. Гордость прямо его распирала. — Тем более что быть родовитым ублюдком намного лучше, чем иметь родного отца-еврея!
