ответил Слободский, — второй сумел смыться. Шустрый зараза. Сейчас его по лесам наши ищут.
— Нет времени, товарищ капитан, погони устраивать, — заявил я. — Нужно срочно срываться и менять дислокацию. Лишь только он доберется до немцев, уверен, они перенесут операцию по зачистке с сегодняшнего вечера на время пораньше.
— Согласен, — кивнул командир, поглядывая на наручные часы. — Сейчас десять утра. Пока до города доберется, пока начнут. Часов пять у нас есть.
— Нет у нас пяти часов, товарищ капитан, — возразил я. — Он не пойдет в город. Долго это и опасно. У него схрон есть и радиостанция, скорее всего. Уходить надо прямо сейчас.
— А что же они тогда нас раньше не накрыли? — капнул яда Хайдаров. — Если знали, где мы находимся.
— В Пскове работает наша разведка, — многозначительно кивнул я, вспомнив Шалтая. — Возможно, фрицы думали, что вы держите с ними связь, когда отправили в город Наташу. Они не хотел раньше времени спугнуть. Их задача была, взять Сотникову живой и выйти на разведку или подполье.
— Так и было, — кивнула Наташа. — Они меня пытали и все расспрашивали о каких-то диверсантах в Пскове. Только я ничего не сказала. Ведь я и правда ничего об этом не знаю.
Молодец Натаха, складно лукавит. Конечно, она знала про Шалтая, только не выдала его. Что у них там за делишки? Настолько секретные, что даже командир отряда и особист не в курсе. Ладно… Когда-нибудь сама расскажет. Наверное.
— Теперь ясно, — кивнул командир. — получается, что мы под колпаком были все это время.
Хайдаров припух. Сидел, опустив глаза. Ведь я только что сделал его работу. Дал весь расклад по последним загадочным событиям.
— Федорчук! — гаркнул командир. — Объявляй общий сбор!
Через две минуты весь партизанский отряд собрался на «площади» перед землянкой командира.
— Слушай, мою команду! — громогласно проговорил Слободский. — По имеющимся данным наше местоположение раскрыто и известно немцам!
Разношерстный люд с винтовками и автоматами, в телогрейках и гимнастерках, зароптал.
— Разговорчики! — гаркнул Слободский. — На сборы десять минут! Приказываю срочно сменить дислокацию.
— Товарищ капитан, виноват, — вперед вышел «вечный часовой» Степан. — Да як же мы за десять минут управимся? Тут скарба на несколько телег наберется.
— Отставить! — прервал его командир. — Берем только самое необходимое. Оружие, патроны, медикаменты и продукты. Остальное все бросить, — капитан обвел отеческим взглядом партизан и уже смягчившимся голосом добавил. — Я все понимаю, товарищи. Но времени, правда, нет. Если что, потом отправим расчёт за оставшимися вещичками. Если повезет. Все… Выполнять приказ.
Началась суматоха. Двух имевшихся лошаденок загрузили под завязку. На одной из телег разместили раненных. На второй ящики с боеприпасами. Продукты раскидали по вещмешкам и распределили между партизанами. Спешно выдвинулись, растянувшись цепочкой. Отошли буквально метров двести, как над головой раздался характерный гул.
— Воздух! Скорее!
Ба-бах! Бах! В той стороне, где остался лагерь, гремела канонада взрывов.
Лошади заржали и встали на дыбы. Одна бомба упала слишком далеко от лагеря и слишком близко к обозу, накрыв крайних партизан волной земли и осколков.
Стоны раненых, взрывы, команды командиров и крики бойцов все смешалось.
— Уходить надо в чащу! — заорал я. — Бросайте телеги! Они не пройдут.
Командир грозно на меня зыркнул, ведь я взял командование на себя, но поразмыслив секунду, согласился со мной и гаркнул:
— Берем оружие и в лес! — Оставьте лошадей. Раненых на себе понесем.
Я снова подхватил на руки Наташу, а к командиру подбежал Степан:
— Товарищ капитан, неможно лошаденок бросать! Рыжуху я еще жеребенком выхаживал. И ящики на телегах. Не унесем на руках.
— Ты приказ слышал? — вмешался Хайдаров. — Или под трибунал захотел?
— Товарищ капитан, — Степан не обращал внимание на особиста. — Дозвольте я с лошадьми останусь.
— Сгинешь, дурак! — буркнул командир.
— Не сгину. Я под елочками с телегами укроюсь, вон они какие густые, столетние. Авось пронесет, не заметит нас немец. Ведь это только авиация. Нету пехоты. Не успела бы она так быстро до нас дойти.
— Ладно… Действуй, — командир обнял красноармейца. — Удачи тебе, Степан.
Отряд укрылся в чаще и стал недоступен для авиации. Самолеты разбомбили лагерь, покружили еще над лесом и скрылись.
Все-таки я оказался прав. Диверсант сообщил по рации, и время зачистки перенесли на утро. Вот только батальон СС не успел до нас добраться. Это нас и спасло.
— Спасибо вам, товарищ капитан, — Слободский пожал мне руку, а хорек промолчал, недовольно отвернув морду. — Если бы не вы… Сравняли бы всех с землей бомбардировщики.
— Служу Советскому Союзу, — улыбнулся я и пожал в ответ крепкую руку, а затем многозначительно покосился на особиста. — Надеюсь, теперь вы мне доверяете?
— Как самому себе, — кивнул Слободский.
— С вашего позволения, я вас покину, у меня свое задание, так сказать, еще не выполнено. Куда вы сейчас?
— Командир развернул на траве карту и ткнул карандашом. — Вот здесь болота. Фриц туда не сунется. Но мои люди знают «фарватер». Там дальше ложбина есть. Это наша резервная точка для разбития запасного лагеря. Я ее еще месяц назад присмотрел.
— Месяц назад? — нахмурился я.
— Да ты, не беспокойся, капитан. Пока о ней знаем только ты и я. Никому не рассказывал.
— Добро, — пожал я еще раз на прощание руку командира. — Просьба у меня есть. Личная. Пригляди за Наташей, товарищ Слободский. Выходи ее… И как очнется, попрощайся за меня. Не буду ее беспокоить. А мне пора.
— Не боись, капитан, — хитро улыбнулся Слободский. — На ноги поставим, будет как новенькая. Еще вернешься и лично поцелуешь. Нам тоже без нее никак. Единственный снайпер в отряде.
* * *
— Лежи уже, набегался! — прикрикнул на меня Кузьма, и я послушно снова натянул на себя одеяло. — Сам же сказал, что выходные у тебя, значит сегодня никто не хватится. У меня переночуешь, как раз и одежа твоя высохнет. А завтра я тебя после обхода до города на лоханке подвезу.
— Твоя правда, Михалыч, — сказал я, выдохнул и коснулся тугой повязки на плече. А здорово он меня подлатал. Думал, по дороге кончусь, пока до сторожки его дополз. Хорошо, что в воспаленном мозгу хватило разума к нему пойти, а не соваться сразу в город. Там бы меня и взяли под белы рученьки — грязного и в кровище.
Я посмотрел, как Кузьма старательно отстирывает в тазу кровь с моей гимнастерки. Рубаха уже сушилась на веревке, протянутой поперек комнаты. От «обезболивающей» порции самогона в голове шумело. В ушах все еще стоял грохот разрывающихся снарядов.
Но сейчас снаружи было тихо. Чирикали птички, в траве звенели всякие насекомые. На примусе булькала, распространяя ароматный запах особенно лечебная похлебка, какой-то секретный семейный рецепт
