Весь следующий день с самого утра все начальство, включая, естественно, меня, носилось по разным складам, подбирая вооружение и амуницию. Каждый имел в распоряжении полуторку и двух курсантов в качестве разгрузочно-погрузочной силы. Те из курсантов, кто не был непосредственно занят в этих работах, занимались подготовкой оружия, боеприпасов и амуниции. Только снайперы брали с собой уже пристрелянные винтовки. Все остальное стрелковое оружие получали со склада, и его нужно было расконсервировать, т. е. удалить лишнюю смазку и т. п. Для снайперских винтовок и для биноклей готовили бленды. Подбирали маскхалаты. Отдельно работали повар и врач. Им тоже было что запасать. Аистов возился с какими-то своими инструментами и время от времени вздыхал — наверное жалел, что не может взять с собой целый завод. Неприятным сюрпризом оказалось то, что нам не дали мин замедленного действия! Понятное дело: при наступательной доктрине подобные мины не нужны. Вот их и не выпускали. Тем более, что производство мин еще не заработало на полную мощность. Правда, нам дали много взрывчатки, взрывателей, бикфордова и детонирующего шнуров. И еще обнадежили, что в местах боев осталось много снарядов. Найдете, мол, и используете. С гранатами тоже вышел если не облом, то явная недополучка. Всего по две лимонки и по паре обычных гранат образца 1933 года на каждого.
Ситуация еще несколько осложнилась тем, что в последний момент с подачи Васина при нашей с комиссаром полной поддержке руководство одобрило решение преодолеть линию фронта пешком. Дело в том, что за последнюю неделю немецкие летчики как-то нехорошо оживились и часто летали не только в дневное, но и в ночное время. Нет, города они и раньше бомбили почти круглосуточно, но вот за передовую взялись совсем недавно — может быть из-за того, что стали срываться их планы блицкрига. Поэтому руководство ОМСБОН решило не рисковать и скорректировало планы. Наше наступление под Ельней сейчас выдыхается, и армия вот-вот начнет отступать. К моменту отступления наш отряд должен пробраться в лесной массив, южнее деревни Кукуево, и там затихариться на пару — тройку дней. Как только немцы двинутся вперед, мы пойдем сначала на север. Там поработаем с железнодорожной веткой Смоленск-Ельня, которую немцы сумели слишком быстро восстановить, что для нашей армии оказалось неприятным сюрпризом. Нужно хотя бы на два дня вывести эту ветку из строя. Это, так сказать, довесок к основному плану. Можно также рассматривать его в качестве разминки, так как расстояние, которое придется преодолеть до зоны первой диверсии составляет всего около двадцати километров. А вот потом предстоит уже серьезный марш-бросок более чем на сто километров на запад под Оршу. Там мы и развернем основную работу.
Подобное решение по преодолению линии фронта имело оборотную сторону. Кое-что, в частности минометы, пришлось оставить, На себе много не утащишь. Правда нам дали координаты двух складов в районе Орши, один из которых был совсем свежим, т. е. заложенным уже после начала войны, а второй был заложен вскоре после освобождения наших западных территорий. Зачем при этом его заложили в восточной части Белоруссии, для меня осталось загадкой, разгадать которую я особо не стремилась, хотя было интересно. В любом варианте мы будем использовать обе закладки, если только они сохранились, и немцы про них не узнали.
Сразу нужно признать, что с переходом линии фронта нам здорово повезло. То все время стояла сухая осенняя погода, а тут, как по заказу, небо затянуло тучами, и пошел дождь. Причем не классический тонюсенький моросильник, а вполне добротный осенний проливной дождь. Интересно — это синоптики так заранее предсказали, что сегодня будет дождь, или просто случайное совпадение? При таком дожде самолеты не летают. А нелетная погода — лучшее время для переброски войск, так как у нас до сих пор серьезные проблемы с прикрытием от воздушных налетов. Короче, вся наша группа спокойно погрузилась в грузовики и в составе одной из дивизий народного ополчения двинулась в сторону фронта. Ехали не спеша, но зато всего с одной остановкой на отдых и обед. Тут надо заметить, что среди ополченцев подавляющее большинство были в военном деле новичками, хотя и в возрасте. Поэтому во время остановки костры под дождем разжигали именно наши бойцы. Конечно, в какой-то степени это нас демаскировало, но зато и наши наглядно продемонстрировали, что кое-чему сумели научиться, и ополченцы приободрились, так как увидели, что на фронт едут и вполне подготовленные бойцы. О том, что мы не собираемся задерживаться на передовой, им, естественно, никто говорить не стал. Пусть и дальше думают, что там, в соседнем селе, (где-то там за поворотом) воюют более опытные бойцы, которые всегда придут на помощь. Увы, мы им планируем помогать совсем в другом месте, но вот об этом точно никому не скажем.
Перед самым началом движения взял слово комиссар. После стандартного, на мой взгляд, вступления о целях и задачах, которые ставит перед нами страна и ее великий вождь, товарищ Сталин, он заявил, что родина ждет от нас нанесения максимального вреда противнику. Этот вред в первую очередь будет выражаться в уничтожении человеческих ресурсов противника, а во вторую очередь в уничтожении его материальных ресурсов. Каждый убитый немец — это время и деньги, затраченные на его подготовку, а каждая сломанная винтовка (поврежденный автомобиль, взорванная цистерна, разрушенные дороги) — это большой материальный ущерб, который опять-таки выражается в деньгах. А для капиталистов, как сказал комиссар, деньги — это все. И еще он сказал, что после такой интенсивной подготовки, которую курсанты прошли в ОМСБОН, любой из нас стоит примерно двадцать солдат противника. Поэтому за каждым из нас теперь должок: не менее двадцати убитых немцев. Ну что. К таким словам ни прибавить, ни убавить. Выслушав напутственную речь, все традиционно дружно попрыгали на предмет звяков и бряков и, ввиду отсутствия таковых, двинулись вперед. Командир двигался в голове отряда, я в середине, а замыкал отряд комиссар.
Примерно через пару часов я решила, что нелетная погода — это, конечно, хорошо, но не до такой же степени. Ну прошли мы линию фронта, прошли. Так пора бы дождику и перестать. А то вместо раненых у нас появятся простуженные, что тоже плохо. Еще через два часа я решила, что командир нарочно сделал так, чтобы дождь продолжал лить, как из ведра. Мало того, что все вдрызг промокли, несмотря на плащи и накидки, так еще и ноги все время скользят то на мокрых ветках (при этом я со злобой вспоминала инструкцию движения по лесу: "в лесу не наступайте на сухие сучки, которые могут громко треснуть под вашей ногой — три раза ХА, где они тут, эти сухие сучки"?), то на глинистой почве. Наконец впереди показалась какая-то деревушка. Непривычно тихая — даже собаки не лают. Почувствовался небольшой запах дыма. Понятно, подтапливают, чтобы внутри было сухо. Но света в окнах не видно. Отряд остановился, и мы с комиссаром подошли к командиру.
