использовать для закрытия раны, но можно и так.
— А-а, — протянул я, словно стало понятней.
Шасти подошла к Бурке и вдруг отшатнулась. Лежащий у тропинки волк смотрел на неё прямо-таки с человеческим подозрением. А зубки под задранной верхней губой были белые-белые, аж светились во тьме.
— Не сердись, я не обижу тебя, бала-Тенгри, — пролепетала Шасти. — ну, пожалуйста, не сердись! Ведь я поила тебя водой, помнишь?
Бурка фыркнул, но оскал не убрал.
— Печать закроет рану, и ты сможешь идти, — уговаривала его Шасти. — Нам нужно торопиться, бала-Тенгри. Верховный колдун Шудур видел меч, что носит твой друг, Кай. Он снова пошлёт воинов, чтобы забрать меч. Много воинов. Я клянусь небом, что не причиню тебе вреда! Только закрою рану.
Волк зарычал.
— И Эрликом клянусь! — поспешно добавила Шасти.
Бурка шумно вздохнул и спрятал зубы.
Ничего себе, Бурка — в богах разбирается! Или так просто совпало?
Бала-Тенгри? Дитя неба? Кажется, я уже слышал от кого-то из воинов, что так называют диких волков. Неба — это потому, что летают?
Шасти сжала шар хоргана в кулаке и опять прошептала, что-то похожее на «Камай».
В воздухе вспыхнуло, Бурка взвизгнул, но, кажется, больше от страха. Потом неуверенно пошевелил лапой.
— Вставай, бала-Тенгри, — сказала девушка. — Печать хоргана держит даже свежую рану, а у тебя она уже поджила.
Зверь неуверенно поднялся, постоял и вдруг расправил крылья. Я даже и забыл, что они у него есть.
Крылья Бурки всё время болезни были сложены и плотно прижаты к спине.
Верно, удар ножом повредил и мышцы, ведущие к крылу, и зверю больно было расправлять своё пушистое богатство.
Волк захлопал крыльями, встряхнулся. Я подумал вдруг, что если сейчас улетит — то и пусть. Привязался к нему, конечно, но зверь-то дикий, ему свобода нужна. И я не для этого его спас, чтобы он служил мне потом, как собака.
Однако Бурка помахал крыльями и снова сложил их за спиной. Сделал пару шагов, оглянулся на меня: пошли мол? И потрусил вперёд по тропе, оглядываясь и поторапливая нас с Шасти.
Мы отстали, возясь с ним, надо было нагонять собратьев-барсов.
Темнота уже затопила лес, и они должны были остановиться на ночлег. Волков без особой нужды по ночам не гоняли.
Прирученным зверям было не просто трудно без ночного зрения, но ещё и нервно. Ведь когда-то, маленькими волчатами, они прекрасно видели ночью. Вон Бурка даже доволен был, что стемнело. Раньше-то он плёлся за мной, а теперь превратился в вожака.
— А меня научишь печати накладывать? — спросил я Шасти.
У неё оставалось ещё два таких же шара, да и колдунов можно будет потом пощипать. С большими мешками.
— Тут и учить нечего, — отозвалась девушка с улыбкой. Она тоже обрадовалась, что зверю полегчало. — Энергия печати заключена в хорган. Вот печать создать — не так просто для новичка. А приложить — особого умения не надо. Ты просто смотришь на рану, видишь её «запечатанной» и произносишь: «Кай — ама».
— А что это значит?
— Это означает: «мать гор даёт оберег».
— Кай — это оберег? — удивился я.
— А ты разве не знаешь? — удивилась Шасти. — Кай — это невидимый дар, который получает тот, кто клянётся именем Тенгри и исполняет клятву.
— Тот, кто исполняет клятвы?
— Да, и Тенгри хранит его за это.
Я задумался. Кай погиб. Неужели он не исполнил какую-то клятву? Или всё это — местные суеверия?
А как же Эрлик, которым клялась Шасти?
То немногое, что я слышал про терия Вердена и его воинов, это как раз про веру. Истэчи говорил мне, что вайгальцы, так называли завоевателей, поклоняются именно богу подземного мира, Эрлику.
— Мне говорили, — начал я осторожно. — Что ваши колдуны молятся вовсе не Тенгри.
Шасти фыркнула.
— Колдуны — никому не молятся. Они богов в грош не ставят. Отец говорил, что боги ослепли, и пришло время меча и молний. Поклонение Эрлику — та религия, что мы просто несём на покорённые земли.
— Значит, колдуны — атеисты? — Вот это новость!
— Кто? — удивилась Шасти.
— Те, кто верят, что бога нет?
— Я думаю… — она споткнулась в темноте, и я поймал её за локоть. — Думаю, они просто потеряли всякий страх перед богами. Отец не говорил, что Эрлика нет. Он говорил, что Эрлик — очень ленивый бог и просит слишком много крови. А Тенгри — слабый бог, и ему вовсе дела нет до людей. Но Эрлику хотя бы можно принести богатые жертвы, и он обрушит драконов врага. Так и вышло.
— Значит, колдуны думают, что они — хитрее богов?
— Но ведь это мы приносим богам жертвы, чтобы что-то у них выпросить, а не они нам?
Я рассмеялся так громко, что Бурка остановился и посмотрел на меня укоризненно. Ну, или мне так показалось — взошла луна, и глаза волка опасно поблёскивали в темноте.
Мой смех оборвался так же резко, как начался, но Бурка повёл ушами и зарычал.
Похоже, и первую красную карточку он показал не мне!
— Что там? — спросил я. — Засада?
Бурка коротко рыкнул, но встряхнулся и снова пошёл вперёд. Не спеша и вразвалочку.
— Впереди какая-то угроза, — перевёл я. — Но не смертельная. Или не настолько опасная, чтобы от неё бежать.
Я поправил мешок, чтобы он не мешал двигаться, удобнее перехватил меч.
— Держись сзади! — велел я Шасти.
— Я тоже могу биться! — не согласилась она.
Я вспомнил про её молнии и кивнул:
— Ну, бейся. Только держись сзади.
И вдруг услышал отдалённые голоса: взволнованные и словно бы обсуждающие что-то.
— Бурка! — окликнул я. — Чего там?
Зверь, убежавший уже довольно далеко вперёд, услышал. Он вернулся прыжками и уставился на меня.
— Враги?
Луна светила ярко, но я всё равно не мог различить, что там, впереди.
Каменистая тропа сначала увела нас высоко в горы, теперь мы спускались по редколесью. Ночёвку планировали в кедровнике. Вот он-то и темнел сейчас передо мной, скрывая шумящих людей.
Уже понятно было, что это — наши, отряд, от которого мы отстали.
Голоса становились всё слышнее, и скоро я вычленил знакомые: Ичина, Ойгона,
