Ознакомительная версия.
— Двадцать процентов, — сказал из-за шторы теннисист, и Андрей поспешно перевел реплику, получая удовольствие от этой гротесковой сцены.
— В крайнем случае, — сказал Аркадий Юльевич, оттеснив остальных от источника благодеяний, — мы отыщем объект и без вашей помощи, фрекен Парвус.
— А вот этого мы не допустим, — возразил голос из-за шторы. — Вы не дома, вы в Швеции, а здесь не выносят русскую мафию и русских проституток.
— Не имеем чести относиться к этим категориям! — вмешался в беседу Фрей. — Я не проститутка!
Он грассировал, как настоящий Ленин, но этого никто, кроме Андрея, не замечал.
— Спокойно, — остановила спор фрекен Парвус — это имя было Андрею знакомо, но не настолько, чтобы связать с ним конкретные воспоминания. Что-то из области ленинской эмиграции. — Если мы сейчас перессоримся, то вообще упустим единственный и, возможно, последний шанс. У вас есть соперники?
— Серьезных соперников нет, — соврал Аркадий Юльевич, который, конечно же, знал о конкурентах. — Но осторожность никогда не мешает.
— Даже если конкурентов нет, — согласилась с ним фрекен Парвус, — они в любой момент могут возникнуть.
Фрекен, или госпожа, Парвус была неглупой, хитрой женщиной, умеющей вцепиться в ситуацию и, вернее всего, добивавшейся своих целей — свидетельство чему молодой теннисист, явно ей преданный.
— Как же вы такого откопали! — На этот раз госпожа Парвус обращалась к Аркадию Юльевичу, вычислив, что именно он в тройке визитеров принимает решения. Почему-то это не понравилось Фрею, хотя, разумеется, госпожа Парвус была права.
— Я прошу вас, товарищи, — начал Ленин на безобразном школьном английском языке, которым, видно, овладел в задней комнате на Красной Пресне, — уважать лидера партии.
— Ого! — воскликнула старуха. — Заговорил! Скажи наконец, где тебя сделали?
— Я вас покидаю. — Для удобства Ленин перешел вновь на русский язык. — Занимайтесь своими интригами без меня. Я пришел сюда, выполняя волю партии, и не намерен подвергаться оскорблениям со стороны самозванцев и идиотов. Попрошу вас, Андрей, переводите как можно точнее и не стесняясь задеть их чувства.
Андрей с удовольствием перевел как можно ближе к оригиналу. Настолько близко, что Аркадий Юльевич в растерянности заметил:
— Нет смысла называть идиоткой уважаемую даму. Так мы ничего не добьемся.
— Вы перевели, Андрей? — спросил Фрей. — Тогда мы пошли.
Он потянул Андрея за рукав, и тот счел за лучшее подчиниться. Интересно, как большевики и охотники за драгоценностями будут выпутываться из трагикомической ситуации?
— Остановите его! — закричала госпожа Парвус, когда Фрей с Андреем достигли двери. — Кто у вас, в конце концов, хозяин?
— Распоряжаюсь здесь я, — ответил Аркадий Юльевич, который совершил стратегическую ошибку, переоценив свою роль, и не имел сил теперь от нее отказаться.
Аркадий Юльевич поднял руку и, указав перстом на Фрея, крикнул ему вслед:
— А ну немедленно вернитесь и не ставьте под угрозу наше дело! Я кому говорю?
Ленин уже был в передней, он стащил с вешалки свое пальто и, одеваясь, говорил:
— Распустились! Лучше бы я обратился непосредственно в ЦК Российской компартии. Вы как думаете?
— Не знаю, — сказал Андрей. — Вернее всего, вас бы там осмеяли.
— Вот это меня и остановило.
В коридор вылетел Аркадий Юльевич.
— Сколько раз вам нужно говорить! — кричал он. — Вы что тут о себе возомнили?
— Андрюша, он тоже, кажется, думает, что мне пришили чужие пальчики, — сказал Фрей.
— Ну ладно, ладно! Пошутили, и хватит. — Даже в полутьме коридора было видно, как он краснеет.
Фрей двинулся к двери.
Но у двери, закрывая ее спиной, уже стоял теннисист с черными усиками. Уму непостижимо, как он успел туда пробраться!
— Ты никуда не уйдешь! — Аркадий Юльевич в бешенстве потерял осторожность.
И эта ситуация вдруг вселила в Ильича некий, словно проникший в него генетический дух предшественника — настоящего Ленина. Он успокоился.
Он остановился, обернулся к Аркадию Юльевичу, который схватил его за полу пальто.
— Уважаемый, — произнес он тоном дворянина из какого-то фильма. — Уберите свои поганые руки. Я думаю, что мы обойдемся без вас.
— Как ты смеешь!
— А вот без меня вы никогда и никак не обойдетесь.
— Я тебе голову прошибу! — Аркадий Юльевич тяжело и часто дышал. Он все тянул к себе пальто Ильича, и, конечно же, старик уступал ему во всем, кроме уверенности в себе.
И эта уверенность передалась Андрею. Он знал, что Аркадию Юльевичу уже не справиться с вождем.
Аркадий Юльевич пошатнулся, потому что госпожа Парвус всей тушей ударила его сзади.
— Говорят же вам, отпустите Владимира Ильича! — закричала она высоким голосом. — Неужели вы не понимаете, на кого подняли руку!
— На кого? — растерялся Аркадий Юльевич. — Как так на кого? А вы знаете, кто я такой?
— Как вы думаете, — обратилась дама к Ильичу (Андрей послушно и автоматически перевел ее слова), — мы обойдемся без этого клоуна?
— Но он слишком много знает, — голосом мафиози ответил Ильич.
— Теперь он нам уже не нужен, — сказала дама.
— Что вы хотите сказать? — Аркадий Юльевич вдруг потерял уверенность в себе. — Какое вы имеете право!
— Мне стыдно за вас, — сказал Фрей.
Он не мог ничего больше сказать, потому что, как понял Андрей, старуха сделала какой-то знак теннисисту с усиками, и тот застрелил Аркадия Юльевича.
То есть сначала Андрей не понял, что случилось с дипломатом, потому что звук выстрела был тусклым и негромким — его поглотили ковры и гобелены, которыми была завешана вся квартира. Аркадий Юльевич забормотал что-то невнятное и сполз вниз спиной по стене, срывая со стены ковер, а госпожа Парвус вдруг закричала:
— Это мой кармагаган! Осторожнее! Не испачкайте его кровью! Он же три тысячи долларов стоит.
Андрей, потрясенный происходящим, послушно перевел этот крик, а Фрей сказал:
— Так будет с каждым, который…
Кто из них и который, он не придумал.
Аркадий Юльевич улегся на пол и не подавал признаков жизни. Кто-то должен был подойти к нему и пощупать пульс. Андрею этого делать не хотелось, остальным — тоже. К тому же в кошмарах никто не щупает пульса у покойников.
…Все возвратились в гостиную.
Но на этот раз уже не садились.
— Продолжим наше заседание, — сказала госпожа Парвус. — Мы остановились на том, что я претендую на тридцать процентов от общей суммы.
— Только что было двадцать, — сказал Ильич.
Ознакомительная версия.
