- Лунка, это письмо от канцлера Ланто, он пишет, что через семь дней нас ожидают на утреннем приеме во дворце Верховного. Советует на всякий случай захватить все документы по выплаченным налогам. Вот, послушай: «После столь удачно завершенной с вашей помощью операции по поимке шпионки Шарийского Хараджа, канцлер Грето испытывает некоторое раздражение при упоминании ваших земель и Вас самого.» - с выражением прочитал муж вслух и усмехнулся
- Что еще он пишет? Как же все это не вовремя! – слегка расстроилась я.
К сожалению, писал канцлер Ланто, в силах сангира Грето инициировать проверку. Потому Ольгерд собирался засесть за свои бумаги, а меня попросил подготовить приличную одежду для поездки.
- Ты же понимаешь, Лунка, для нас этот прием может оказаться очень важным.
От раздражения я чуть было не выматерилась на русском! Когда?! Ну, когда мне этим заниматься?!
Это письмо перевернуло все мои планы. Дай Сила здоровья санги Брон, которая взвалила на себя львиную долю моих обязанностей! Сама я, к сожалению, просто выпала из жизни замка.
Привыкнув в своей глуши одеваться пусть и достаточно красиво, но в основном – удобно, я очень слабо представляла себе, что носят сейчас при дворе, не будет ли мой туалет выглядеть провинциально и дешево? Кроме того, стоило заняться и одеждой Ольгерда – смотреться бедными родственниками было совершенно не допустимо.
До самого отъезда Ольгерд, как проклятый, проверял и перепроверял все записи и документацию. Не важно, будет ли проверка со стороны канцлера Грето, важно быть к ней готовым днем и ночью.
Канцлер не похож на человека, страдающего излишками милосердия. И, пусть и не по нашей вине, но с нашим участием, дважды сорвались его планы.
За десять дней до приезда учениц и их родственников, мы выехали в столицу.
Глава 36
Встреча с санги Фастой была тёплой и радостной, но первое, что я сделала – показала ей одежду, в которой мы должны были пойти на приём.
Санги Фаста долго молчала, рассматривая, иногда поднося рукав или подол поближе к глазам и одобрительно хмыкая. И, наконец, вынесла свой вердикт:
— Очень, очень неожиданно! Но совершенно прелестно!
Я с облегчением выдохнула. Собираться на утренний приём я начала часа за три до. Ольгерда я не трогала, ему было проще – побриться и облачиться в приготовленную одежду. Поэтому он ещё мирно спал, когда горничная санги Фасты пригласила меня в будуар хозяйки – санги собиралась непременно побывать на этом приёме и порадоваться за нас.
Впрочем, для неё такие торжественные приёмы были почти обыденностью, как жена канцлера, она посещала их два, а то и три раза в месяц. Так что весь процесс сборов был отлажен до автоматизма. Сейчас же всё её внимание было сосредоточено на мне – подозреваю, что та переживала за провинциалку.
Волосы, вымытые вчера, расчесали и протёрли шёлковой тканью – для блеска, как объяснила санги Фаста. По поводу причёски возник спор, но я отстояла свой вариант. Высоко на макушке собрали конский хвост, обернув кожаным шнурком несколько раз, так, чтобы он приподнимался над головой на пару сантиметров. Чтобы не видно было грубую кожу, сверху надели аккуратную густо-зелёную бархатку.
Длинный хвост заплели в широкую французскую косу, в которую вплели жемчужины. С самого первого момента в этом мире, как только увидела свои волосы, я поняла, какая красота мне досталась. И сейчас, перекинув косу через плечо, любовалась в зеркало на сочетание серебристо-белых волос и перламутрово-белого жемчуга. Это было красиво!
Платье, которое мне сшили, безусловно отличалось от ярких нарядов придворных дам. Я прекрасно понимала, что уловить все тонкости моды за то время, что есть, я не смогу. Потому пошла от противного. Придуманная мною модель на фоне цветных туалетов санги Фасты смотрелась очень контрастно и необычно. Я знала, что буду выделяться в любом случае, и именно на это и сделала ставку.
Белый матовый шёлк, узкий треугольный вырез, плотно прилегающий верх, рукава три четверти и юбка-полусолнце, спадающая мягкими складками.
Местные дамы носили одежду немного выше щиколотки. Моё платье спереди было короче привычного сантиметров на десять, а сзади опускалось до туфель. Этот силуэт сам по себе смотрелся довольно неожиданно, но ещё более спорной была отделка – никаких кружевных воланов, златотканой парчи и ярких сложных орнаментов.
По вырезу, краю рукава и краю подола шла вышитая зелёным шёлком ветка плюща. Ширина вышивки была сантиметра четыре, но никакой строгой симметрии в отделке не наблюдалось. Некоторые листики были хаотично украшены хрустальными бисеринками, которые в густой зелени точно имитировали капли росы. Наряд смотрелся свежо и неожиданно и прекрасно сидел на мне.
Из украшений, после долго обсуждения с санги Фастой остатков моих побрякушек, мы выбрали тонкую нитку жемчуга прямо под горло с небольшой хрустальной слезинкой, которая изящно ложилась в яремную ямку. И самые простые крошечные жемчужины-гвоздики в уши.
Я добавила на запястье каплю привезённого с собой масла с травянистым запахом, и образ был полностью завершён. Пора будить Ольгерда.
Мужа я примерками особо не мучила, новую одежду шили по размерам старой. Сейчас в зеркале отражался высокий, молодой и статный воин в чёрном. Чёрными были и мягкие короткие сапоги до середины голени, и простые узкие брюки, заправленные в них, и короткая приталенная бархатная куртка. Длиной она была, как стандартный пиджак, простёгана золотой нитью в ромб, с высоким расшитым воротником-стойкой.
Только между краями воротника виднелся маленький клочок тонкого белоснежного кружева нижней рубашки. Завершал наряд широкий, даже, пожалуй, массивный пояс-перевязь, на котором в богатых ножнах висел его меч.
Мотивом вышивки костюма мужа я тоже выбрала плющ. Он вился и по высокому воротнику, и по роскошной перевязи. Только вот цвет этого плюща не был зелёным цветом природника, как у меня. Рисунок был вышит золотом, а вместо капель росы – ярко-алые искры рубинов, символ огневиков.
Ольгерд придирчиво осмотрел себя в зеркале слева-справа, хмыкнул, горделиво расправил плечи и, согнув правую руку, подставил мне локоть.
Я давно-давно уже полностью ощущала себя Алуной, достаточно молодой девушкой с чуть большим жизненным багажом, чем принято. Но сейчас, на какой-то миг, я взглянула в зеркало глазами той, прежней себя, что погибла на Земле.
С высоты своего опыта я могла оценить всю красоту людей, отражённых в зеркале – даже внешне мы были контрастной, но одновременно удивительно гармоничной парой. Почему-то у меня сжало горло и лёгкие слёзы чуть застили взгляд.
Эта новая жизнь подарила мне всё, чего я была лишена в прошлой. И главным в ней были не моя молодость и красота, а вот этот мужчина рядом. Тот, на которого я всегда могла положиться, тот, который никогда не бросит в беде, тот, которого я любила.
По протоколу, в зал для утренних официальных приёмов мы входили последними. Нельзя сказать, что я чувствовала себя уютно, как дома, для меня это всё же было первое серьёзное мероприятие такого уровня, но, ощущая под рукой надёжную опору и зная, что Ольгерд хоть и не был паркетным шаркуном, но прошёл не один такой приём в своём мире, особого страха я не испытывала, успевала даже рассматривать комнату и людей.
Многоцветие костюмов вызывало у меня лёгкую улыбку, как и тихий гул, который сопровождал наше движение по глянцево-блестевшему паркету. Я понимала, как необычно, но привлекательно мы смотримся – в одеждах придворных почти напрочь отсутствовали как чёрные, так и белые цвета.
Даже кружева, щедро обрамлявшие туалеты светских прелестниц, были из цветных ниток. Костюмы мужчин также отличались большим выбором цветов. Синие, серые, густо-зелёные, небесно-голубые, мрачно-фиолетовые и сочно-бордовые ткани были покрыты сложными вышивками контрастных цветов.
Поклон Верховному мы репетировали с Ольгердом дома, поэтому всё прошло без сбоев. Кресло-трон стояло на небольшом возвышении – всего три ступеньки. По бокам, слева и справа, по два человека, стояли канцлеры.
