Сяо Тай: — правда таким «честным людям» как ты оно без надобности, но вот торговцам очень даже пригодится.
— Угу. — кивает Чжан Хэй: — твоя Гу Тин неплоха. Умеет мечом махать, даже лучше, чем ты. Вот только этого недостаточно.
— Что? — Сяо Тай бросает взгляд на поляну. Гу Тин старается, она везде, и сверху и снизу и со всех сторон, ее меч мелькает в воздухе языком атакующей змеи, но… Толстяк Мо стоит на месте как вкопанный и легко отражает все ее удары — лезвием топора! Каждый понимает, что для того, чтобы отражать атаки меча — топором, нужно как минимум быть сильнее и быстрее атакующего. А еще — читать его как открытую книгу.
— Он с ней играется. — говорит Сяо Тай: — показывает какая между ними разница. Словно кот с мышкой.
— Недостойно бойца, — ворчит Чжан Хэй: — если ты сильнее, нельзя вот так… разрубил бы ее и все дела…
— Гу Тин… — сжимается рядом Минмин и прижимает к груди свой бронзовый котелок: — пожалуйста… госпожа!
— Что тут госпожа сделает… — ворчит Сяо Тай, мысленно примериваясь к бойцам. Нет, больно далеко она сидит, не успеет. Конечно, при том, что Гу Тин владела сценическим фехтованием, умением красиво махать мечом на публику, перед настоящим бойцом она была словно бумажный тигр — красиво выглядела, но по сути являлась лишь жертвой. Только вопрос времени…
— Дзинь! — в очередной раз лезвие меча сталкивается с плоскостью топора, но на этот раз Толстяк Мо поворачивает рукоять к себе и… меч цзянь серебристой рыбкой выскальзывает из руки Гу Тин и описав красивую дугу — втыкается в траву на краю поляны.
— Мамочки! Пресвятая Гуаньинь! — восклицает Минмин. Сяо Тай оценивает ситуацию. На поляне стоят напротив друг друга — здоровенный мужчина с двумя топорами и хрупкая, безоружная девушка.
— Исход поединка решен. — говорит Чжан Хэй: — жаль твою подругу.
— Я согласна. Исход действительно решен. Но если кого тут и жаль, то это Толстяка Мо. — отвечает Сяо Тай: — хотя его-то мне ни капельки не жалко. Сам напросился.
Искусству фехтования на коротких мечах цзянь ее обучала мать. Она так никогда и не узнала кто ее отец, выросла в большой семье бродячих артистов небольшого театра, который путешествовал вдоль побережья. Так что то, что обычно выпадает на долю отца — взяла на себя ее матушка, или как ее называли в труппе — Кривая Гу Лань. Кривой ее звали потому, что страшный шрам пересекал ее лицо, шрам из-за которого ее правый глаз вытек и она носила матерчатую повязку, закрывающую пустую глазницу.
Из-за этого шрама Гу Лань так и не вышла замуж, хотя обладала прекрасным голосом и удивительным сценическим талантов и в классической опере, где нужно было выступать с маской на лице — собирала многочисленные ахи и охи, а также кучу поклонников. Которые, впрочем, разбегались, едва она снимала маску. Впрочем, были и особо назойливые, от которых простыми извинениями не отмашешься, для которых нужны аргументы посильнее. Искусство пресечения боя — вот то, чему ее в свое время обучала мать. Не победы в бою, нет. Победа в бою нужна знатным и благородным господам, воинам, генералам, заклинателям, стратегам. А людям второго, а то и третьего сорта, вроде бродячих актеров не нужна победа. Им нужно избежать боя, а если тот уже начался — прекратить его без особых последствий. В чем разница? Это как разница между мечом и кнутом. Меч предназначен для того, чтобы убивать, кнут — чтобы управлять. Обычная сельская девчушка намного слабее чем здоровенный бык, которого она пасет, но кнут в ее руках — направляет могучее животное туда, куда ей нужно. Она не сражается с быком, она — управляет им. И у бродячих актеров было свое, особое искусство, которое и заключалось не в том, чтобы победить, а в том, чтобы управлять течением боя, пресекать саму возможность его возникновения, а если это не удалось и началась открытая схватка — как можно скорее прекращать его. Сюда входили тычки и подсечки, которые можно было оправдать неловкостью — «ой, уважаемый господин! Я такая неловкая! Простите меня!». Маневрирование с целью избежать захвата, применение всего арсенала средств, который обычно носит с собой любая женщина — от длинной и острой заколки в волосах, лезвия небольшого ножа, пояса, тяжелой подвески и наконец — самой женщины, ее силы. Ее мать научила ее всегда носить в волосах или в рукаве такую вот «заколку», которая на самом деле — острый кинжал из хорошей, закаленной стали.
К сожалению, весь этот арсенал приемов был бесполезен в открытой схватке против ватаги разбойников, таких ситуаций попросту нужно избегать… но у этой Гу Тин не получилось.
Потому она выдохнула, представляя как Ци струится по ее жилам и наполняет меридианы, стандартная практика медитации. Она не чувствовала свои меридианы, не умела управлять Ци как заклинатели, но такая техника успокаивала ее и чем черт не шутит — может однажды она все же научится? Она бы хотела владеть своей Ци как Госпожа Седьмая, которая могла разрушать крепости и резать металл как мягкое масло. Однако помимо уроков сценического фехтования и умения пресекать бой, ее мать научила ее одной не менее важной вещи. Знать свое место. Она знала, что в сравнении с Госпожой Седьмой, приемной дочерью из знатной и богатой семьи, талантливой заклинательницей и Седьмой Сестрой в лагере Братства — она всего лишь бледная тень, свечка рядом с пылающим великолепием солнца. Те из бродячих артистов что задирают нос и начинают верить в свою собственную игру — очень быстро попадают в неприятности.
— Внимание. — она обращает свой взгляд на говорящего. Это Пятый Брат, он из так называемого Зимнего Лагеря, места, куда основная разбойничья масса переместится на зиму, чуть выше по склону и южнее. С той стороны склона зимой не так дуют ветра и больше солнца. Впрочем, она и не думала дожить до того момента, когда разбойники соберутся на зимовку. Она бы замерзла в бамбуковой клетке задолго до этого, уже сейчас ночи становятся холодными, а дни — короткими. В горах холод ощущается особенно сильно, пронизывает все существо… а когда ты спишь в открытой бамбуковой клетке укрытая лишь грязными тряпками и страдаешь от голода…
Она поднимает глаза и видит Толстяка Мо, стоящего напротив. Она
