Ознакомительная версия.
— Только что было двадцать, — сказал Ильич.
— У вас хорошая память, но обстоятельства изменились.
— Не в вашу пользу, — возразил Ильич.
— Почему же?
— На вас повис труп. Труп советского дипломата.
— Разберемся, — возразила дама, но Андрей уловил в ее голосе некоторую неуверенность. — Серж растворит его в кислоте.
Поэтому, когда он переводил слова дамы Фрею, он позволил себе продолжить фразу:
— Жмите энергичнее, Владимир Ильич, уже гнутся шведы.
Ильич кивнул. Он понял.
Дама вдруг завопила:
— Переводчик! Знать свое место! Ты думаешь, что я русский совсем забыла? Не надейся!
— Я цитировал Пушкина, — ответил Андрей. — Поэма «Полтава»: «Ура, мы давим, гнутся шведы!»
— Шведы — это я?
— Все равно вам отступать поздно, — сказал Ильич. — Будем искать свои пути в этом мире.
— Если хотите отделаться от своей мафии, сейчас — лучший момент, — сказала госпожа Парвус. — Но боюсь, что вам это не удастся.
Она решительно вклинилась между Андреем и Ильичом — от нее пахло потом, немытыми волосами и сладким кремом.
— Держите себя в руках, мальчики, — сказала она. — Мы в двух шагах от цели.
— А далеко ехать? — спросил Фрей.
— Возьми у них гарантии, — посоветовал теннисист.
— А им некуда деваться, — возразила мадам. — Они же в Швеции. Повторите, вы действительно уверены, что у вас нужные отпечатки пальцев?
— Увидите на месте, — ответил Ильич. — А далеко ехать?
— Ехать недалеко, — сказала госпожа Парвус.
Она первой пошла из комнаты.
Теннисист замыкал процессию.
Они вышли в прихожую.
Андрей ожидал увидеть тело Аркадия Юльевича. Но на том месте ничего не было — только пятна крови на паласе.
— Его унесли ваши люди? — спросил Фрей.
Мадам выругалась по-шведски. Ударила пухлым кулаком в ухо теннисиста. Тот почесал ухо. Ответил:
— Я же думал, что он мертв.
Андрей догадался о смысле этих слов.
— Значит, его унесли чужие люди. — Фрей тоже догадался.
— Или он сам уполз, — сказал Андрей. На ручке двери и ниже была кровь. Видно, дипломат был лишь ранен.
— И куда он пойдет? — спросил Фрей.
Андрей перевел.
— Нам надо спешить, — ответила мадам.
Она не знала, куда он пойдет.
— Спустимся по черной лестнице, — сказала мадам.
Она развернулась и поплыла по коридору в обратную сторону, пересекла захламленную и дурно пахнущую кухню и стала возиться с замком на белой двери.
Теннисист отстранил ее и быстро открыл дверь. Она заскрипела, поднялась пыль.
Там была черная лестница. Не такая чистая, как парадная, — она заворачивалась почти как винтовая. На улицу выходили узкие окошки. Неясно было, как попали сюда бумаги и консервные банки. Неужели из кухонь?
Они спускались очень долго. Шестой этаж был высоким. Наконец они оказались в гулком узком дворе, окруженном стенами домов.
Небольшая арка, заставленная баками для мусора, вела в переулок — туда выходили задние стены домов.
Теннисист пошел первым, дошел до угла, за которым была тихая чистая улица.
Он остановился и выглянул за угол. Потом сделал жест рукой, чтобы его ждали, а сам ушел. Мадам закурила. Она курила тонкие длинные сигареты.
Андрею не хотелось разговаривать с Фреем при ней — он подозревал, что мадам на самом деле отлично знает русский язык, но ей выгодно казаться безгласной.
— Вы знаете моего отца? — спросила мадам по-английски у Фрея. Словно проверяла — считать ли Фрея Лениным?
— Он мне многим помог, — ответил Фрей. — Хотя подозреваю, что оказался немецким шпионом.
— Ничего подобного! — возмутилась мадам. — Я с ним говорила об этом. Ничего подобного! Он категорически отрицал.
— Это ничего не значит, — сказал Фрей.
Показался радиатор автомобиля. Старая, но вместительная машина остановилась перед переходом, перекрыв выезд на улицу. Мадам пошла первой.
В машине сидел теннисист.
— Скорее, — прошептал он. — За нами могут следить.
— Может, сказать нашим? — спросил Андрей. — Они же нас ждут?
— Пускай подождут, — сказала мадам, втискиваясь в дверцу машины. — Тогда те, кто следит, останутся у моего дома.
Андрей был вынужден признать, что в словах мадам есть резон. Теннисист тронул с места.
Андрей не ориентировался в городе, поэтому ему трудно было бы восстановить маршрут. К тому же он не был уверен, кратчайшим ли путем едет брюнет. Может, он нарочно путает следы?
Ленин полулежал на заднем сиденье, откинув голову. Рядом с ним расплылась госпожа Парвус. Андрей сидел спереди рядом с теннисистом. Место переводчика — на переднем сиденье.
* * *
Город постепенно кончился, пошли новые районы, потом отдельные особняки.
Перед ажурными чугунными воротами одного из них машина остановилась и гуднула.
Ожидая, пока ворота откроют, теннисист внимательно глядел в боковое зеркальце — видно, проверял, нет ли погони.
За воротами возвышался трехэтажный гранитный особняк, выполненный в стиле скандинавского модерна. Портик над входом в него поддерживали атланты в шлемах с бородами викингов, опиравшиеся на длинные мечи.
Ворота распахнулись.
Из будки на них глянул охранник в зеленом мундире и каскетке с какой-то сложной эмблемой. Теннисист доложил ему по-шведски. Принимая эстафету от теннисиста, охранник принялся смотреть наружу вдоль улицы.
Дверь между викингами закрылась. Это была деревянная резная дверь, изображавшая заросли папируса. Наверное, тепло одетым викингам было жарко в нильских краях.
В дверях стоял бухгалтер из хорошей фирмы, худой, носатый, расчесанный на прямой пробор, в сером костюме и — завершающая деталь — в шелковых чехлах на рукавах: видно, много приходится елозить локтями по столу.
Он был молчалив и строг.
Говорила мадам, которая с помощью теннисиста вылезла из машины и начала подробно рассказывать нечто, давно знакомое главному бухгалтеру. Тот терпеливо выслушивал ее минуты три, потом сказал, что ему и без того все известно.
Это госпожу Парвус не остановило.
Зато Фрей с Андреем получили от бухгалтера знак покинуть автомобиль.
Они поднялись на несколько ступенек к двери. Викинги косились враждебно.
Фрей тоже почувствовал этот взгляд и неожиданно проявил чувство юмора.
— Жалеют деньги, — сказал он, подмигнув Андрею.
Судя по всему, он волновался, и, когда бухгалтер протянул ему руку, он вытер о брюки ладонь.
Бухгалтер провел всю честную компанию, кроме теннисиста, оставшегося в машине, через мраморный гулкий и неуютный холл с большой фреской на боковой стене, изображавшей все тех же викингов, но на этот раз в цвете и за боевыми буднями — они столпились на носу ладьи и вглядывались во вражеский берег, подобно богатырям на полотне Васнецова.
Ознакомительная версия.
